Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

детей, и вдруг он ушел – после всех испытаний, после всех штормов. Ушел на своих веслах, оставив ее с опущенными парусами посреди штиля, под палящим зноем наступающей женской старости. И тут же рассеялся экипаж детей и внуков.

Она стоит на палубе и смотрит в подзорную трубу. Она мучается жаждой быть хоть кому-то нужной. Все спешат домой, а ее дом здесь. Ее родные внуки – ученики всех видов и мастей. Ее дети – молодые учителя, не набравшиеся опыта. Ее сестры – учителя постарше, а ее родители – нет, не на небесах, а вот они: школьная администрация.

Вот она идет в свой кабинет (в свою комнату), закрывает окно, достает с полок увесистые папки, проверяет графы в журналах, правит, и ей кажется, что она катается на роликах и смахивает пыль с домашней мебели, трет щеткой кафель и чисто вымывает пол. Ей кажется, что кто-нибудь родной скоро придет домой…

Она отгоняет эти мысли, как дурман. За окнами быстро темнеет. Уже черно в пять, а скоро ночь поглотит еще один дневной час.

«Переживу ли я еще одну зиму?» – сказала шепотом Маргарита Генриховна. И собственный голос, как чужой, ответил:

«Каучуковой Даме ничего не страшно. От нее все отскочит».

Землеройка

Она смотрела на огромное голое дерево с глубоким черным дуплом в середине ствола. Почти все ветки на дубе были лишены коры, и от этого казалось, что дерево закатало рукава на своих руках-ветвях. Оно было жутким и сказочным. Черная пещера в его теле пела и звала:

«Приходи и спрячься от всех, маленькая землеройка!»

«Это идеальное место, где никто меня не найдет», – думала девочка. Но сажа может испачкать ее одежду. Ну и что! Она и так надела сегодня тонкую черную кофту, почти как у Ангелины. Да и прятаться ей не нужно. Подруга защитит ее от врагов.

– Умирающий великан, – сказала девочка вслух.

– Пф-ф-ф, – ответила Ангелина, – это дерево давно умерло.

– Что это с птицами? Ты видела когда-нибудь столько птиц?

– Вороны глупые. Они нашли удобное дерево и не могут поделить его между собой.

Моросил дождь. От дождя волосы Ангелины повисли и потемнели, как ржавое железо. У Любы ее соломенная копна как будто совсем не мокла, только маленькие капельки блестели повсюду, словно россыпь жемчуга.

Девочка стояла как вкопанная. Она часто ходила домой через парк, но перед ней никогда раньше не открывалась такая страшная и завораживающая картина.

Над голым деревом кружили черные стаи, а над ними, в небе, на фоне грузных свинцовых туч сияла радуга. Разноцветная полоса уходила краем туда, где начиналась река. Река же впадала в залив. Любе захотелось взлететь и посмотреть – что там дальше?

Она сделала шаг по мокрой траве. Ангелина шла дальше, не отрываясь от своего смартфона, который время от времени издавал звонкий сигнал, означающий новое сообщение.

– Филя опять написал. Зовет к себе. Говорит, родителей не будет до позднего вечера.

Когда Чайкина говорила Любе о своем молодом человеке, та всегда с интересом слушала. Ангелина умела рассказывать так, что девочка сразу чувствовала себя намного взрослее. Ей казалось, что эти разговоры делают ее старше и увереннее. Но в последнее время везде – в столовой, под лестницей или в туалетах, где они прятались от чужих глаз и ушей, – Ангелина только и говорила, что о своем Филе, на что он готов ради нее и как целовал ей колено.

Почему-то сейчас Любе не хотелось слушать эти рассказы. Ей хотелось побегать и порезвиться под дождем. Пойти посмотреть старое дерево. Но Ангелина всю дорогу смотрела в телефон и разговаривала вслух сама с собой.

Землеройка вдыхала запах осенней пожухлой мокрой травы. Она ступила и услышала, как травинки, покрытые льдом, захрустели под ее ногами. Только в Городе Дождей, когда с неба падает вода, под ногами может быть лед.

Ангелина обернулась:

– Ты ведь не собираешься туда, в эту мокроту? Ты вообще слушаешь меня?

– Слушаю, – грустно вздохнула девочка.

– Тебе что, неинтересно со мной? Так и скажи.

Чайкина развернулась и быстро пошла по парковой дорожке.

– Ангелина, стой. Ну, не обижайся опять!

– Я тебе доверяю свою личную жизнь, а ты пялишься на мертвое дерево.

– Прости меня.

– Ладно, – девушка опустила длинные охряные ресницы. Подведенные в уголках глаз линии медленно смывал дождь, отчего лицо становилось круглее. Она провела ладонью по лицу, как умывается дворовая кошка, повернулась и промурлыкала: – Я волнуюсь, потому что он ничего не должен получать просто так. Как ты думаешь, может, попросить его подарить мне новые украшения?

Люба вдруг остановилась.

– Не ходи к нему, Геля. Вы опять поссоритесь, и ты будешь плакать.

– Ты советуешь мне бросить моего парня? И быть как все эти клуши? Что ты за подруга?

Они уже почти перешли мостик, как вдруг увидели Любиных одноклассниц.

– Это Кулакова?

– Угу.

– Стой здесь. Сейчас я покажу тебе, как с ними нужно говорить.

– Смотри, радуга, – Лика показала Яне Кулаковой на отражение в луже. Девочки вышли погулять с собакой Яны после школы. Они обсудили уже всех в классе, и им стало скучно.

– Говорю тебе, я могу взять Афанасьева и кинуть через бедро. Он ничего не сможет сделать. Брат показал мне, как это делается.

– Он долго еще будет у вас в гостях?

– Не знаю. Его, наверное, заберут обратно в армию. Мне все равно – он мне только двоюродный брат.

– И как она помещается в луже?

– Кто?

Лика нагнулась над отражением.

Плюх! Белые туфли окатило мутной водой. По воде пошли круги от уродливого