Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

– Мне приснился странный сон. Я ехал по разноцветному мосту на велосипеде. Подо мной сначала были видны люди, совсем крохотные, потом даже дома стали со спичечный коробок. Я крутил педали так, что ноги заболели, и стало жарко. Внизу появлялись самые разные города, и земля стала такой… круглой. Было очень страшно ехать так высоко. Ты же знаешь, как я боюсь высоты, а потом…

– А потом?

Илья облизал пересохшие губы.

– Потом какая-то птица с серебряными перьями рухнула с неба на мост, и он обвалился. Я почувствовал, что качусь в пропасть, и проснулся.

– Когда температура, всегда видишь яркие сны, – только и сказала мама.

Люба добежала до деревьев. Теперь осталось всего лишь пересечь автомобильную дорогу. Она растерянно посмотрела по сторонам в поисках перехода. Она видела, как радуга пьет воду из реки.

Если ей удастся перейти чудесный мост, то она зайдет в маленькую дверцу в воротах, которая по размеру предназначена только для детей и карликов. Она будет смотреть, как вдоль ворот медленно, сверкая изумрудным глазом и задевая клювом облака, шествует изумительный страж. Она пройдет под его когтем и откроет дверцу.

Мимо девочки с ревом пронесся автобус…

Фаина сидела у самой кабины водителя. Ее клонило в сон. Мысли тяжело ворочались в голове. Она временами открывала глаза и глядела в окно.

«…В какой же это стране? Кажется, в Болгарии раньше верили, что если беременная женщина проходит под радугой, то пол у ребенка может быть изменен на противоположный…»

Глаза тяжелели и закрывались.

«…Это могло бы мне пригодиться, если бы я удосужилась узнать пол…»

… Люба заткнула уши от неприятного звука и сделала шаг назад. Машины ехали сплошным потоком. Кто-то посигналил ей, потому что она встала слишком близко к краю.

Девочка перешла дорогу и заметалась на мостовой, не зная, как спуститься к воде. Неподалеку она увидела ступеньки.

Там, в небесном царстве, она разыщет двух ангелов, играющих в кости на Город Дождей. Темный ангел здесь с визитом, его не очень-то жалуют. Но таков уговор – он должен играть, и он выигрывает. Девочка заберется по белым одеждам на плечо к светлому ангелу и скажет ему, что его противник мухлюет. Тогда он достанет пылающий меч и рассечет игральный стол надвое. Люба вернется в свой земной город, к родителям, и солнце будет всегда светить над их домом.

Четыре месяца темноты отменяются.

Она быстро сбежала по ступенькам к воде. Замешкалась у самого края, подняла голову и вдруг увидела, что радуга исчезла. Небо снова было застлано свинцовыми облаками.

Девочка так и застыла на месте.

«Не сегодня, – подумала она. – Но я еще успею».

Люба поправила портфель на плечах и побрела вдоль дороги домой. Машинально она вытащила из кармана проходной билет в небесный город.

Над холодной водой полетел желто-красный листик, означающий конец осени и предвещающий начало зимы.

III. Второй месяц темноты

«Кaamos – в переводе с финского языка “полярная ночь”; имеет еще одно интересное значение: жители северной страны называют этим словом особое настроение в длинный холодный сезон, когда человек чувствует подавленность, испытывает частые приступы плохого настроения и дурного самочувствия…»

«Слова, которых нет в нашем языке»

Матрона Червонцева, кандидат филологических наук,

профессор Большого Университета Города Дождей

«Совершенно естественно, что в длительный зимний период мы можем чувствовать ухудшение настроения, ведь к таким причинам, как сезонный авитаминоз, недостаток сна и солнечного света, частые респираторные вирусные инфекции, ослабляющие иммунитет, добавляется еще и провоцируемая самим человеком гиподинамия в результате малоподвижного образа жизни, спасение от которой – активная умственная и физическая нагрузка.

Тут-то и кроется самая большая загадка: известно, что именно в этот период “полярной ночи”, когда, казалось бы, у человека нет ни сил, ни желания что-либо делать, он часто переступает через себя и его деятельность приносит результаты большие, чем за весь остальной год…»

«Физиологические аспекты нашего поведения»

Николай Балштейн, доктор биологических наук,

профессор Большого Университета Города Дождей

Стареющий артист

– «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет…»

– Подождите, Алексей, так не пойдет. Вы опять умираете…

– Но ведь он же грустит.

– Кто?

– Автор. В смысле – Есенин.

– Может, он и грустит. Но давайте поищем сверхзадачу. Вы пишете письмо. Письмо матери. Сколько вы уже не видели ее? Пять лет, десять?

– На прошлой неделе…

– Не вы, а Есенин. Тьфу ты, ядрена вошь! Вы как автор этого письма! Перевоплощайтесь! Вы должны пережить эти строчки.

– «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я…»

– Вы пишете письмо или читаете?

– Пишу.

– Тогда почему вы читаете по бумажке?! Сядьте и пишите письмо. Какие здесь предполагаемые обстоятельства? Я просил продумать их дома. Следующий!

Эдуард Захарович вытер мокрый лоб и аккуратно подстриженную бородку платком и посмотрел исподлобья на второго студента. Шел третий час занятий. Стареющий артист уже тридцать лет преподавал актерское мастерство и сценическую речь. Он двигался вдвое больше студентов, сегодня он уже «скакал на лошади и фехтовал», «ругался на грубияна» и танцевал менуэт. Что-то стало не то с новыми курсами будущих актеров. Нет у этого поколения ни жизни, ни правды, ни сил.

Вперед вышел Иван – худой студент в очках, зажатый и тихий, которому нужно было идти в бухгалтеры, а не в актеры. Иван