Долгий сон - Ричард Райт

— Ломай стену! — кричал он. — Еще не поздно! Тащите шест кто-нибудь!

— Зачем шест? — не понимая, встрепенулся Рыбий Пуп.

— Пожарную команду еще не вызвали? — спросил кто-то.

— Слушайте, у меня тут машина. Кто съездит за пожарными? — спросил Рыбий Пуп.

— Давай я, — вызвался Бак.

Рыбий Пуп бросил ему ключи и показал на свою колымагу.

— Езжай скорей!

Бак побежал к машине.

От деревьев отделился мужчина, который с усилием волок за собой длинный тяжелый шест, он отдувался, приоткрыв рот, в свете пожара блестели его зубы.

— Попробуем обрушить стену! — крикнул он.

Рыбий Пуп и еще несколько добровольцев ухватились за шест, подались немного назад и с разбега всадили шест, словно шомпол, в сквозную бревенчатую стенку. Дым застлал им глаза. После второй попытки они отступили назад неверными шагами, скорчась в три погибели, задыхаясь, обливаясь слезами от шквальных порывов зноя. Рыбий Пуп видел, как одному начисто спалило брови, как тлели красные искры в курчавых волосах другого. В последний раз, кашляя и спотыкаясь, они подступили к горящему зданию с шестом, но разъяренные огнедышащие потоки не подпустили их близко. Ветер подхватил раскаленный до предела воздух и швырнул им навстречу — они, дрожа, приросли к земле, не в силах вздохнуть, не в силах вымолвить ни слова. Уронив шест, они ползком отступили назад. «Пуща», изрыгая огонь, пылала точно огромный факел.

За спиною раздался леденящий душу вопль. Рыбий Пуп оглянулся — рядом, воздев руки, стояла на коленях старая женщина и кричала не переставая, ее глаза, отсвечивающие бликами пламени, были прикованы к пожираемому огнем зданию, на морщинистых щеках рубиново рдели капельки слез.

— Наверно, из родных кто-нибудь там остался, — потрясенный, сказал про себя Рыбий Пуп.

— А все этот мох окаянный, — беспомощно приговаривал поблизости кто-то из мужчин.

— Много там осталось народу? — спросил Рыбий Пуп.

— Полно. Очень мало кто выбрался. Застряли в дверях, ни туда ни сюда, загородили дорогу остальным, — объяснил мужчина. — Валторну мою поминай как звали.

Джазист поднял потухшие воспаленные глаза на рокочущее пламя.

— Что же нам делать? — отчаянно выкрикнул Рыбий Пуп.

Из багровой темноты вынырнула Мейбелл, она бежала прямо на него, но пробежала мимо, не узнавая. Рыбий Пуп устремился за ней с криком:

— Мейбелл! Где Глэдис? Мейбелл, постой! Где Глэдис?

Он догнал ее и резко повернул к себе. Она уставилась на него широко открытыми испуганными глазами.

— Где Глэдис?

— Что? — Она моргнула.

— Глэдис… Ты не видела ее? — спросил он, пытаясь откашляться от удушливого дыма.

Мейбелл покачала головой, ее черная кожа отливала блеском полированного металла.

— Нет. Я была дома…

— Так, может, и Глэдис дома?

— Не знаю, — растерянно протянула Мейбелл.

Черт, может быть, Глэдис дома! Рыбий Пуп обежал «Пущу», держась подальше от прожорливых языков огня", от испепеляющего зноя, глядя, как распускаются в ночи и осыпаются дождем соцветия багряных искр, и нашел тропинку, ведущую к дому Глэдис. Он мчался, поминутно оглядываясь, словно не веря, что там, за спиной, свирепствует огненная стихия, к которой не подступишься близко. Тропинка свернула, картина пожара скрылась из виду, и теперь Рыбий Пуп мысленно видел лишь то, что ему хотелось, — как Глэдис сидит дома в спальне и пудрится. Он добежал до ее дома и изо всех сил затряс ручку входной двери. Дверь была заперта.

— Глэдис! Глэдис! Глэдис! — орал он, дубася в дверь кулаками.

Никакого ответа. Он скрипнул зубами — вдруг он напрасно теряет время? Вдруг там, позади, где к небесам рвется пламя, еще не поздно предпринять что-то? Он отступил на несколько шагов и с разбегу навалился на дверь. Доски хрустнули, но дверь устояла. Он налетел на нее еще раз — дверь подалась и, соскочив с петель, легла плашмя. Рыбий Пуп вошел, нашарил в темноте выключатель.

— Глэдис! — разнесся по дому его голос.

У него мелькнуло скверное предположение, и на секунду его замутило. Что, если она забежала домой по-быстрому обслужить клиента? Мысль была отвратительна, и все же он обрадовался бы, если б она подтвердилась. Натыкаясь на предметы, зажигая по пути свет, он обследовал одну комнату за другой, дошел до кухни, но и там было пусто. Господи! Только что были покой и надежда, и вот, в одну минуту, пожар — и нет ничего, кроме горя. Пошатываясь, он прошел через дом обратно и вышел на крыльцо — перед глазами, обращая ночь в день, вздымалось багровое пламя. Рядом и в отдалении раздавались людские вопли, гудки автомобилей, слышно было, как по дороге проносятся машины. Он вспомнил, что Глэдис пошла в танцзал говорить с Брюханом… Как же он не подумал! Надо немедленно найти Брюхана! Он понесся назад. На пожар набежала толпа народу, но это была притихшая, бездеятельная толпа.

Ему опять попалась на глаза Мейбелл, похоже было, что она успела прийти в себя.

— Это все мох виноват, Пуп, — сказала она со слезами. Тысячу раз предупреждали из пожарной охраны…

— Мейбелл, вспомни… Ты не видела Глэдис?

— Не знаю. Сегодня вроде нет, Пуп, — сказала она. — Я пошла с одним к себе, когда там еще танцевали. Брюхан говорил, набилось человек сто, я сама слышала. Выбралось пятьдесят, может быть. Остальные застряли…

— А Брюхана видела?

— Там — видела, а больше нет.

— О Господи! — У него вырвалось рыдание, он крепко зажмурил глаза. — Бедная Глэдис…

— СМОТРИ! — крикнула Мейбелл, хватая его за рукав.

— Что ты? — Рыбий Пуп открыл глаза и увидел, что она показывает куда-то.

— СМОТРИ — РУКИ!

Теперь он увидел тоже. Мох в верхней части охваченного огнем здания сгорел дотла, и из широких просветов между досками высовывались черные руки и ноги.

— Двигаются, еще живые, — прошептала Мейбелл.

Он пригляделся внимательнее — пляшущее пламя отбрасывало подвижные тени, и создавалось впечатление, будто руки и ноги шевелятся. Он подошел чуть ближе. Нет… Это руки и ноги тех, кто с отчаяния пробовал протиснуться наружу между досками… Стиснув ладони, Рыбий Пуп смотрел на них с таким чувством, будто перед ним бездыханное тело Глэдис.

Огонь ревел, не унимаясь, биение зноя отдавалось в барабанных перепонках, сушило пот на лице. Снизу, из-под огня, раздался глухой взрыв, за ним другой, третий, и воздух быстро наполнился удушливыми, вонючими спиртными парами.

— Бочки с пивом лопаются, — определил кто-то.

Чья-то дрожащая рука порывисто сжала Пупу локоть, он оглянулся — полная чернокожая женщина, сама не замечая, что делает, цеплялась за него. Он постоял минуту, потом мягко высвободил локоть из ее судорожно сжатых пальцев и отошел на несколько шагов, а она осталась с поднятой рукой на том же месте, тщетно перебирая пальцами в пустоте, и буйство пламени отражалось в ее выпученных, остекленелых глазах.