М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

раясь как можно тщательнее очистить поверхность

земли в горшке своего любезного рододендрона, не

поднимая на меня глаз и устремив все свое внимание

* Здесь: Он перед этим не может устоять! ( фр.) .

210

на цветочную землю и на свою работу; но, вдруг заме­

тив, что и я курю мои соломинки-пахитосы, он быстро

взглянул, стоит ли в приличном расстоянии от меня

бронзовая пепельница. Вследствие этого не по натуре

его быстрого движения я сказал ему:

— Не опасайтесь, дорогой Афанасий Иванович,

я у вас не насорю. Но скажите, пожалуйста, гость ваш,

так вас огорчивший, ведь это тот молоденький гусар,

что сейчас от вас вышел хохоча?

— Да, д а , — отвечал С и н и ц ы н , — тот самый. И вы­

шел, злодей, с хохотом от меня, восхищаясь тем, что

доставил мне своим визитом работы на добрый час,

чтоб за ним подметать и подчищать. Еще, слава богу,

ежели он мне не испортил вконец моего рододен­

дрона. <...>

...Я спросил Синицына: «Кто же этот гусар? Вы

называете его «Майошкой»; но это, вероятно, школьная

кличка, nom de guerre?» *

— Л е р м о н т о в , — отвечал С и н и ц ы н , — мы с ним

были вместе в кавалерийском отделении школы. <...>

— Вы говорили давеча, любезнейший Афанасий

И в а н о в и ч , — спросил я, почти не слушая служебных

рассуждений моего с о б е с е д н и к а , — вы говорили, что

этот гусарский офицер, Лермонтов, пишет стихи?

— Да и какие прелестные, уверяю вас, стихи пишет

он! Такие стихи разве только Пушкину удавались. Сти­

хи этого моего однокашника Лермонтова отличаются

необыкновенною музыкальностью и певучестью; они

сами собой так и входят в память читающего их. Словно

ария или соната! Когда я слушаю, как читает эти

стихи хоть, например, Коля Юрьев, наш же товарищ,

лейб-драгун, двоюродный брат Лермонтова, также

недурной стихотворец, но, главное, великий мастер

читать стихи, — то, ей-богу, мне кажется, что в слух

мой так и льются звуки самой высокой гармонии.

Я бешусь на Лермонтова, главное, за то, что он не

хочет ничего своего давать в печать, и за то, что он

повесничает с своим дивным талантом и, по-моему,

просто-напросто оскорбляет божественный свой дар,

избирая для своих стихотворений сюжеты совершенно

нецензурного характера и вводя в них вечно отврати­

тельную барковщину. Раз как-то, в последние месяцы

своего пребывания в школе, Лермонтов, под влиянием

* прозвище ( фр.) .

211

воспоминаний о Кавказе, где он был еще двенадцати­

летним мальчишкой, написал целую маленькую поэмку

из восточного быта, свободную от проявлений грязного

вкуса. И заметьте, что по его нежной природе это вовсе

не его жанр; а он себе его напускает, и все из какого-то

мальчишеского удальства, без которого эти господа

считают, что кавалерист вообще не кавалерист, а уж

особенно ежели он гусар. И вот эту-то поэмку у Лер­

монтова как-то хитростью удалось утащить его кузену

Юрьеву. Завладев этою драгоценностью, Юрьев полетел

с нею к Сенковскому и прочел, ее ему вслух с тем

мастерством, о котором я уже вам говорил сейчас.

Сенковский был в восторге, просил Юрьева сказать

автору, что его стихотворения все, сколько бы он их

ни давал, будут напечатаны, лишь бы только цензура

разрешила. А та-то и беда, что никакая в свете цензура

не может допустить в печать хотя и очаровательные сти­

хи, но непременно с множеством грязнейших подробно­

стей, против которых кричит чувство изящного вкуса.

— А, вот ч т о , — заметил я, — так эта прелестная

маленькая поэма «Хаджи Абрек», напечатанная в «Биб­

лиотеке для чтения» прошлого тысяча восемьсот

тридцать пятого года, принадлежит этому маленькому

гусарику, который сейчас почти закутал меня капюшо­

ном своей шинели и уверял меня, личность ему совер­

шенно незнакомую, что его гусарский плащ целуется

с моею гражданскою тогою, причем употребил один

очень нецензурный глагол, который может быть кстати

разве только за жженкой в компании совершенно

разнузданной. Кто бы мог подумать, что такой оча­

ровательный талант — принадлежность такого сорви­

головы!

— Ну, эта фарса с шинелью очень похожа на Лер­

м о н т о в а , — засмеялся С и н и ц ы н . — За тем-то он все

хороводится с Константином Булгаковым *, продел­

ками которого нынче полон Петербург, почему он, гусь

лапчатый, остался лишний год в школе. Однако, много­

уважаемый Владимир Петрович, я с вами не согласен

* Этот Булгаков Константин, служивший в л.-гв. Московском

полку, хотя в Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров чис­

лился в Преображенском полку, был знаменит своими разнообраз­

ными, иногда очень остроумными проказами, почему он был в ми­

лости у великого князя Михаила Павловича, снисходительно отно­

сившегося к шалостям молодежи, ежели шалости эти не проявляли

ничего вредного. ( Примеч. В. П. Бурнашева.)

212

насчет вашего удивления по поводу поэтического

таланта, принадлежащего сорвиголове, как вы сказали.

После Пушкина, который был в свое время сорви­

головой, кажется, почище всех сорвиголов бывших,

сущих и грядущих, нечего удивляться сочетанию талан­

тов в Лермонтове с страстью к повесничанью и молоде­

честву. А только мне больно то, что ветреность моего

товарища-поэта может помешать ему в дальнейшем

развитии этого его дивного таланта, который ярко

блещет даже в таких его произведениях, как, напри­

мер, его «Уланша». Маленькую эту шуточную поэмку

невозможно печатать целиком; но, однако, в ней

бездна чувства, гармонии, музыкальности, певучести,

картинности и чего-то такого, что так и хватает

за сердце.

— Не помните ли вы, Афанасий И в а н о в и ч , — спро­

сил я, — хоть нескольких стихов из этой поэмки? Вы

бы прекрасно угостили меня, прочитав из нее хоть

какой-нибудь отрывок.

— Как не знать, очень з н а ю , — воскликнул Сини-

ц ы н , — и не только десяток или дюжину стихов, а всю

эту поэмку, написанную под впечатлением лагерных

стоянок школы в Красном Селе, где между кавалерий­

скими нашими юнкерами (из которых всего больше

в этот выпуск случилось уланов) славилась своею кра­