Алмазная колесница. Том 2 - Борис Акунин

От Дона Цурумаки титулярный советник вернулся, так и не разрешив своих сомнений.

– Поскольку никаких доказательств вины этого человека у нас нет, я построил операцию исключительно на одной п-психологии. – Бледно-зелёный Эраст Петрович говорил неторопливо – то ли от нехорошего самочувствия, то ли желая ещё раз проанализировать беседу с подозреваемым. – Если вкратце, я хотел напугать Цурумаки и заодно подсказать ему, как он может избавиться от опасности.

– Напугать Дона Цурумаки? – недоверчиво переспросил письмоводитель и покачал головой, будто Фандорин сказал несуразицу.

– Точнее, дать ему понять, что он в опасности. Для этого, изобразив п-потрясение от известных печальных событий (честно говоря, мне и притворяться для этого не пришлось), я пустился с ним в дружескую откровенность. – Вице-консул горько усмехнулся. – Мы же с ним д-друзья… Сказал, что всё это время вёл самостоятельное расследование убийства Окубо. Главным подозреваемым считал Булкокса, как представителя державы, более всего заинтересованной в устранении министра. Не забыл упомянуть и о своих помощниках, и о ценном свидетеле, хорошо известном Дону князе Онокодзи. Как видите, всё это довольно близко к истине. Но далее я позволил себе некоторую импровизацию. Рассказывая о последних мгновениях умирающего свидетеля, я несколько изменил его финальную реплику. Мол, испуская дух, Онокодзи прошептал: «Это не Булкокс, я обманул вас. Это мой…» – и не договорил, скончался. Затем я довольно п-пространно рассуждал вслух, кого мог иметь в виду бедняга князь. Спросил мнения Дона – тот ведь хорошо знал покойного и весь круг его знакомств. «Мой» кто? Брат? Кузен? Дядя? Цурумаки озабоченно сказал: «Брата у князька не было. А вот двоюродных и троюродных полно, и многие на очень видных постах. Кого же из них он имел в виду?» Перечислил одного, другого, третьего. Тут я делаю следующий выпад. Рассуждаю вслух: а что, если он имел в виду не родственника? «Мой бывший вассал»? «Мой друг»? Мне показалось, что здесь Дон насторожился, но я мог и ошибиться… Сделал вид, что оставляю эту тему. Говорю: «Но пришёл я к вам не только за этим». Рассказываю о вызове на дуэль, о том, что мне нужен секундант. «У меня серьёзная просьба, с которой я могу обратиться только к д-другу».

Эраст Петрович вспомнил, как при этих словах Цурумаки улыбнулся – вроде бы полноценно, но в памяти сразу же всплыла фраза, некогда сказанная миллионером про Булкокса: «Разве вы не знаете, мой дорогой Фандорин-сан, что одно из самых больших удовольствий – чувство тайного превосходства над тем, кто считает себя выше, чем ты».

– Пришло время проявить эмоциональность – от такого сдержанного субъекта, как ваш покорный с-слуга, её как-то не ждут. Тем сильнее впечатление. «Мне не к кому больше обратиться, – скорбно сказал я. – Консул не годится, ибо драться на дуэли мне запрещено начальством. А все мои друзья – доктор Твигс, сержант Локстон, инспектор Асагава – злодейски убиты. Да-да, убиты, я совершенно в этом уверен! Это дело рук проклятых ниндзя! Но они всего лишь исполнители, а подослал их человек, о котором хотел сообщить мне Онокодзи. Клянусь, я найду его, чего бы мне это ни стоило! Я выясню весь круг связей Онокодзи! Это кто-то очень к нему б-близкий, иначе он не назвал бы этого человека „мой“!» Ну, и ещё минут пять покричал на ту же тему, чтобы Цурумаки как следует впечатлился. «Мой благодетель» или «мой покровитель» – это же так просто. Если я не додумался до этого сегодня, то обязательно додумаюсь завтра. Если Дон виновен, он не мог из-за этого не встревожиться.

Эраст Петрович задним числом попытался припомнить, с каким выражением слушал миллионщик его крики. Бородатое лицо Цурумаки было сосредоточенно и серьёзно, густые брови сдвинуты. Что это – насторожённость или обычное дружеское сочувствие? Черт его знает…

– Потом я «взял себя в руки», и заговорил спокойней. «Понимаете, дорогой друг, приди этот вызов ещё вчера, я без колебаний убил бы Булкокса – не из-за женщины, а за все его п-предполагаемые злодейства. Но теперь получается, что я ошибался и никаких особенных злодейств он не совершал. Булкокс всего лишь оскорблённая мною сторона и по-своему совершенно прав. Я ворвался к нему в дом, затеял д-драку, насильно увёз женщину, которую он любит… Нет, я не хочу, я не имею права его убить. Но и быть убитым тоже не желаю. Я молод, я счастлив в любви. Зачем мне умирать? Вот вам суть моей просьбы. Станьте моим секундантом и помогите назначить такие условия дуэли, при которых мне не пришлось бы ни убивать, ни умирать – разумеется, без ущерба для моей чести. Я пробовал придумать что-нибудь сам, но плохо работает голова». И в этом, господа, можете мне поверить, я нисколько не солгал. – Титулярный советник сжал ладонями виски, закрыл глаза и позволил себе сделать небольшую паузу. – Как видите, расчёт мой прост. Если Дон – тот, кого я ищу, он непременно ухватится за удобную возможность избавиться от докучного и опасного расследователя чужими руками. Он надолго задумался, я терпеливо ждал…

– И что же? – не выдержал Доронин. – Виновен или нет?

