Хроника смертельной осени - Юлия Терехова

Наконец, Булгаков увидел, кто его звал – невысокий молодой парень, черноволосый и черноглазый, в темно-зеленом свитере с вывязанным белым орнаментом. В правой руке парень сжимал кусок металлической арматуры и, казалось, готовился тоже запрыгнуть в грузовик. Пока же он только курил, вернее, докуривал. Булгаков махнул рукой Олегу, который, прижавшись к стене дома, в растерянности оглядывался по сторонам – мимо них то и дело свистели пули, и только чудом еще ни одна не задела никого из них.

– Черт, – произнес Олег, – Серж, давай сваливать отсюда…

– Да, уходим, – кивнул Булгаков, – сейчас только узнаем, что этому чернявому нужно…

Короткими перебежками они подобрались к грузовику и спрятались за него. Они оказались рядом с черноглазым, который уже докурил и натягивал на руку перчатку. Теперь они заметили, что правый висок парня заклеен пластырем, потемневшим от сукровицы и уличной пыли.

– Поехали с нами, – он улыбнулся.

– Куда? – хмуро спросил Сергей.

– В «Останкино». К телецентру, – черноглазый снова сверкнул азартной улыбкой.

– Это еще зачем? – Рыков смотрел на него, как на умалишенного.

– Как – зачем? – удивился парень. – В свободной стране должно быть свободное телевидение.

– Ты совсем ку-ку или притворяешься? – не удержался Булгаков от презрительной усмешки. – Эти уроды манипулируют вами, как хотят.

– Ты что, за президента?.. – насупился парень. – За этого вора?

– Вор у вора дубинку украл, – усмехнулся Рыков. – Еще не хватало жизнью своей рисковать из-за этих гадов.

– А ради чего стоит рисковать жизнью? Если не ради свободы – тогда ради чего? – лицо черноглазого потемнело.

– Свобода в данном случае – не при чем, – Булгаков покачал головой. – Вы марионетки. Пристрелят тебя – ни за что, ни про что…

– Вы трусы! – запальчиво воскликнул юноша. – Просто трусы! Идите отсюда…

– Да, уже уходим, – пожал плечами Сергей. – Аккуратнее там, Гаврош, мать твою…

Парень вывернул из-за грузовика и стал подтягиваться на бортик кузова. Сильные руки мужчин уже тянулись, чтобы помочь ему, но в этот момент что-то свистнуло совсем близко, и парень повис, из последних сил цепляясь за тех, кто пытался его затащить в кузов. Грузовик тронулся и он, не в силах удержаться, опустился на асфальт, лицом вниз. На его спине виднелось отверстие, а зеленый свитер темнел на глазах, окрашиваясь в бурый цвет. А грузовик уехал – «товарищи по оружию» даже и не подумали помочь мальчику – свобода звала их на бой…

– Он ранен? – повернулся Рыков к Сергею.

Тот склонился над парнем:

– Эй, ты жив?

Раненый прохрипел что-то, но Булгаков не смог разобрать его слов. Черт, и что теперь делать?

– Надо скорую вызывать, – сказал Олег.

– Как же, дождешься сейчас скорой, – хмыкнул Сергей с досадой. – Надо хватать партизана и самим убираться отсюда, пока нас всех не перестреляли…

– А куда? – спросил Олег. – Его в больницу надо везти.

– Здесь рядом военный госпиталь, – вспомнил Булгаков. – Дотащим?

– Без проблем, – кивнул Олег, и они подхватили мальчишку под руки. Но у лестницы, ведущей в Кривоарбатский переулок, их остановил военный патруль. «Переулок простреливается снайпером, – капитан был неумолим. – Схлопочете по пуле каждый, как только сойдете с последней ступеньки».

– Ну, и что делать? – Сергей задал вопрос в воздух, так как капитан уже повернулся к ним спиной и что-то обсуждал с одним из подчиненных.

– У меня через дорогу приятель живет, – Олег кивнул на противоположную сторону проспекта Калинина. – Вон там, около книжного магазина.

– А он дома? – спросил Булгаков, но, в общем-то, вопрос был бессмысленный. Даже если дома друга нет – альтернативы у них тоже нет – не бросать же этого ненормального борца за свободу здесь, посреди улицы. И не тащить же его на себе в больницу, а ближайшая больница здесь – родильный дом Грауэрмана, и не факт, что их туда пустят. Снова подхватив парня с двух сторон, они поволокли его к подземному переходу, молясь, чтобы шальная пуля больше никого из них не задела.

В тот день рядом с каждым из них летел ангел-хранитель – они благополучно добрались до дома, в цоколе которого располагался знаменитый на всю Москву ювелирный магазин. Поднявшись на десятый этаж, Олег позвонил в квартиру. Несколько минут никто не открывал, и они уже было решили, что дома никого нет, и им придется сидеть под дверью с истекающим кровью мальчишкой. Но наконец послышались шаги, и дверь распахнулась. На пороге стоял мужчина средних лет, в очках, в уютном фланелевом халате.

