Тридцатая застава - Ф. Вишнивецкий

Выпроводив посетителя, диспетчер занялся привычным и изрядно надоевшим ему делом, но все делал автоматически.

Все его мысли устремились в будущее. Он мог бы уйти вместе с Коперко, без него здесь справятся, но хотелось побыть наедине с этими мыслями. Да и осторожность в таком деле нужна…

Сногсшибательная карьера безродного немецкого ефрейтора давно заинтересовала Фризина, и в последнее время он все чаще мысленно совершал путешествия в прошлое, бередя старые раны, растравлял давние обиды. Что ефрейтор, замахнувшийся на всю Европу, не оставит в покое Россию, это несомненно. А что из этого выйдет, трудно предвидеть.

«Опоздал ты малость, господин ефрейтор, опоздал. Мужик окреп, теперь он горой станет за Советы… Взять хотя бы мой Базавлук. На кого там можно рассчитывать, кроме старого Барышника?»

Может, не стоит рисковать? Отделаться от них, плюнуть на журавля в небе и держать синицу в руках?

Он не был трусом, хотя и особой храбростью не отличался. Просто рассуждал, что выгоднее. За годы службы в Раздорожье диспетчер Ярченко ничем не согрешил перед властью, хоть и ненавистной ему. А грехи Фризина в восемнадцатом поросли быльем. Простят за давностью лет.

«Что, если сейчас явиться в органы и выложить перед ними выкуп в виде этого шустрого посланца лейтенанта, ныне полковника?»

Сначала это показалось даже заманчивым, подобие улыбки промелькнуло на его тонких губах. Но слишком долго он носился с мечтой, слишком долго ждал, чтобы вот так необдуманно разрушить мечты собственными руками.

Нет, надо выведать, какая обстановка, узнать, что от него требуется.

Взглянув на часы, Фризин закрыл кабинет и поспешил к себе. У дома остановился, взглянул на окна — ставни открыты, света нет.

«Предусмотрительный, шельмец!» — с удовлетворением подумал об агенте и тихо постучал. Дверь быстро распахнулась, будто гость стоял у порога и сторожил появление хозяина.

Коперко действительно сторожил. Он понимал, какой опасности подвергается, если резидент вздумает выйти из игры, и на всякий случай приготовил боковое окно для отступления.

Фризин молча разделся, старательно закрыл ставни, включил свет и, заметив настороженность гостя, ворчливо процедил:

— Итак, начинаем с недоверия…

— Что вы, Афанасий Семенович! Обычная осторожность. В нашем деле ко всему надо быть готовым…

— Пожалуй, вы правы. Вот и давайте о деле. Вы, я вижу, обо мне достаточно информированы. Мне тоже надо знать…

— Понимаю. Доверие прежде всего. — И Коперко коротко сообщил о себе то, что резиденту положено знать. — Как видите, земляки и, можно сказать, товарищи по несчастью. Хотя ваша земля никуда не денется, а от моей фабрики, должно быть, и следа не осталось.

— Так что же от меня требуется?

— Я уже говорил: прежде всего пристроить где-нибудь вашего покорного слугу. Скажем, хотя бы в Збручске…

— Это исключено, — перебил Фризин. — Пограничная зона.

— Но это необходимо…

— Ваша профессия?

— Инструктор лыжного спорта, боксер, по совместительству бухгалтер. Могу преподавать немецкий язык…

— Не выйдет. Можно попытаться парикмахером или по торговой линии.

— И прекрасно.

— Но не сейчас. Вам оставаться здесь нельзя. Поезжайте в Одессу, к моим знакомым, и ждите вызова. Без специального разрешения в Збручске не появляться. Из Одессы советую съездить в Базавлук. Запомните: Барышник Моисей. Присмотритесь к нему. Может пригодиться…

До полуночи длилась беседа. Разрабатывался план действий, явки, связи. Коперко достал из чемодана портативную рацию, передал шифр.

— Старшему диспетчеру известно движение разных эшелонов, в том числе и военных. Все это очень интересует шефа. Ну и дислокация, численность приграничных гарнизонов…

— Насчет гарнизонов трудно.

— Ничего, сумеем подсчитать и солдатиков, и пушечки, и танки с самолетами. Только не задерживайтесь с вызовом.

Так началась тайная работа, результаты которой сказались через много лет. Пока Фризин писал письмо к своим знакомым в Одессу, гость составлял текст первой радиограммы. Он был предельно краток и безобиден: «Братья здоровы. Готовим багаж. Южный Виталий».

— Передадите дней через пять…

А недельки через две в парикмахерской Збручска появился новый мастер — Юрий Таратута.

