Роман - Джеймс Миченер

В последующие недели я взял интервью у десятков людей и стал крупнейшим специалистом в вопросе о предстоящей передачи права собственности на „Кинетик пресс“, разбираясь в его хитросплетениях даже лучше лощеных юристов, которые контролировали значительную часть жизни нашей страны. Мой дальнейший рассказ основывается на этих интервью.

Ивон правильно определила причину первоначального срыва сделки — ультиматум группы писателей: „Нет — немецким хозяевам“, который разрушил экономическую основу соглашения. Она была права и в том, что больше десятка потенциальных американских покупателей совали свой нос в корыто, но отказались есть из него. Но она не знала, что многих из них отвратило прежде всего пренебрежительное отношение людей из „Рокланд ойл“, считавших, что „Кинетик“ ничем не отличается от устаревшей бензозаправки в Альбукерке, которая должна быть ликвидирована.

Когда публично стали делаться заявления о предстоящей официальной передаче „Кинетик“ в собственность немцам, сотрудники издательства бросились к своему президенту Джону Макбейну с вопросом, что им делать. „Но, — как свидетельствовала Ивон, — мы вскоре обнаружили, что ему известно не больше нашего. Ни „Рокланд“, ни „Кастл“ не побеспокоились поставить его в известность о том, как идут переговоры. Отношение к нему было самое что ни на есть пренебрежительное“.

Из обстоятельных бесед в разных юридических фирмах я узнал, что как раз в то время, когда Макбейн и его старшие сотрудники пытались выяснить участь, которая ждет компанию, договоренность о заключении сделки была достигнута по всем вопросам. И „Рокланд“, и „Кастл“ получили почти все, на что рассчитывали. В течение трех последующих дней, пока оформлялись бумаги, сотрудники „Кинетик“ оставались в неведении относительно того, какая участь их ждет.

Теперь подошло время, когда Ивон должна была поставить Макбейна в известность об авансе, который она исподтишка выдала мне.

— Хорошо, — проговорил он, выслушав ее, — нам просто необходимо иметь беспристрастное описание этой катастрофы в американском издательском бизнесе. А Стрейберт как раз тот человек, который делает свою работу честно.

К моему удивлению, пожелав услышать о фактическом положении дел из моих уст, он пригласил меня к себе в кабинет и, похвалив из вежливости мои критические работы, сказал:

— Мы рассчитываем на длительное сотрудничество с вами, профессор. Как представляется нам, у вас разумный взгляд на вещи.

— И слух, надеюсь, тоже, поскольку в истории с „Кинетик“ приходится разбираться в основном при помощи магнитофонных записей.

— И что вы в ней обнаружили?

— Странные сведения о том, что „Рокланд ойл“ скрывает от вас, как идут переговоры, хотя всем известно, что они имеют место. Это точно?

— Точнее не бывает. — Он произнес это с таким напором и отвращением, что я в упор спросил его:

— И что, „Рокланд“ может пойти на окончательное зактючение сделки, так и не сообщив об этом вам?

— Если они не ставили меня в известность в прошлом, — с горечью заметил он, — то зачем им это делать сейчас? — Положение его было столь унизительным, что он не вытерпел и позвонил своей секретарше: — Попросите ко мне старших редакторов, пожалуйста. Я хочу, чтобы они оказали профессору Стрейберту всяческую поддержку в решении его задачи. — В кабинет пришли пожилые люди, которые годами держали „Кинетик“ на плаву в бурном море издательского бизнеса. А теперь не могли найти защиты у компании, у истоков которой они стояли, и всех тайно терзали страхи за собственную судьбу.

В этот момент раздался звонок телефона, и каждый с надеждой подумал, что это, наверное, звонит президент „Рокланд“, чтобы сообщить им о заключенной сделке. Но это была всего лишь какая-то мелкая сошка из офиса „Рокланд“.

— Макбейн, это Ральф Консидайн из офиса президента Корнуолла. — Звонивший говорил так громко, что некоторые стоящие рядом с телефоном смогли расслышать. — Он просил меня передать, что с сегодняшнего дня „Кинетик“ продан концерну „Кастл“ на условиях, которые представляются выгодными для обеих сторон. „Кастл“ согласен держать вас во главе „Кинетик“ еще два года, после чего вам будет предоставлена достойная пенсия. Массовых увольнений не предвидится, но кое-какой чистки не избежать. — Он еще что-то сказал, но деталей я не запомнил.

Когда Макбейн опустил трубку, я увидел его побледневшее лицо.

