Рожденные ползать - Александр Анянов

Дед ненадолго замолчал, вспоминая, потом продолжил свой рассказ:

— Пару лет назад был я у нее в гостях. Тетя Варя, говорю, нельзя так. Понимаю, что пенсия у тебя маленькая. Давай, я тебе какое-нибудь пальто куплю и туфли. А она отвечает: ничего мне не надо. Вот, ты вернешься назад, так там и передай: сынки, мы последнюю копейку армии отдадим. Сами голодать будем. Главное, чтобы войны не было!

— Ты это к чему? — поинтересовался Панин.

Видела бы она, чем мы тут занимаемся. Интересно, повторила бы снова свои слова?

Едва только построение закончилось, и Паханов скомандовал: «Разойдись!», к Шувалову подошли двое летчиков — капитаны Борисов и Бесчастных. Они попросили Славу задержаться на минутку. Когда офицеры остались одни на плацу перед штабом полка, оглядевшись по сторонам, Борисов начал:

— Ты вот что, Шувалов. К Яковлевой больше не ходи. По-хорошему тебя просим. Пока еще по-хорошему!

Славка даже растерялся от неожиданности. Такого разговора он никак не ожидал. Вначале техник решил, что это просто шутка. Однако тон, каким это было произнесено, хмурые лица и, недобро глядящие в упор глаза летчиков, не оставляли никаких сомнений. Поняв, что вопрос поставлен серьезно, Шувалов, как обычно в таких случаях, стал мгновенно заводиться.

— Это вас не касается! — жестко отрезал он.

— Касается, еще как касается. Коля был нашим другом и даже если он погиб, то это не означает, что некому защитить его честь и честь его жены…

— Вдовы, — из последних сил сдерживаясь, поправил Шувалов.

— Неважно.

— Нет, это как раз очень важно!

— Тем не менее, мы сможем защитить ее от всяких там любителей на халявку пристроиться!

Плац поплыл перед Славкиными глазами. Время спрессовалось, как в замедленной киносъемке. Для него больше не существовало ни страха, ни боли, ни жалости, ни сомнений в правильности своих действий. Последний раз такое состояние у него было во время той страшной драки на первом курсе училища, когда он один, вооруженный только курсантским ремнем, заставил отступить шестерых старшекурсников.

— Ну-ну, продолжай, — как будто бы со стороны услышал свой голос Шувалов.

— Он хотел сказать, что мы решили прекратить все эти грязные сплетни, распространяемые про Наташу в гарнизоне, — поддержал друга Бесчастных.

Абрек сделал шаг вперед, подойдя к противникам вплотную. Презрительно взявшись двумя пальцами правой руки за лацкан кителя одного летчика, а левой, за лацкан другого, он, тщательно произнеся каждое слово, отчеканил:

— Слушай сюда, внимательно! Ходил, хожу, и буду ходить — это первое. Слухи я прекращу сам, без вашей помощи — это второе. И третье: я вас не просил со мной по-хорошему. Давайте, не теряя времени, сразу перейдем к плохому. Прямо сейчас! Пошли, — он кивнул головой в сторону близлежащего леса.

Шувалов уже практически ничего не видел перед собой из-за овладевшей им ярости. Ничего, кроме этих людей, которые пытаются сейчас отнять у него самое дорогое в жизни. Поэтому они должны быть сбиты на землю, растоптаны, уничтожены. Или… Или ему самому незачем жить.

В этот момент от Славки исходили такие мощные биоволны уверенности в себе, силы, жажды схватки и желания стоять до конца, что Борисов с Бесчастных невольно отшатнулись. Инстинктивно они поняли, что простой дракой тут не отделаешься. Человек, стоящий сейчас перед ними уже находился по ту сторону черты. Его можно было только убить. Заставить отступить его, было невозможно!

Тогда летчики отступили сами, предупредив на прощание:

— Смотри, сам напросился! В конце концов, мы и по-другому этот вопрос можем решить.

Они повернулись и пошли в сторону штаба полка.

Как вихрь, Шувалов ворвался в квартиру Яковлевых. У него на шее с радостным криком тут же повис Петька:

— Дядя Слава пришел! Дядя Слава пришел!

На шум из комнаты появилась Наташа.

— Погоди, орел, — офицер осторожно поставил мальчика на пол. — Дай нам с твоей мамой поговорить. Иди пока поиграй.

Они зашли на кухню и прикрыли за собой дверь.

— Наташка, выходи за меня! — начал Шувалов безо всякого предисловия.

Яковлева удивленно застыла, держа в руках курточку сына, к которой она пришивала пуговицу в момент появления гостя.

— Славочка… Ты…. Почему так вдруг?

— Это не «вдруг». Я давно хотел тебе это сказать, да все искал случай подходящий. Теперь, похоже, обстоятельства не оставляют мне времени на излишнюю обходительность. Да и какой из меня, к чертям, дипломат! Ну, ты и сама знаешь.

