Оникромос - Павел Матушек

теории довольно много сторонников, и, что еще хуже, многие полагают, будто нашли ее подтверждение. Я также сталкивался с гипотезой, согласно которой город является как бы постоянным искривлением материи, кильватером специфически сформированной реальности, возникшей после прохождения чего-то столь невообразимо мощного, что для него такие сущности, как мы, – просто малозаметная пыль. Сторонники этой концепции убеждены, что Крек'х-па – это постоянный отзвук близости этой силы. Но у меня иное мнение. Я считаю, что это ловушка.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Соблазняет, притягивает, поглощает до такой степени, что невозможно перестать думать о ней. Она отвлекает внимание, питает приезжих иллюзиями, не имеющими ничего общего с направлением их поиска. Из-за нее приезжие не пытаются понять свою связь с городом и с его возможностями, смысл их появления в этом месте и предоставленный им шанс. Вместо этого они начинают выслеживать Крек'х-пу, неуловимую приманку для дураков. Хочешь присоединиться к ним?

– Нет, не знаю, – честно ответил Друсс. – Я так понимаю, поиск фруха – это, по-твоему, правильная альтернатива?

– Для нас да, но не для всех. Именно в этом суть. Здесь все основано на раскрытии собственных способов действия. Возможно, это своего рода испытание, еще одно препятствие, которое следует преодолеть. Или же то, что здесь живет, что является этим городом либо скрыто под его фундаментом, имеет причины приводить сюда приезжих и удерживать их как можно дольше, потому что, допустим, питается их присутствием.

– Это насторажвает… – пробормотал Друсс.

Он осторожно вошел внутрь открытого яйца. Скорлупа слегка накренилась под его тяжестью. Друсс внимательно осмотрел крючки, трубки и отверстия. Затем подошел к краю и окинул взглядом пестрящее, оживленное городское пространство на фоне бурлящего Океана Туманных Древ. Друссу по-прежнему хотелось созерцать эту картину, но теперь впечатление было несколько иным, нежели внизу, когда он стоял у балюстрады шестиугольной площади. Здесь, на коралловых террасах, в нем зрело неприятное предощущение, от которого он никак не мог избавиться. Первые мимолетные признаки этого предчувствия появились еще тогда, когда он проходил мимо некоторых сооружений, однако по мере продвижения наверх тревога сгустилась и стала значительно сильнее. Друсс посмотрел на фрухов. Да, конечно же, и они, подобно этому конструкту, стали восприниматься как движущиеся декорации, лишенные глубокого смысла. Молчание затянулось. Друсс не хотел, чтобы они что-либо заподозрили, поэтому постучал ботинком по одному из стержней с винтовой нарезкой и спросил:

– Как именно выглядит этот Муканам?

– Как ты, только сделан из другого материала.

– Из какого?

– Из мелких металлических элементов, напоминающих чешую.

С каждым мгновением становилось все интереснее.

– Он тоже носит одежду и обувь? – не унимался Друсс.

– Нет, хотя, кажется, они на нем есть.

– Как это понимать?

– Они как бы проявляются на поверхности его тела. Они выглядят как твои, но только плоские, двумерные. Его лицо тоже совершенно плоское.

– Звучит интригующе, но ни о чем мне не говорит. Никаких идей с этим конструктом, хотя я надеялся, что будет иначе. Мне нужно больше сведений о нем. Где он предпочитал бывать? Что привлекало его внимание? Уверен, вы знаете что-то, что поможет нам его найти.

Никлумб нервно раскачивался взад-вперед. Дебе прятался за его угловатым торсом и лишь изредка робко поглядывал в сторону Друсса. Всякий раз он повторял эти действия почти так же или абсолютно точно, что тревожно напоминало цикличную работу некого агрегата, воспроизводимую с нерегулярными интервалами. Друсс замер. Что это было? Механика лжи, в которую он оказался втянут? Или же в отчаянном порыве отступления, невольного отторжения этого мира он воспринимает фрухов сквозь призму своих потаенных страхов? Друсс беспомощно смотрел на Никлумба и Дебе. Он понятия не имел, как это определить. Ничего, никакой идеи. Поэтому перестал терзаться подобными вопросами и сразу почувствовал себя лучше. Неожиданно Друсс подумал, что некоторые тяжести можно переместить только с помощью мышц, которых не существует. В тишине застывшего времени он внезапно осознал, что уже сам не знает, то ли он ждет, что скажут фрухи, то ли они, что скажет он. Внезапно Друсс пошатнулся под действием сильного порыва ветра, ударившего ему в спину. Краем глаза он заметил вспышку света, скользящую по металлическим чешуйкам, и призрачную серебристую ауру, обтекающую его сбоку, вдоль руки и над головой. Аура прошла сквозь него и присела на колени на краю конструкта. Она указала на что-то пальцем. Друсс нагнулся, чтобы внимательно рассмотреть. В круге из крючковатых зацепок находилось неглубокое пористое углубление, мягкое основание под предмет, давно исчезнувший. Друсс знал, что это такое. Он помнил это как тень присутствия Муканама. Как будто сам когда-то стоял здесь на коленях, указывал на это место и объяснял другим фрухам, где могло упасть то, что отсюда выпало.

– Что ты делаешь? – спросил Никлумб.

– Кажется… я вижу его…

– Кого?

– Муканама…

– Возможно! На схеме ты почти равнозначный фрух, и ваши пути пространства-времени проходят очень близко друг к другу.

Чешуйчатая аура встала, спустилась с конструкта и стала удаляться.

– Уходит! – встревожился Друсс.

– Пошли за ним!

Они спускались гораздо быстрее, чем поднимались, и не только потому, что шли вниз. Призрак Муканама с поразительной легкостью огибал все препятствия и находил короткий путь. Достаточно было, чтобы Друсс не спускал с него глаз и все время шел следом, чтобы иметь возможность почти так же проскальзывать между существами, объектами и машинами. Фрухи не отставали.

Они спустились на шестиугольную площадь. Друсс не был уверен, что она та самая, на которой он уже был, но такие детали перестали ограничиваться одним значением и плавно перескакивали между разными смыслами. Он был здесь, никогда здесь не был, никогда не покидал этого места и позволял своим мыслям дрейфовать по бесчисленным мирам, приходил сюда только раз ненадолго, чтобы считывать движение мглистых волн, – он мог выбрать и замкнуться на одной из многих возможностей или наслаждаться ущербной фрагментарностью каждой из них. Но и то и другое отвлекало Друсса от того, что в данный момент он считал самым важным, и поэтому он не собирался что-либо выбирать. Он обходил, игнорировал, пропускал и без особого труда забывал о назойливом присутствии многозначных деталей. Сузил свое восприятие и поплыл вперед по узкому туннелю, который прокладывал перед ним призрак Муканама, окутанный серебристой сущностной аурой.

Туннель резко повернул налево и приблизился к одной из огромных улиток, круживших по площади. Так же, как и остальные улитки, она несла на спине массивную раковину, переливающуюся яркими красками. Когда призрак Муканама вскочил на платформу, окружающую основание раковины, взбежал по короткой лесенке и просочился в широкую дверь, покрытую сложной гравировкой, Друсс начал задаваться