Роман - Джеймс Миченер

«Трудно себе представить, чтобы мало-мальски серьезный писатель тратил свое время на такую слащавую стряпню. Еще труднее представить, что разборчивый читатель сможет дотерпеть до конца, читая эту утомительную болтовню. Точно так же, как шестнадцать пустышек из серии „Джална“ не имеют никакого отношения к Канаде, так и восемь томов эпопеи „Гренадер“ не имеют ничего общего с Америкой, ни прошлой, ни настоящей. Из двух печальных эпопей этот последний роман о немцах самый плохой. Как предсказывал поэт: „Не каменными стенами возводится роман!“»

Тетка студента рассказывала: «Хлопнув газетой, об пол, Эмма закричала: „Ну, Лукас, и что ты собираешься делать с этим?“ А он ответил ей со скамьи, где восстанавливал один из своих магических знаков: „Что делать? Собираюсь закончить его раскраску“.»

IV

Читатель

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 6 ОКТЯБРЯ. Проснувшись рано утром, я знала, что сегодняшний день будет особенным в жизни нашей немецкой глубинки. Книги настолько важны для меня и я так горжусь тем, что мой внук уже издал одну и, похоже, заканчивает другую, что с особым интересом встречаю все написанное в нашей округе. Я радовалась успехам профессора Стрейберта из нашего колледжа, когда вышел его критический труд, и огорчилась, когда провалился его роман. Но особую радость последние пятнадцать лет мне доставлял успех, который встречали в стране, да и во всем мире, романы моего друга Лукаса Йодера.

Все, кто следил за его творчеством, знали, что завтра выходит его последний роман грензлерской серии «Каменные стены». А это означало, что сегодня в «Нью-Йорк таймс» должна появиться важная рецензия на него. Стыдно признаться, но я в свое время не обратила внимания на его первые три романа и даже не слышала о них, хотя действие в книгах разворачивается как раз там, где я живу. Однако в то время о нем не слышали миллионы американцев, так как тиражи его книг были мизерными.

В публичной библиотеке Дрездена работала милая и умная женщина, которая напоминала мне мою несчастную дочь тем, что тоже связала свою жизнь с конченым человеком. Но в отличие от моей Клары ей хватило ума избавиться от него, убедившись в том, что он не что иное, как сквернослов, пьяница и бабник. Ходили слухи, что свои отпуска она проводит вместе с женатым профессором филологии из Пенсильванского университета. В наших местах это вызывало пересуды, ноя считала, что если такой образ жизни устраивает ее, то другим до этого не должно быть дела.

Будучи профессиональным библиотекарем, она пятнадцать лет назад раскрыла мне глаза, сказав:

— Миссис Гарланд, вам надо обязательно прочесть новый роман Лукаса Йодера «Изгнанный». Он отличается классической простотой и глубоким трагизмом.

Меня всегда привлекали реалистические произведения с глубокими страстями, такие, как «Мадам Бовари» или «Анна Каренина». «Изгнанный» оказался как раз такой книгой, персонажи которой можно было встретить на рынках Ланкастера в начале столетия, и я рада, что по этому роману снимается кинофильм.

Но коммерческого успеха книга не имела. По крайней мере, в момент своего выхода — это теперь она издается по всей Европе. И сейчас мне не терпелось узнать, как будут встречены его «Каменные стены», так как хотелось, чтобы он закончил свою писательскую карьеру триумфом.

Спускаясь из своей спальни, я по привычке задержалась на лестничной площадке и обвела взглядом комнату, напоминавшую мне о моем муже Ларриморе и том оптимизме, с которым он смотрел на жизнь и ее проблемы, возглавляя сталелитейную компанию. Он сам проектировал этот дом, следил за его строительством и определял дизайн — американский «колониальный стиль», со вкусом дополненный элементами немецкой культуры. Именно он настоял на том, чтобы окна находились на южной стене, откуда открывался широкий вид на долину.

Когда посетители входили в эту комнату — мы называли ее «Большой», — перед ними оказывались два помещения поменьше: слева — столовая на двенадцать мест, справа — уютная библиотека, расстановка книг в которой не отличалась нарочито показной красивостью, потому что их постоянно читали и перечитывали. Эти три комнаты я особенно любила. Ларримор называл это место поющим, потому что сюда долетали звонкоголосые бризы, гуляющие над долиной. Местные называли дом дворцом. А для меня он был родным домом.

В нетерпении позвонив Оскару, я спросила:

— «Таймс» еще не приносили?

— Мадам, вы же знаете, что воскресный выпуск верстается в последнюю минуту и приходит поздно, — терпеливо разъяснил он.

— Да, да, я забыла. Не терпится поскорее прочесть.

— Если я пойду за ним прямо сейчас, мне придется просто сидеть и ждать, — рассмеялся он.

— Да, конечно. Но, пожалуйста, принесите его как можно скорее.

Когда через некоторое время он принес толстый воскресный выпуск, я быстро нашла в нем раздел «Книжное обозрение». Мне казалось, что о таком важном произведении, как роман Йодера, будет написано на первой странице, но, к моему разочарованию, там не было о нем ни строчки. Перелистывая газету со все возрастающим беспокойством, я добралась наконец до страницы 12, где и обнаружила дикую рецензию своего просвещенного друга Карла Стрейберта.

Сраженная его расправой над тем, что, по мнению многих, должно было стать лучшим романом грензлерской серии, я бросила «обозрение» на кофейный столик, перевернув пустую чашку, и пробормотала:

— Позор! Они же соседи! Почти коллеги!

Вновь взяв в руки газету, я перечитала каждое предложение так тщательно, как вчитывалась когда-то в учебные задания в Вассаре, но это лишь прибавило мне злости. Я всегда любила книги. Они повсюду в моем доме. И я не могла оставаться безучастной, когда моему автору наносили такое оскорбление.

Едва сдерживая ярость, я набрала первый из многочисленных номеров, по которому должна была позвонить в этот день. Это был номер Стрейберта, но его не оказалось в общежитии колледжа. Нетерпелива набрал телефон своего внука, я застала его еще в постели:

— Тимоти! Ты читал рецензию Стрейберта на роман Лукаса Йодера?

— Да. Сильный разнос, не так ли?

— Это бесчестно!

— Бабушка…

— Они же друзья, они чуть ли не вместе работали… над такими хорошими проектами в колледже.

— Вот что, бабушка! Стрейберт в своей рецензии затрагивает вопросы, которые имеют огромное значение для всех писателей…

— Но как можно опускаться до оскорблений в адрес Друга!

— Он не опускается до оскорблений. Он обозначает нравственную проблему и делает это, надо сказать, довольно аккуратно.

— Ты что, забыл, как мистер Йодер поддерживал тебя, когда ты написал свой «Калейдоскоп»? Ты такой же, как твой профессор Стрейберт! Нет, ты хуже! Ты неблагодарный! А среди джентльменов это непростительно!

— Стрейберт и я — мы не злодеи. Ты знаешь, что я хорошо отношусь к мистеру Йодеру и благодарен ему за поддержку. Просто среди тех, кто преподает настоящую литературу, Йодер уже давно считается вымершей птицей додо.[17] — После паузы в трубке послышался его смешок. — Какое название для моего собственного очерка — «Йодо — ДОДО».

— Только попробуй написать нечто подобное, и я отрекусь от тебя! Нет, я лишу тебя наследства!

— Не говори чепухи, дорогая допотопная старушенция.

Я — единственный опекун своего внука, и сама способствовала тому, чтобы он относился ко мне, не как к идиллической бабушке из сказок братьев Гримм, а чуть ли не как к ровне. И это нас вполне устраивало.

— Иди и почитай «Близнецов Боббси», — продолжал он, — а Йодера оставь нам.

— Почему вы оба такие бешеные?

— Потому что в условиях существующей в Америке системы такой человек, как Йодер, приносит очень много вреда. Его книги — вчерашний день. Маловнятные, не затрагивающие ни одной крупной проблемы. Их принимают за неимением лучшего и еще, наверное, потому, что без них не смогли бы выжить издательства.

— А что в этом бесчестного? Он помог «Кинетик» стать таким, каким оно понадобилось тебе.

— Бесчестного — ничего. Но и значительного тоже ничего.

— Тогда в чем же дело?

— Люди, подобные Йодеру, оккупируют пространство, необходимое настоящим писателям. Они наводняют рынок отбросами, которые вытесняют доброкачественную продукцию Стрейберта.

— Роман Стрейберта невозможно было читать, и ты знаешь это.

— Непосвященным — да. Профессионалы же находят его значительным. Отразившим будущее.

— Бедная Америка, если «Пустая цистерна» — это ее будущее! Там хоть две пары очков надевай, все равно ничего не увидишь.

— Я люблю тебя, бабушка, но у нас совершенно разные представления о том, что стоит читать.

— А деньги, которые Йодер приносит «Кинетик», помогают публиковаться тебе.

— Бабуля, ты прелесть! Я пришлю тебе экземпляр «Йодо — додо» с автографом.