— Знаю, — Наташа едва заметно, одними уголками губ улыбнулась.

— Так ты не ответила: «да» или «нет»?

Женщина опустила глаза и попыталась уйти от ответа:

— Все это очень сложно и неожиданно. Давай, поговорим об этом в другой раз.

— Нет! — твердо отрезал Шувалов. — Другого раза не будет. И вообще, чего тут сложного? Ну, уж раз ты такая несообразительная, подсказываю. Правильный ответ — «да».

— Слава, ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду под словом «сложно». Не забывай, я — вдова твоего погибшего сослуживца. Все это так двусмысленно… Ты же знаешь, кое-кто до сих пор считает тебя виновником его смерти.

— Я никогда об этом не забываю, но сейчас мне на это наплевать. Мне важно только то, что ты веришь мне. Так ты согласна или нет?

Наташа обвела взглядом крохотную кухоньку, как будто ища кого-нибудь, кто бы мог поддержать ее в эту минуту:

— Ты — молодой, Славочка. Ты — умный. Ты — способный. У тебя еще все впереди. Ты обязательно будешь генералом! Зачем тебе такая, как я, да еще с ребенком в придачу.

— А ты, конечно, старая? И крест уже на своей жизни поставила, так? И еще ребенок. Ай, ты ж, беда, какая. Разве ты не видишь, что Петька мне почти, как родной. Чего ты боишься? Слухов, сплетен?

— Боюсь! — Наташа первый раз за время разговора посмотрела ему прямо в глаза.

— Хорошо. Тогда я сделаю так, что у тебя не останется выбора. Я все равно женюсь на тебе, вот посмотришь! Водка есть?

— Ты что, решил напоить меня, чтобы я размякла и согласилась? — удивилась женщина.

— Это — не тебе, это — мне.

— Ты же не пьешь.

— Не пью, но сегодня такой день, что придется сделать исключение!

Не спрашивая разрешения, Шувалов полез в холодильник и вытащил оттуда начатую бутылку водки. Затем достал из стенного шкафа рюмку, потом, немного подумав, поставил ее назад и взял с полки граненый стакан. Он вылил в него из бутылки все до последней капли и одним махом опрокинул содержимое в себя, сопровождаемый недоуменным взглядом хозяйки. Пару минут они сидели молча. Славкино лицо постепенно приобретало пунцовый оттенок.

— Огурец? — опомнилась, наконец, Яковлева.

— Нет, мне бы сейчас гранату.

— Какую гранату? — опешила женщина.

— Лучше, конечно, противотанковую. Ну, я пошел.

— Куда?

— Если бы ты сказала мне — «да», я бы перед тобой отчитывался. А так — извини.

Он прошел в коридор и, уже взявшись за ручку двери, задержался:

— Ты, значит, хорошая. Хочешь, чтобы все были счастливы. Собой готова пожертвовать. А я, значит, эгоист. Может быть это и так. Только я эгоист умный, в отличие от тебя, и жертву не приму. Я люблю тебя и знаю, что ты меня тоже любишь. Ты — самое лучшее, что есть в моей жизни. Судьба сделала все, чтобы мы не могли встретиться и быть вместе, но мы встретились. И теперь, ты от меня так просто не отделаешься!

Шувалов помолчал немного, медленно открыл дверь и уже очень серьезно добавил:

— Я понял, в чем разница между твоим пониманием, что такое любовь и моим. В моем представлении — это падение, пусть очень сладкое, но падение. В твоем — это взлет. Я тоже хочу научиться летать. Пожалуйста, не прогоняй меня!

Дверь за Славкой захлопнулась, давно затихли его шаги на лестнице, а Наташа все еще стояла неподвижно, прислонившись лбом к дверному косяку.

— А я хочу падать и каждый день умирать, обнимая тебя. Каждый день, каждую минуту. Мне не нужны крылья. Зачем мне небо, если там нет тебя, — тихо шептали ее губы.

Шувалов вошел в помещение гарнизонного военторга, где, как обычно, в очереди, в ожидании возможных дефицитов, изнывал от безделья десяток постоянных клиенток. Славка подошел к ним поближе и несколько раз громко кашлянул, привлекая к себе внимание. Женщины, прервали обсуждение старых всем давно уже известных новостей и вопросительно повернулись к офицеру.

— Ну, что стоим? — начал тот бодрым голосом. — Будете меня поздравлять или как?

— С чем? — раздалось сразу несколько заинтересованных голосов.

— Как, с чем? Разве вы не знаете, что я сделал предложение Яковлевой Наталье Андреевне, и она осчастливила меня согласием. Скоро — свадьба. Сама она — скромная, может не признаться, а я человек прямой, мне скрывать от народа нечего. Белый хлеб есть? — обратился он к продавщице. — Свежий? Нет, тогда не надо.