Алмазная колесница. Том 2 - Борис Акунин

Чтобы сбить с толку возможных соглядатаев, повернул не направо, в сторону Блаффа, а налево. Мчался на полной скорости, то и дело поглядывая в зеркальце. Но сзади, на освещённой набережной, не мелькнуло ни одной чёрной тени. Может быть, немудрящая хитрость и удалась. Как известно, простые уловки – они самые верные.

Уловка и в самом деле была из разряда детских. У окошка вместо вице-консула теперь сидел Маса – в фуражке, с сигарой в зубах. Если повезёт, подмену заметят нескоро.

Для верности, не сбавляя темпа, Эраст Петрович сделал большой круг по Сеттльменту и въехал в Блафф с другой стороны, через реку Оокагава.

Каучуковые шины с чудесным шелестом скользили по лужам, из-под колёс разлетались брызги, жизнерадостно посверкивая в свете фонарей. Фандорин чувствовал себя ястребом, летящим над ночными улицами. Он видит цель, она близка, и ничто не способно помешать этой стремительной атаке. Держись, акунин!

Сирота поджидал в условленном месте, на углу переулка.

– Я смотрел в бинокль, – доложил письмоводитель. – Свет погас тридцать пять минут назад – везде кроме одного окна на втором этаже. Слуги ушли в дом, что находится в глубине сада. Пятнадцать минут назад последнее окно тоже погасло. Тогда я спустился с холма.

– На террасу смотрели? Я говорил, он любит разглядывать з-звезды.

– Какие сегодня звезды? Дождь идёт.

Фандорину понравилось, как держится письмоводитель. Спокойно, деловито, безо всякой ажитации. Очень возможно, что истинное призвание Кандзи Сироты – не протирать локти о канцелярское сукно, а заниматься ремеслом, требующим хладнокровия и любви к риску.

Только бы не скис, когда дойдёт до настоящего дела.

– Ну, милости прошу к столу. Кушать подано, – весело сказал титулярный советник, жестом показывая на ворота.

– После вас, – ответил в тон Сирота. Он определённо держался молодцом.

Замок и петли были хорошо смазаны, во двор удалось проникнуть без скрипа.

Исключительно повезло с погодой: пасмурно, темно, все звуки приглушает шум дождя.

– План помните? – шепнул Фандорин, поднимаясь по ступеням. – Сейчас входим в дом. Вы ждёте внизу. Я поднимусь на…

– Я всё помню, – так же тихо ответил замечательный письмоводитель. – Не тратьте зря времени.

Дверь в доме не запиралась, что составляло особый предмет гордости хозяина и было сейчас очень кстати. Фандорин бесшумно взбежал по ковровым ступенькам на второй этаж. Спальня располагалась в конце коридора, рядом с выходом на террасу.

«А славно будет, если проснётся», подумалось вдруг Эрасту Петровичу, когда он левой рукой тянул дверную скобу (в правой был зажат револьвер). Тогда можно будет с полным основанием, а не из одной лишь недостойной мстительности стукнуть мерзавца рукояткой по лбу.

Подкравшись к кровати, Фандорин даже нарочно вздохнул, но Дон Цурумаки не пробудился. Он сладко почивал на мягкой перине. На голове вместо фески белел ночной колпак с бюргерской кисточкой. Шёлковое одеяло мирно поднималось и опускалось на широкой груди миллионщика. Сочные губы были приоткрыты.

Из-под ворота сорочки поблёскивала золотая цепь.

«Сейчас точно проснётся», подумал Эраст Петрович, примериваясь кусачками, и уж занёс руку с револьвером. Сердце выстукивало оглушительно-победительную барабанную дробь.

Щёлкнул перерезанный металл, цепочка скользнула по шее спящего. Он блаженно замычал и перевернулся на бок. В ладони у Фандорина лежала колючая золотая роза.

«Крепче всего спят не те, у кого чистая совесть, а те, у кого её отродясь не бывало», – философски сказал себе вице-консул.

Спустившись вниз, махнул Сироте рукой в сторону кабинета-библиотеки, где некогда застиг на месте преступления князя Онокодзи, упокой японский Бог его грешную душу.

Пошарил лучом фонарика по задвинутым шторам, по высоким шкафам с глухими дверцами, по книжным полкам. Вот она, та самая.

– Посветите-ка.

Передал фонарик письмоводителю. Минуты две ощупывал корешки книг, деревянные стойки. Наконец, когда нажал на увесистый том «Священного Писания» (третий слева на предпоследней полке), что-то щёлкнуло. Потянул стеллаж на себя, и тот открылся наподобие двери. За ним, в стене, поблёскивала стальная дверца.

– На скважину, на скважину, – нетерпеливо показал Эраст Петрович.

