Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

казалась маленькой утробой, в которую засунули артиста. У этого клоуна, на которого уставились зрители, был большущий сундук, такой длинный, что, казалось, он мог принадлежать семейству иммигрантов, переплывших океан, чтобы попасть в Новый Свет.

Сундук заполняли самые разные, странные и необычные предметы, которыми можно было жонглировать. Там лежали бутылки, которые клоун вынимал и быстро вращал перед собой. Еще в сундуке были цветастые мячи, кегли и набор ножей для разделки мяса. Розе захотелось спросить клоуна, пользуется ли он этими ножами на кухне, когда нарезает себе салями.

Но жонглирование всеми этими предметами было для него плевым делом, служившим ему лишь для разогрева. Он взял несколько факелов, окунул намотанную на палках ткань в керосин и поджег. Потом намочил водой и надел белую шапочку, как у католического священника. Он сделал это, чтобы в случае чего пламя не обожгло ему голову.

Клоун одновременно жонглировал столькими факелами, что Розе казалось, будто она несется в космическом пространстве, минуя разные созвездия. Сидя в зале, нельзя было не задуматься о звездах, мерцающих в невообразимых высях, и не загадать желание о таком ярком свете, льющемся с небес, чтобы поздними вечерами можно было выгуливать собак, не натыкаясь на стволы деревьев.

Сущность, суть этого номера, над которым он работал несколько лет, перед тем как достичь совершенства, состояла в том, чтобы в центре постоянно горел один гигантский шар, а вокруг него вращались цветные огненные сферы, что, в принципе, воплощало строение вселенной.

Чтобы прийти в себя после страшного напряжения, которое он испытывал во время представления, клоун обходил здание театра, где на заднем дворе его три или четыре раза рвало. Там и нашла его Роза. Он провел ее обратно к себе в гримерную. Клоун все еще был настолько вымотан своим представлением, что долго рыдал перед тем, как смог спокойно говорить.

– Представление было великолепно. Теперь я вижу, насколько оно вас опустошило, – сказала Роза по-французски и повторила то же самое по-английски.

– Это то, что каждую ночь должен делать Господь в масштабе мироздания. Раз он его придумал, ему теперь о нем и заботиться. В противном случае все звезды погаснут одна за другой. Иногда мы жалуемся, что ему не до того, что нам хотелось бы, – но взгляните на небо! Его вид всегда впечатляет, говорят люди. И каждый раз впечатляет все больше. Людям всегда хочется больше, – по-французски добавил он последнюю фразу.

– Да, – согласилась Роза.

Ей тоже хотелось быть полноправным участником этой феерии.

– Вы не знаете клоуна по имени Пьеро? У него такая легкая походка, что порой кажется, он не ходит, а плывет над землей.

– Есть один человек, подходящий под ваше описание, в театре «Манифик». Попробуйте поискать его там.

В этот миг Пьеро взглянул в ночное небо. Полярная звезда блистала так ярко, словно подавала ему какой-то знак. Он хотел найти Розу. Он никогда особенно не верил звездам. Скорее просто считал себя везучим парнем. Он полагал, что не вправе докучать вселенной просьбами о благодеяниях. И если бы ему надо было что-то попросить у вселенной или получить ее совет, то, перед тем как это сделать, он оказался бы в очень сложном положении. Даже призвав на помощь всю силу воображения, он никак не мог назвать свое положение удручающим, и тем не менее Пьеро взглянул в бескрайнее ночное небо и попросил о помощи в поисках Розы.

41. День пятый

В театре «Океан» выступал клоун в парике с загнутыми вверх косичками, в которые были вплетены ленточки. Выглядел он так, будто прыгнул в воду солдатиком и идет ко дну. На нем был водолазный костюм для глубоководного погружения. Двигаясь по сцене в ластах, он выглядел чрезвычайно неуклюже и нелепо.

По смонтированным на сцене лесам он вскарабкался под потолок. Встав там на маленький выступ, он прикрепил два каната к крюкам, приделанным с задней стороны водолазного костюма, и нырнул! Он летел прямо вниз, но перед самым его падением на сцену сложная система блоков и роликов, соединенных с канатами, натянулась так, что клоун смог приземлиться не без доли изящества. Потом он вновь взмыл вверх и словно по волшебству поплыл в воздухе, очаровывая зрителей грацией неспешных движений, свойственной людям, оказавшимся под водой. Он огляделся по сторонам, потом поплыл брассом. Это было настолько же прекрасно, насколько гротескно.

После представления клоун с Розой сидели друг напротив друга в театральном кафе рядом с вестибюлем.

– Вся жизнь возникла в океане. Вот я и пытаюсь дать людям ощутить вкус бытия до наступления цивилизации.

– Но мы ведь были тогда чем-то вроде амеб и планктона. Все начиналось совсем не с водолазных костюмов для глубоководного погружения.

– Мы все приходим в этот мир с кислородной трубкой в пупке.

– Да, это так.

Роза коснулась собственного живота. Еще совсем недавно там развивалось морское создание, изо всех сил пытавшееся дать представление вместе с ней. Но оно погибло в морской пучине.

Тем временем Макмагон среди своих пустил весточку, что хочет, чтобы Розу нашли. Кто-то в ресторане коснулся его плеча. Это была смахивающая на стриптизершу женщина в белом меховом манто, с жирно подведенными тушью глазами. И все ее лицо было так густо накрашено, что Макмагон принял ее макияж за сценический грим.

– В чем дело? – спросил он.

– Я только что видела Розу. Клянусь, это была она. В театре через улицу, она сидела за кулисами и болтала с клоуном.

Макмагон встал из-за стола, взял пальто, понесся к выходу так быстро, что по пути сбил стул, и, тяжело ступая, пересек улицу. Он прошел через вестибюль в зрительный зал, поднялся на сцену, резко раздвинул занавес и пошел дальше за кулисы. Там распахнул дверь, на которой было написано: Загляни в «Манифик».

– Здесь только что была черноволосая девушка?

– Ага. Вы могли бы ее поймать.

Ее влажные следы еще не высохли, они вели по коридору к запасному выходу и на улицу. Макмагон побежал, хоть ему было больно дышать. Он с силой толкнул двустворчатую дверь. Лишь ветер гулял по переулку. Еще там стояла дрожащая четырнадцатилетняя девчушка с печеньем в форме сердечек, которое сама испекла и принесла какому-то артисту. Одно печенье она протянула Макмагону. Тот осклабился как разъяренный конь.

Пьеро пошел в общественные бани. Пол бассейна там был выложен чередующимися, как на шахматной доске, коричневыми и белыми квадратными плитками. По бассейну неторопливо – шаг за шагом – двигался высокий, старый, худой мужчина, напоминавший фигуру шахматного короля. Пьеро отложил в