— Сделка была заключена еще три дня назад, но только сейчас они удосужились сообщить нам об этом. — И, посмотрев на каждого из своих сотрудников, он продолжил: — Полагаю, что по условиям продажи все старшие сотрудники останутся на своих местах. Те, кто стоит ниже, могут оказаться уволенными. — Побарабанив пальцами по столу, он снял телефонную трубку: — Мисс Харкорт, соедините меня, пожалуйста, с мистером Консидайном из „Рокланд“. — Когда того разыскали, Макбейн проговорил: — Это опять Джон Макбейн. Поскольку мистер Корнуолл не удосужился проинформировать меня лично о продаже издательства, я также не считаю себя обязанным сообщить ему лично о своем намерении. Передайте ему, когда он найдет для вас время, что я слагаю с себя все полномочия, связанные с „Кинетик“. И объясните, что это было официальное заявление об отставке.

В наступившей тишине я изучал лица присутствовавших и видел, что на глазах у одних выступили слезы, другие хлюпали носом, остальные выглядели просто потерянными. Ивон, сидевшая крепко стиснув зубы, оказалась первой, кто высказала то, что было у всех на душе:

— Мы все должны уйти в отставку. Я, по крайней мере, считаю так. В прошлом месяце я обещала остаться, но при таком отношении — пошли они к черту! Я уверена, что большинство моих писателей присоединятся ко мне.

Когда такие же заверения последовали от других, Макбейн удивил всех, выступив в духе завзятого официального представителя издательских кругов:

— Друзья, друзья! Не принимайте поспешных решений только потому, что я ухожу. Мне часто приходилось слышать угрозы редакторов: „Все мои писатели уйдут со мной“, но они редко когда уходили. В девятнадцати случаях из двадцати, поразмыслив, они трезво оценивали, где лежат их интересы, и оставались. Кроме того, „Кастл“ унаследует солидный пакет уже подписанных контрактов, и, поверьте мне, новые владельцы, обладающие тонким нюхом, ударятся во все тяжкие, чтобы добиться их соблюдения. Мы были солидной и порядочной компанией, и я уверен, что в новых условиях ей удастся сохранить прежний имидж. Оставайтесь на своих местах, умоляю вас. — Когда утих возмущенный ропот, он сказал с присущим ему юмором: — Не пытайтесь избежать неминуемого. В начале этого века мой дед содержал платную конюшню. Когда появился автомобиль, он не стал восставать против Генри Форда. Вместо этого он продал своих лошадей, купил „форд“, а конюшню превратил в доходный магазин по продаже автомобилей Форда.

Когда один из редакторов заметил, что Форд, однако, был американским патриотом, Ивон, выросшая в трудовой семье, где Форд был известен прежде всего как противник профсоюзов, проворчала:

— Было немало и таких, кто в этом сомневался.

В этот мрачный момент одна из молодых редакторш оживленно заявила:

— У ирландцев на похоронах всегда принято закусывать, а поскольку это и есть похороны, то я, будучи ирландкой, пойду принесу пива с бутербродами. — Я заметил, как Макбейн передал ей две десятидолларовые бумажки.

Пока она ходила, одна из женщин сказала:

— Я следила за этим с самого начала, и что больше всего возмущает меня, так это презрение к книгам, неспособность сбыть солидное издательство покупателю из своей страны и неуважение и даже насмешка, с каким денежные тузы отнеслись к господину Макбейну. Я чувствую себя так, словно унизили меня лично, поэтому скажу вам открыто: господин Макбейн, если вы решите перейти в другое издательство, ваш Редакционный совет последует за вами, если вы пригласите его.

Не разделявший подобной уверенности Макбейн откликнулся на это чуть ли не смеясь:

— Может быть, кто-то и пошел бы, но большинство все же смекнут, что рабочие места в наше время на дороге не валяются.

Один из редакторов, скрытный парень, специализировавшийся на истории Запада с его ковбоями, удивил меня, заявив:

— Глупо сетовать на иностранное владение. Вспомните, что иностранные инвесторы финансировали чуть ли не все наше развитие к западу от Миссури — наши железные дороги, наши первые фабрики.

— Вот уж чего не знал, — заметил один из экономистов. Тот редактор криво усмехнулся на эти слова.

— Многие этого не знают. Когда они видят, как Джон Уэйн тащится по прерии в Додж-Сити с Монтгомери Клифтом, им даже в голову не приходит, что эти американцы работают на ранчо, принадлежащем какому-нибудь капиталисту из шотландского города Данди. Самые крупные ранчо на Западе финансировались и управлялись людьми с такими именами, как Ангус Мактавиш, которые раньше можно было встретить только в Шотландии. Если немцы хорошо организуют работу, мы выживем.