Шипастая розочка поёрзала-поёрзала и вошла в отверстие, как рука в перчатку. Прежде чем повернуть ключ, титулярный советник тщательно осмотрел стену, пол, плинтус на предмет электрических сигнализационных проводов – и точно, под обоями нашупалась толстая, твёрдая нитка. Второй раз попадать в один и тот же капкан было по меньшей мере неприлично. Опять пошли в ход кусачки. Чик – и сигнализация была разъединена.

– Сезам, откройся, – прошептал Эраст Петрович, чтобы подбодрить Сироту. Луч фонаря что-то начинал подрагивать – похоже, нервы канцеляриста уже не справлялись с напряжением.

– Что? – удивился японец. – Что вы сказали?

Кажется, арабских сказок он не читал.

Раздался тихий звон, дверца распахнулась – и Фандорин сначала зажмурился, а потом вполголоса выругался.

В железном ящике, ослепительно посверкивая в электрическом свете, лежали слитки золота. Их было много, они напоминали кирпичную кладку.

Разочарованию Эраста Петровича не было предела. Дон не солгал. Он действительно хранит в сейфе золото. Как глупо, как по-нуворишески! Неужто операция была затеяна впустую?

Ещё не веря в столь сокрушительный провал, он вынул один слиток, заглянул в щель, но в следующем ряду тоже поблёскивал жёлтый металл.

– На месте преступления, – раздался сзади громкий, насмешливый голос.

Титулярный советник резко обернулся. Увидел в дверном проёме плотный, приземистый силуэт, а в следующее мгновение люстра под потолком вспыхнула, и силуэт обрёл цвет, форму, фактуру.

Это был хозяин дома, всё в том же дурацком колпаке, в халате поверх ночной сорочки, но из-под халата виднелись брюки совсем не пижамного фасона.

– Господин дипломат любит золото? – улыбнулся Цурумаки, кивнув на слиток в руке Фандорина.

Лицо миллионщика вовсе не было сонным. И ещё одна примечательная деталь: на ногах у него были не домашние туфли, а ботинки, зашнурованные аккуратнейшим образом.

Ловушка, похолодев, понял Эраст Петрович. Лежал в кровати одетый и даже обутый. Ждал, знал!

Дон хлопнул в ладоши, и отовсюду – из-за штор, из дверей, даже из стенных шкафов повылезали люди, одинаково одетые в чёрные куртки и чёрные хлопковые штаны. Слуги! А Сирота говорил, что они все ушли!

Слуг было не меньше дюжины. Одного, жилистого, кривоногого, с по-обезьяньи длинными руками, Фандорину случалось видеть раньше – кажется, он служил кем-то вроде дворецкого или мажордома.

– Какой позор для Российской империи, – поцокал языком Цурумаки. – Вице-консул ворует золото из чужих сейфов. Камата, дзю-о торэ.

Фраза, сказанная по-японски, была обращена к длиннорукому. Дзю – это «оружие», торэ – значит «возьми», Камата – имя.

Титулярный советник вышел из оцепенения. Вскинул руку, направил «герсталь» в лоб хозяину.

Камата немедленно застыл на месте, остальные «чёрные куртки» тоже.

– Мне терять нечего, – предупредил Эраст Петрович. – Прикажите своим людям выйти. Немедленно, иначе…

Дон уже не улыбался, смотрел на титулярного советника с любопытством, будто пытался угадать – блефует или вправду может выстрелить?

– Выстрелю, можете не сомневаться, – уверил его Фандорин. – Лучше смерть, чем позор. А если уж все одно умирать, то с вами веселей. Вы такой интересный экземпляр. Сирота, встаньте слева, вы загораживаете господина Цурумаки.

Письмоводитель повиновался, но, видно, от волнения, встал не слева, а справа.

– Вам отлично известно, что я пришёл сюда не за золотом. – Дон шевельнулся, и Эраст Петрович предостерегающе щёлкнул предохранителем. – Стоять смирно! А этих всех – вон!

Но тут случилось непонятное. Даже невероятное.

Верный соратник титулярного советника, письмоводитель Сирота с гортанным криком повис на руке у Фандорина. Грянул выстрел, пуля отсекла длинную щепку от дубового паркета.

– Вы что?! – крикнул Эраст Петрович, пытаясь стряхнуть свихнувшегося японца, но к вице-консулу в два длинных прыжка уже подлетел Камата, завернул руку за спину, а следом кинулись остальные.

Секунду спустя обезоруженный и беспомощный Фандорин стоял, распластанный у стены: его держали за руки, за ноги, за шею.

Но Эраст Петрович не смотрел на чёрных слуг – только на предателя. Тот подобрал с пола револьвер, с поклоном передал Дону.

– Иуда! – прохрипел титулярный советник. – Трус! Подлец!

Сирота спросил хозяина о чем-то по-японски – кажется, попросил разрешения ответить. Цурумаки кивнул.

Тогда изменник повернул к Фандорину бледное, похожее на окоченевшую маску лицо. Но голос был твёрдый, без дрожи: