Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

– Фаиночка, милая, сколько лет я работаю в женском коллективе? Я уже пару месяцев как заметила. Беременную женщину видно по глазам и движениям, а не по животу.

– Пару месяцев? Я сама недавно узнала…

– Стоп-стоп-стоп! То есть ты еще не была у врача? Ну что же ты медлишь?

– Как же мне вырваться, Маргарита Генриховна, если на меня вешают все новые и новые обязанности?

«Так. Я свернула не туда. Нужен пряник».

– С ребенком так возрастают расходы. Подготовка выставки была бы отличной подработкой.

– Уважаемая Маргарита Генриховна, поймите наконец, я почти не вижу мужа, меня каждый день тошнит и ноги опухают. Подработка – последнее, что меня волнует.

«Это фиаско. Она не сдастся». Маргарита Генриховна тоже не видела мужа. Уже много лет. Она возвращалась в девять или в десять в обычные дни. И в одиннадцать – в загруженные. А загруженных дней в ее жизни было куда больше, чем обычных. Все их общение с мужем проходило по телефону: «Найди там колбаску на верхней полке холодильника» или: «Ну ты сам себе постелешь? Простыни в шкафу…» Муж на пульте дистанционного управления.

Последние несколько лет он что-то замышлял и, уезжая за город, делал из дачи зимний дом.

Начиная с прошлой весны они виделись всего пару раз. Она даже летом не могла вырваться к нему. Не могла – или не хотела…

– До тебя в школе работала одна молодая учительница. Очень хорошая, приветливая. Ее звали Мария, – начала Маргарита Генриховна задумчиво. – Она часто сидела вот так у меня, приносила домашнее печенье, и мы по-настоящему дружили. Они с мужем приехали в Город Дождей и сразу удачно устроились на работу. Купили хорошую квартирку. Ее так любили дети… А потом она попыталась родить, и ребеночек не выжил. Еще раз, и опять – то же. Какое же нужно было иметь терпение и как они с мужем любили друг друга, что третий трагический случай не разъединил их. Она сказала, что они уедут, покинут Город Дождей, что он не принял их. Я говорила ей, что это случайность, что их отъезд ничего не решит, но она не послушала меня. Ученики плакали, когда она сказала им, что уезжает. А мне… мне так не хотелось терять хорошего учителя…

Фаина побледнела:

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Зачем? Не знаю, Фаиночка. Просто вспомнилось. Ты тоже хороший специалист. Вот и все. Не подумай чего. Дай Бог тебе здоровья. Ну, ступай.

Учительница истории, сконфуженная, забрала свою тяжелую сумку и вышла.

Маргарита Генриховна уставилась на стену, где на десятках фотографий были изображены дети, с которыми она за все годы посетила множество олимпиад, конференций и конкурсов. На фото она стояла впереди всех с румяными щеками и довольным видом. Ей казалось, что даже на фотографиях пятнадцатилетней давности она выглядит так же, как и сейчас.

Она многим пожертвовала ради того, чтобы они стали успешными. Но почему тогда эта жертвенность так часто взращивала выпускников дерзких и неблагодарных, с нескрываемым высокомерием на лицах, означающим, что все вокруг им что-то должны? Почему вместо благодарности у многих старшеклассников по отношению к учителям развивались холодный цинизм, презрение, а иногда и лютая ненависть? Самоуверенные, глядящие на всех свысока и не имеющие ни заслуг, ни выдающихся умений, ни достижений, ни знаний, чтобы так смотреть. У них выросли острые клыки, чтобы разрывать мясо, но глаза их еще слепы, как у щенят.

Однако времени на подобные рассуждения не было. В ее голове зрел другой план. Классическая схема атаки, позволяющая вырвать похвалу у самого скептического «ревизора». Масштабная, скучная, вызывавшая множество недовольств у педагогов, но всегда действующая на ура.

Пехоту составят дети самых разных дарований, умеющие петь жалостливые и веселые песенки, танцевать в ярких самодельных костюмах и ставить сценки на иностранных языках, в которых обязательно какой-нибудь кудрявый мальчик забавно сыграет короля. По флангам она поставит молодых учителей, которые будут следить за порядком. Кавалерию возглавят классные руководители с большим педагогическим стажем. Они вытащат на свет все фотографии и материалы о проделанной с детьми работе. В артиллерию войдет изящная команда администрации вкупе с отменным столом, который накроют повара из местной столовой.

Школа опустела. Озеров взял свой зонт и, накинув куртку, направился к выходу. Он хотел уйти незаметно. Но у стола консьержа его остановила Маргарита Генриховна. Она сначала остановила, а потом долго думала, что сказать. А сказать что-нибудь хотелось.

– Заполнили журналы по девятым?

– Кажется, да.

– Мне звонили из методического центра: есть одна интересная олимпиада по вашему предмету…

– Маргарита Генриховна, на следующей неделе…

Она вздрогнула.

– На следующей – осенние каникулы.

– Вот как…

«Он еще ничего не понимает в расписании», – поняла она, глядя, как молодой человек растерялся.

– Но у нас для всех есть работа, – поспешила добавить она.

– Ну, естественно.

– Поздравляю вас! Вы уже целый месяц с нами.

Молодой учитель странно улыбнулся. Она вопросительно взглянула на него.

– Не обращайте внимания, – сказал Озеров. – Он пролетел так быстро, и вместе с тем я как будто уже год здесь.

– В школах свой пространственно-временной континуум. Тогда все, и еще что-то… забыла. Ну ладно.

Она приложила палец к губам и снова взглянула на него.

– Да ты бледный весь. Устал?

– Забегался немного, – признался Озеров.

– Ты поел?

– Не успел сегодня…

– Ах! Как же так? Иди, у меня есть печенье и чай.

– Не могу, Маргарита Генриховна, меня действительно ждут. Всего доброго!

Она стояла и соображала, что же забыла сказать. Что-то по работе. Сегодня ей предстояло сидеть до девяти вечера. Но это ничего, это даже лучше. Квартира недалеко от школы напоминала об оставленном муже: они так много сделали вместе, вырастили