Эраст Петрович вздохнул:

– По-моему, нет. Впрочем, судите сами. Цурумаки спросил: «Фехтуете хорошо?» «Посредственно. Подростком увлекался и даже был первой шпагой г-гимназии, но потом забросил. Стреляю гораздо лучше». Он говорит: «Огнестрельное оружие слишком смертоносно, лучше холодное. Если вы умеете держать шпагу, этого вполне достаточно. Я отправлюсь к Булкоксу и скажу, что выбор сделан. Отказаться он не сможет, драться тоже. Дело в том, что не так давно он упал с лошади и переломил запястье. Кисть руки у него утратила всякую гибкость». Я ему: «Нет, ни за что! Это подлость!» Дон в ответ: «Это была бы подлость, если б вы собирались Булкокса заколоть. А вы просто выбьете у него шпагу, приставите клинок к горлу и в этой выигрышной позиции принесёте свои извинения за то, что вторглись к нему в дом, – и только за одно это. Я же позабочусь о том, чтобы о дуэли узнала публика, так что в зрителях недостатка не будет. После того, как вы в присутствии публики обезоружите, а потом пощадите англичанина, он не сможет вызвать вас повторно». Такой вот план изобрёл Цурумаки. Несколько отдаёт восточным к-коварством, но по-своему остроумно. Получается, что Онокодзи наврал. Дон невиновен.

– Виновен, ещё как виновен! – воскликнул Всеволод Витальевич с азартом. – Браво, Фандорин, вам удалось вывести Дона на чистую воду! Он вас обманул. Во-первых, я что-то не помню, чтобы Булкокс в последнее время ходил с рукой на перевязи. А во-вторых, он превосходный фехтовальщик, о чем ваш «дорогой друг» умолчал, памятуя, что вы в Йокогаме совсем недавно и знать этого не можете. Я помню, как в прошлом году в Атлетическом клубе было состязание между европейскими и японскими фехтовальщиками. Первые сражались по выбору затупленной шпагой, рапирой или эспадроном, вторые – бамбуковым мечом. Наши потерпели сокрушительное поражение. Единственный, кто был на высоте, – Булкокс. В завершающем поединке он выстоял со шпагой в руке против лучшего туземного фехтовальщика. Знаете, кто им был?

– Цурумаки Дондзиро, – прошептал Сирота. – Да, я помню. Это был прекрасный бой!

– Вы превосходно отыграли свою роль, Эраст Петрович. Он поверил, что вы действуете в тайне от меня, а стало быть, вам не от кого узнать правду.

– Значит, Онокодзи не солгал. Что и т-требовалось доказать, – с удовлетворением резюмировал титулярный советник. – То есть, собственно, сбор доказательств ещё впереди, но правильный ответ на вопрос задачи нам известен.

– Что вы намерены делать? Дуэль уже назначена?

– Да. Цурумаки при мне отправился к Булкоксу и полчаса спустя вернулся с сообщением, что поединок состоится завтра в восемь утра на холме Китамура, над Блаффом.

– И вы полезете в эту ловушку?

– Разумеется. Не беспокойтесь, Всеволод Витальевич, на этот случай у меня подготовлен резервный план. Может быть, удастся обойтись и без сбора доказательств.

– А если он вас убьёт?!

Фандорин небрежно дёрнул плечом – мол, подобный исход планом не предусматривается.

– Это будет очень красивая смерть, – внезапно сказал Сирота и отчего-то весь вспыхнул.

Кажется, в этом случае у меня будет шанс попасть в разряд «искренних людей», подумал Эраст Петрович, заметив, что глаза письмоводителя горят возбуждённым блеском. Пожалуй, к портретам маршала Сайго и Александра Сергеевича прибавится ещё один.

– Простите, господа. Я что-то устал. П-прилягу…

Он вышел, стараясь не шататься, но в коридоре был вынужден опереться о стену, а едва переступив порог квартиры, вдруг почувствовал, что пол превращается в подобие корабельной палубы – палубу повело вправо, потом вздыбило влево, и в конце концов она вовсе ушла из-под ног. Эраст Петрович упал.

На время он, видимо, потерял сознание, потому что открыл глаза уже лёжа в постели, и Маса прикладывал ко лбу что-то холодное. Это было невыразимо приятно. Фандорин поблагодарил: «Аригато» – и снова провалился.