Медноголовый - Бернард Корнуэлл

Письма, как было известно Старбаку, вскрывались и просматривались, а он не хотел привлекать к Адаму внимание людей вроде Гиллеспи.

— При личной встрече, но именно при личной, передайте ему, что я настоятельно советую ему прекратить любую переписку с моим… — Натаниэль хотел сказать «братом», но решил выразиться более расплывчато, — …моим семейством. Понимаю, что звучит совет туманно, объясню при случае тет-а-тет.

Джулия несколько секунд смотрела на него молча, затем заключила:

— Звучит действительно туманно.

— Боюсь, что для вас таковым оно и останется.

Джулия вновь склонилась к книгам:

— Адам говорил, что вы попали в тюрьму?

— Сегодня выпустили.

— Значит, вы невиновны?

— Чист, как падающий снег.

— Правда? — улыбнулась Джулия. Долго сохранять серьёзность она, похоже, не могла, — В газетах писали, будто вы брали взятки. Я рада, что это оказалось поклёпом.

— Это не поклёп. Взятки я брал. Да все берут.

Джулия отложила книгу, которую взяла в руки и удостоила Натаниэля нового внимательного взгляда:

— Ну, по крайней мере, в нечестности вы честны. Чего не скажешь о дружбе. Адам запретил нам общаться с вами и вашей подругой, вы запрещаете ему общаться с вашей роднёй. Нам, что, всем хранить обет молчания? Так я собираюсь его нарушить, навестив вашу подругу мисс Ройал. В какое время к ней лучше придти?

— Ближе к полудню, полагаю.

— Под каким именем мне её спрашивать?

— Настоящее её имя Салли Труслоу, но, наверно, лучше спрашивать мисс Ройал.

— «Труслоу»… — Джулия записала фамилию Салли, адрес на Франклин-стрит и покосилась на часы, — Сейчас придёт мой отец. Надо успеть вывести вас до его появления, чтобы он не терзался относительно степени моей осквернённости после общения с вами. Может быть, когда-нибудь жизнь вновь нас с вами сведёт?

— Очень на это надеюсь, мисс Гордон.

В холле Старбак натянул мокрую шинель:

— Вы поняли, что передать Адаму, мисс Гордон?

— Чтобы он не переписывался ни с кем из членов вашей семьи.

— И, умоляю, никому не слова. Только Адаму. И ни в коем случае не письмом…

— Мистер Старбак, необходимость повторять мне по два раза что-либо отпала с тех пор, как я повзрослела.

Старбак виновато улыбнулся:

— Простите, мисс Гордон. Сказывается солдатчина.

С улыбкой на устах он вышел в дождь. Милое лицо Джулии стояло у Старбака перед глазами, он замечтался и едва не попал под едущий на восток фургон. Негр-возчик успел окриком предупредить пешего ротозея и щёлкнул кнутом над холками коней. Фургон был с верхом набит мебелью, прикрытой куском просмоленной парусины.

Старбак шагал от одного пятна света уличного фонаря к другому, а в груди было до странности пусто. Он мог хорохориться перд Джулией, утверждая, что Юг ещё не начал драться по-настоящему, но думал сам иначе. Война, по всей видимости, кончена; бунт почти подавлен, север почти победил. Старбаку, присоединившийся, на свою беду, к стороне побеждённой, представился шанс начать жизнь заново. Он остановился и оглянулся на усадьбу Фальконеров. Миг прощания. Долгий отрезок его жизни, начало которому положила завязавшаяся в Йеле дружба, а конец — бегство в ночи. Что ж, рассудил Натаниэль, во всяком случае, он прощается с этим куском жизни без сожаления и стыда, сохранив самоуважение. Его друг от него отказался, но он нашёл в себе достаточно благородства, чтобы не предать былую дружбу, и предупредил Адама. Адам не будет вздёрнут на виселице, он женится на Джулии и будет жить долго и счастливо.

Старбак резко отвернулся от дома Фальконеров и поспешил туда, где его ждала коляска д’Эмона. Улицы оглашали ругань возчиков и грохот окованных железом колёс по брусчатке. Внизу, в долине, железнодорожный состав разводил пары, нагоняя тоску свистком. Рабы и слуги грузили в вагоны чемоданы с баулами, кричали дети. Где-то на востоке, скрытое ночью и расстоянием, вражеское войско надвигалось на город, и Старбак озаботился собственным спасением.

Он вошёл с чёрного хода в кухню, где чернокожие Грейс и Чарити жарили оленину на отдраенной грифелем плите. Рабыни завизжали было, но, разглядев, кто к ним вломился, засыпали Натаниэля градом вопросов, попутно охая и ахая по поводу его худобы и состояния одежды.

— Отощал-то как! — причитала Грейс, — Кожа да кости!

— Да, не хватало мне вашей стряпни. — признался Старбак и сказал, что пришёл повидаться с мисс Труслоу, — Она занята?

— Занята? Занята с мертвецами! — неодобрительно и загадочно отрезала Грейс.

Объяснять ничего не стала, скинула передник и, наскоро пригладив курчавые волосы, умчалась наверх. Спустя пять минут она вернулась с докладом, что Старбаку велено подниматься к Салли в комнату, но воспользоваться задней лестницей.

Спальня Салли находилась на третьем этаже с окнами на запущенный сад и хозяйственную пристройку. Старбак нашёл взглядом тёмное окно своего бывшего пристанища и отвернулся. Стены комнаты Салли были оклеены элегантными обоями в бледно-зелёную полоску, кровать украшал зелёный же балдахин. На каминной полке стояла позолоченная ваза с засушенными цветами. На стенах висели пейзажи в лакированных рамах. Освещали комнату два газовых рожка, но свечи, на случай отключения подачи газа, тоже имелись. Не комната — воплощение американского идеала домашнего уюта; комната, которой могла бы гордиться, например, мать Натаниэля.

Дверь открылась, и внутрь влетела Салли.

— Нат! — она ринулась к нему на шею и принялась целовать, — О, Боже! Я с ума сходила от беспокойства! Пыталась тебя найти, в тюрьму ходила, клиентов просила помочь, но всё без толку…

— Ну, вот он я. Всё хорошо. — мягко прервал её Старбак.

— Ты похудел.

— Будет куда отъедаться. — ухмыльнулся он и повернул голову к полуоткрытой двери, через которую снизу донёсся взрыв хохота.

— Вызывают духов. — скривилась Салли.

Отпустив, наконец, Старбака, она сняла с причёски шиньон, положила на туалетный столик. Без фальшивых кудряшек она сразу стала моложе и проще.

— Нарезались в дымину и вызывают призрак Джорджа Вашингтона посоветоваться, — презрительно объяснила Салли, — Янки близко, и все хлещут виски, как индейцы.

— Все, но не ты?

— Миленький, в моём ремесле если хочешь срубить деньжат — забудь, как пахнет спиртное. — она подошла к двери, заперла её, потом спохватилась, — Ой, а ты, может, вниз хочешь пойти? Ко всем?

— Нет, я заскочил ненадолго.

Она напряглась:

— Ты уходишь? Куда?

Он показал ей паспорт: