Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Они сели за столик в уголке и заказали кувшин пива. Разливая пиво по кружкам, они его расплескивали, обливались, но при этом весело смеялись. Им уже ударил в голову хмель, когда они потянули друг друга на танцплощадку.

Все было расчудесно. Выдался прекрасный, восхитительный вечер. К той минуте, когда Роза заказала «Любовное гнездышко», оркестранты уже были или под мухой, или под кайфом. Пара музыкантов вообще вырубилась. Барабанщик развязал галстук-бабочку и лежал на сцене около своего бас-барабана. Флейтист, страдавший бессонницей, наигрывал мелодию, похожую на легкий ветерок, задувающий сквозь щель в окне. Звук его флейты походил на писк зажавшего нос младенца, а пение солиста напоминало песенку героя какого-то мультика.

Роза и Пьеро приникли друг к другу, сделали несколько коротких шажков и поцеловались. Им невыносимо было оказаться порознь даже на мгновение. Они кружились в танце, Роза словно парила над полом, а Пьеро ее поддерживал. Они касались друг друга лбами, тела их вибрировали, они льнули друг к другу. Немногочисленные посетители, выпивавшие в танцевальном зале в тот вечер, уперли локти в стол, подбородки – в ладони и наблюдали за ними, не отрывая взгляда. Танец живо напоминал Пьеро и Розе представления, которые они давали, когда были детьми. Только теперь им не надо было после выступления возвращаться в приют и спать в разных постелях.

Они стали взрослыми. Им можно было заниматься любовью.

Когда танцевальный зал закрылся, они покинули клуб и пошли рядом по улице.

– Когда я тебя искал и вернулся в приют… – произнес Пьеро и сделал небольшую паузу, – я встретил сестру Элоизу.

– Эту сучку психованную. И что же она тебе сказала?

– Она сказала, что все рассказала тебе о ней и обо мне.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Мы развратничали в ванной.

Пятнышки на щеках Розы стали пунцовыми.

– Когда это началось?

– Кажется, когда мне было одиннадцать лет. Да, точно, одиннадцать.

– Ну, мой дорогой, это же не твоя вина. Она ведь больная на всю голову. Разве ты это не понимал?

– Ты меня за это не презираешь?

– Если бы я знала, что тебе от этого станет легче, я бы прямо сейчас туда пошла и всадила ей пулю в башку.

– Да нет, я уже даже не злюсь на нее. Все это в прошлом. Я переживаю только потому, что мне кажется, это как-то на меня повлияло. Что из-за этого в каком-то смысле я стал недостойным любви.

– Не глупи. Я как-нибудь убью ее за тебя.

– Ха-ха-ха. Да что ты? Спасибо, но ты не обязана это делать.

И вдруг Пьеро расплакался.

– Послушай, ты рассказал мне про свою тайну, а теперь я поделюсь с тобой своей. Как ты знаешь, я была любовницей одного человека, но когда от него ушла, ради денег я надевала туфли на шпильках, корсеты и занималась любовью с мужчинами, одетыми в костюм зебры. Фильмы, которые при этом снимались, показывают теперь в маленьких просмотровых залах по всему миру, а мужчины смотрят их и мастурбируют.

– Ой, я видел одно такое кино! Ты там просто великолепна!

Она открыла дверь в гостиницу «Валентин», а Пьеро придержал ее, когда она закрывалась за Розой. Он поднимался по лестнице сразу же за ней. Ей казалось, что он – ее тень. Как будто он был к ней пришит. Ступеньки творили чудеса. Они очень напоминали ступеньки в сновидениях. Они были как гармошка. По некоторым подниматься приходилось слишком долго. А над другими Роза могла бы без труда пролететь, будто силы притяжения не существовало.

Так желание перекраивает физическую сущность вещей: прижимая палец к пластинке, замедляешь ее вращение, чтобы расслышать каждое слово и всё запомнить.

Не успели они войти в комнату, как Пьеро прижал Розу к голубым обоям. Она подняла ногу и обхватила ею его за бедра. Как только он к ней тесно прижался, она ощутила его член. В недоумении она опустила взгляд вниз. Потом расстегнула его брюки, запустила в них руку и почувствовала его.

Пиджак упал с него на пол. Никогда еще она так не возбуждалась, глядя, как кто-то раздевается. Скинув с себя всю одежду, она восхитилась собственным телом, как будто увидела его впервые, и увиденное ей очень понравилось. Роза скатала с ноги чулок и поразилась, насколько она худенькая. Потом пошевелила пальцами ног и также осталась ими вполне довольна.

Увидев груди Розы, Пьеро сжал их обеими руками и зарыл между ними лицо. Он сорвал с плеч подтяжки. Брюки еще не успели упасть, как он уже был внутри Розиного тела. Пряжка ремня стукнулась о пол, как якорь корабля.

Они переместились на кровать. Пьеро обнимал Розу за плечи и входил в нее все энергичнее и глубже. Она так громко кричала, что он испугался, как бы ее не услышали соседи. Дело здесь было вовсе не в том, что они могли возражать. Может быть, им очень нравилось слушать, как Роза занимается любовью. Просто Пьеро хотелось все сохранить только для себя. Это его безумно заводило, и если бы другие слышали ее стоны – это было бы равносильно тому, что они видят Розу голой.

Он вышел из нее и снова вошел. А когда кончил, почувствовал себя так, будто все тело его разрушено каким-то чудесным способом. Потому что она выжала из него все жизненные соки. Они оба глубоко дышали, смотрели друг на друга и смеялись, смеялись, смеялись…

Пьеро не чувствовал себя преступником, занимаясь любовью. Как здорово! Он поверить не мог, что Роза рядом с ним. Как здорово! И на ней нет никакой одежды. Как здорово! Ему хотелось собрать все ее вещи и выкинуть за окно, чтобы она всегда была рядом с ним обнаженной и не могла никуда от него снова уйти.

– Какой твой любимый цвет? – спросил Пьеро.

– Темно-синий. Почти черный, – ответила Роза.

– Какой твой любимый возраст? – не отставал он.

– Одиннадцать лет.

– У тебя есть любимая птица?

– Робин.

– Ты и впрямь такая девушка, которой должны нравиться робины. Ты вполне можешь оценить их неброскую красоту.

– Спасибо.

– Какая твоя любимая книга?

– Я видела кукольное представление «Тартюфа» Мольера, от которого смеялась до упаду.

– Как случилось, что ты стала такой начитанной?

– Я много книг читала детям, когда была у них гувернанткой. Они всё понимали. И даже если не понимали, спокойно лежали и слушали, пока я читала то, что предназначено взрослым.

– Ты, наверное, всю их жизнь разрушила! Мне дела нет