Чернотроп — опасное время

То затухая временами, то вспыхивая с новой силой, метель продолжалась почти до конца месяца. Поисковые группы сбились с ног, но обнаружить хоть какие-нибудь следы нарушителя не удалось. Никаких утешительных сведений не поступило и от оперативной группы второго эшелона. И жизнь в маленьком гарнизоне заставы проходила в постоянном напряжении.

А время бежало. На смену метелям наступили теплые солнечные дни с небольшими заморозками по утрам. Сугробы снега таяли, расползались ручейками, образуя тихие лужи в колдобинах, что очень затрудняло и без того нелегкую службу.

Приближался чернотроп — самый опасный период для пограничника. И в эти дни наконец обнаружили след нарушителя: в поле, невдалеке от Збручска, нашли лыжи и маскировочную накидку. Значит, враг, перехитрил, прорвался-таки той метельной ночью и где-то уже вершит свои черные дела…

Старший лейтенант Кольцов и старшина Тимощенко допоздна засиделись в кабинете, разрабатывая план охраны границы в условиях чернотропа. За этот месяц Сергей Васильевич от служебных забот, от мыслей о семье, которая все еще почему-то задерживается в Кольчугине, хотя все условленные сроки давно минули, осунулся, потемнел.

И политрука до сих пор нет. Кольцов почти ежедневно звонил в комендатуру капитану Птицыну и в штаб отряда Шумилову, но каждый раз слышал успокаивающие ответы:

— Еще немного продержись, солдат. Скоро все станет на свое место…

И он держался. Март был уже на исходе, а обещания так и оставались обещаниями. Вчера стало известно, что раненого политрука после госпиталя не то отчислили в запас, не то перевели на другую, более спокойную работу.

— Вам, старшина, пора отдыхать. Поверять наряды перед утром пойду я с комсоргом. А после поверки проскочу в комендатуру. Надо решать что-то с политруком. Сколько можно тянуть?

Не заезжая на заставу, Кольцов и Семенюк после поверки направились в комендатуру. Утро выдалось тихое, прозрачное. Лошади шли шагом, косясь на придорожные кусты, где из-под слежавшихся листьев уже пробилась нежная зелень. Кольцов любил верховую езду, любил вот такие минуты; когда можно отрешиться от всех забот и отдохнуть. Уже собирался сделать небольшой привал на полянке между кустами, как из-за леска, на повороте, показалась знакомая тачанка.

«Никак комиссар… И кто-то рядом с ним. Неужели политрук?» — обрадовался Кольцов и поспешил навстречу.

Тачанка приближалась, уже можно различить лица сидящих в ней. Рядом с Шумиловым знакомый пожилой человек — секретарь Збручского райкома партии Аркадий Никанорович Батаев.

Передав коня Семенюку, Кольцов отрапортовал комиссару, поздоровался с Батаевым. Шумилов потеснился, освобождая место для начальника заставы.

— Ты куда это, солдат, путь держал? Нас вырядился встречать?

— К коменданту собрался… Все по тому же вопросу…

— Опять о политруке?

Шумилов достал из планшета две бумажки.

— Вот, познакомься. Только что из оперативного отдела.

Кольцов прочитал расшифрованное донесение Южного и недоуменно уставился на комиссара: при чем здесь застава?

— Не понял? «Багаж» уже не только подготовлен, но и, надо полагать, отправлен по назначению. Кто он, отправитель? Не кажется ли тебе, что это и есть та «рыба», которую вы упустили?

Шумилов замолчал, углубился в свои мысли. С диверсиями проще, грубая работа двуйки понятна. А здесь есть о чем подумать.

— Кстати, Петр Алексеевич, что тебе известно о наших соседях за Збручем? — поинтересовался Батаев.

— Известно то известно, а что толку? В правобережных Лугинах помещик Кравецкий, ополяченный украинец. Левее, у Днестра, Ольховое. Там какой-то Фишер, немец. Оба эти имения, как и жандармские участки, используются двуйкой для организации шпионажа и диверсий против нас. К ним мы уже привыкли. А это, — он взял у Кольцова перехваченную шифровку, — не тот почерк. Почти месяц бились наши оперативники над расшифровкой…

Взглянув на помрачневшее лицо Кольцова, Шумилов поспешил подбодрить начальника заставы:

— О политруке не волнуйся, старший лейтенант, уже едет. И знаешь кто? Брат Евгения Байды, первого политрука тридцатой. Он недавно закончил училище, а мы с Аркадием Никаноровичем и попросили… Доволен? Готовься к встрече. Да и в отряд скоро хозяин прибудет — назначен начальником майор Кузнецов. Вот это, скажу тебе, солдат!