– Олег? – удивился он. – Что случилось? Кто это? – кивнул он на Булгакова и на повисшего у того на плече, почти потерявшего сознание, черноволосого парня.

– Юрий Александрович, простите, у нас другого выхода нет, – выпалил Олег, и Сергей заволок раненого через порог, почти оттолкнув в сторону открывшего им. – Андрюха дома?

– Дома, – безнадежно ответил Юрий Александрович и крикнул куда-то в глубину квартиры. – Андрей, Олег пришел… сотоварищи…

На его голос в коридоре появилась женщина, темноволосая, тоже закутанная в халат, и, как показалось Булгакову, недовольная. Хотя чего удивляться, собственно – воскресенье, на улице – черт те что, а тут еще в дом притащили окровавленного мальчика. Красота, да и только.

– Что происходит? – сердито спросила она. – Олег, ты с ума сошел?

– Простите, Валерия Дмитриевна, – отозвался Олег и поволок раненого в гостиную. Как видно, он часто бывал в этом доме и прекрасно здесь ориентировался.

– Куда! – завопила женщина. – Из него же кровища хлещет! Ты мне всю мебель перепачкаешь!

Но было поздно. Булгаков и Рыков внесли парня в гостиную и не без облегчения опустили его на пол – прямо на дорогой ковер. Сначала хотели на диван, но потом Булгаков передумал: – Нет, давай на пол.

А на диване, развалившись, сидел парень, лениво щелкая пультом телевизора – прекрасного телевизора с огромным экраном – Булгаков таких сроду не видел. Он не прервал своего занятия и после появления этого сомнительного трио, только заинтересованно вытянул шею, чтобы получше разглядеть, кого они там притащили.

– Ого! – он ухмыльнулся. – Где это его так?

– Да здесь у вас, на Калининском, – ответил Олег. – Собирался на штурм Останкино ехать. Герой. Да только пуля – дура… Нашла своего героя.

Излив таким образом иронию, он обратился к сидящему на диване парню:

– Орлов, может, оторвешь свою задницу от дивана и поможешь?

– Да пжалста, – Орлов поднялся. – Что делать-то?

– Ножницы принеси, – буркнул Булгаков. – Надо ему одежду разрезать.

– Я что, ранен? – юноша вдруг открыл затуманенные глаза. – Черт, как больно…

– Тебя как зовут, герой войны? – спросил Олег, склонившись к нему.

– Мигель Кортес де Сильва и Эстебес, – парень говорил с трудом, но имя свое озвучил четко, и с очевидной гордостью.

– Бинты, вата, что есть? Перекись водорода? – Булгаков повернулся к Орлову, который уже стоял рядом и протягивал ножницы. – Слава богу, навылет.

– Так я ранен? – не унимался Мигель. – Круто. Черт, только больно очень.

– Теперь тебя наградят, – пообещал Булгаков. – За боевые заслуги.

– Нет, за храбрость, – добавил Олег. – Посмертно.

Орлов принес несколько упаковок с бинтами и ватой и пузырек с перекисью. Булгаков тем временем поднялся с ковра и выпрямился во весь богатырский рост:

– Отведи меня в ванную. Руки помыть надо.

В коридоре они опять столкнулись с Валерией Дмитриевной, неодобрительно сверлившей взглядом Булгакова и сына.

– Я все же хотела бы знать, сколько это безобразие будет продолжаться? – спросила она.

– Я не знаю, – ответил Булгаков. – Надо вызвать скорую, но когда она приедет и приедет ли вообще… Там сейчас такое творится…

Скорая приехала спустя четыре часа. Врач одобрительно осмотрел повязку, сделанную Сергеем, и, похлопал того по плечу:

– Браво, коллега, я бы не сделал лучше. Какой курс?

– Второй, – покраснел польщенный Сергей.

Врач удивленно проворчал:

– Да-а, коллега… да… Да-алеко пойдете…

…Итак, пришло время отдавать долги. И не только Сержу. Его так называемая жена – наконец-то он расквитается и с ней. Мигель не испытывал ни малейших угрызений совести из-за того, что собственными руками толкнет подругу юности в пропасть. Он сам с удивлением вспоминал то недалекое, в общем-то, время, когда она ему нравилась – пылкая гордая красавица. Нет, влюблен он в нее никогда не был – но какого нормального мужчину, скажите, не зацепили бы эти бездонные очи, великолепные волосы, осиная талия и высокая грудь? Конечно, она ему нравилась. Но однажды от этого чувства не осталось и следа – его заменила полная противоположность – ненависть и презрение, и теперь даже то, что Катрин сама еле выжила в той ужасной истории, не могло ее оправдать в его глазах. Да, она все еще была очень хороша – он видел Катрин мельком перед ее отъездом в Лондон – даже более хороша, чем когда-либо, да как она смела так сиять после всего, что случилось со всеми ними, а прежде всего с Анной! Он настолько ненавидел ее, что у него сбивалось дыхание.