Кровь и лед - Роберт Мазелло

Врач в последний раз взглянул на только что сделанный рентгеновский снимок, все еще висящий на негатоскопе.

— Пожалуй, кроме оставшегося зуба мудрости, проблем у вас я не вижу…

С этими словами он наконец вытащил ручку из нагрудного кармана и нацарапал подпись над обозначенной точками линией. Ассистент не успел убрать у Майкла с груди бумажный «слюнявчик», как тот был уже на ногах.

Дальше по списку шел терапевт. Пришлось пройти подробнейшее обследование, в результате которого на руки Майклу выдали целую кипу бумажек. Количество физических травм, полученных за последние годы — вывих плеча, несколько разорванных сухожилий и поломанных костей, — было куда больше, чем выпадает на долю обычного человека, однако, принимая во внимание специфику его работы, которая часто сопровождалась посещением опасных мест, можно было считать, что он еще легко отделался. Терапевт не нашел ничего серьезного, к чему стоило бы придраться, поэтому, прежде чем поставить подпись в разрешительных документах, поинтересовался лишь одним:

— Каково ваше психологическое состояние? Посещаете врача, к которому я вас направил?

Этой темы Майкл опасался сильнее всего.

— Все в порядке. Она прописала мне лексапро, и препарат здорово помогает. — По правде говоря, Майкл сильно сомневался, что от антидепрессанта был хоть какой-то толк. — Думаю, для меня лучше на какое-то время уехать из города и окунуться в работу, — добавил он со всей искренностью, на какую только был способен.

Терапевт купился.

— Согласен, — подтвердил он, выводя подпись под документом. — И от души завидую.

Майкл никогда бы не подумал, что столько людей лелеют мечту побывать в Антарктике.

Впрочем, ему предстояло еще одно испытание — последнее и самое трудное.

Уже за обедом с Гиллеспи Майкл понял, что оно неизбежно, и с тех пор всячески старался его оттянуть, выискивая для этого все новые и новые поводы. Он с головой ушел в подготовку к путешествию: съездил на почту и приостановил договор на доставку корреспонденции, договорился с соседом, чтобы тот присматривал за домом и включил отопление, если ударят морозы, провел несколько часов в магазине электроники, где купил батарейки, флэш-карту, штатив-треногу и фотообъективы. Разумеется, этого добра у Майкла и так хватало, но, отправляясь к черту на рога, где невозможно заменить забарахливший экспонометр или раздобыть расходные материалы, он решил подстраховаться на случай форс-мажора. В каком-то смысле вся эта вынужденная гонка со временем была Майклу на руку: он наконец-то сумел отвлечься от мрачных мыслей и на короткий период перестал терзаться угрызениями совести. Удалось сосредоточиться на чем-то другом, на событии, которое вот-вот должно с ним произойти. Сосредоточиться на будущем.

Но Майкл все равно держал в уме последний пункт в списке дел, и вот теперь настал момент, когда откладывать его выполнение больше было нельзя. Он отправился в региональный госпиталь Такомы.

В реанимационное отделение.

Туда, где ему не были рады.

По пути Майкл мысленно готовился к новой порции обвинений в свой адрес. В палате Кристин почти всегда дежурил кто-то из ее родителей, а иной раз и оба. Может, хоть в обеденный час удастся избежать встречи с ними.

— Рада вас видеть, мистер Уайлд. Уверена, Кристин будет приятно ваше присутствие, — сказала медсестра, пока он расписывался в журнале регистрации посещений.

Он шел по коридору и гадал, что могут значить слова медсестры. Кристин не выходила из комы уже несколько месяцев. Более того, если верить докторам, Кристин вообще никогда не выйдет из комы. Падение произошло со слишком большой высоты, отсрочка начала лечения слишком затянулась, и инсульт стал слишком обширным. В сущности, Кристин мертва.

От нее осталось лишь то, что он сейчас видел перед собой, — опутанная трубками неподвижная телесная оболочка, зажатая между попискивающими мониторами. Кристин сделалась такой худой, что почти потерялась под бледно-голубым одеялом. Некоторое время Майкл помялся у стеклянной перегородки, вглядываясь в Кристин сквозь просвет в жалюзи. Глаза закрыты, лицо безмятежно, а белокурые волосы (которые ей регулярно мыла мать) каскадом стекают с подушки. Только кожа на некогда опаленном солнцем лице стала бледной и пятнистой, особенно вокруг рта и носа — слишком часто ей вставляют и вынимают трубки и прочие медицинские инструменты.

По счастью, никого из членов ее семьи в палате не было. Майкл расстегнул на парке молнию и вошел, однако тут же остановился, услышав голос:

— Здравствуй, незнакомец.

Майкл остолбенел — в первую секунду ему померещилось, будто с ним заговорила сама Кристин. Обернувшись, он увидел ее сестру Карен — та, подобрав ноги, сидела в кресле в углу.

— Не хотела тебя напугать, — сказала Карен. На коленях у нее лежала увесистая книга — видимо, один из учебников по юриспруденции.

Карен до боли напоминала старшую сестру. Между ними всегда было большое сходство — те же проницательные голубые глаза, те же ровные белоснежные зубы и растрепанные белокурые волосы. И манера речи у них почти не отличалась: все, что они говорили, звучало с оттенком иронии и несло скрытый подтекст.

— Привет, Карен.

Он никогда не умел поддержать с ней разговор; впрочем, беседовали они не часто. В отличие от Кристин, чья кипучая энергия не позволяла ей засиживаться дома, тихая прилежная студентка Карен только и делала, что корпела над учебниками и лекционными записями — стол в гостиной был завален ими постоянно. Майкл обычно перебрасывался с ней несколькими словами, когда заходил к Кристин, однако его не покидало ощущение, что попытками завязать разговор он лишь отвлекает девушку от более важных дел.

— Как она? — Идиотский вопрос, конечно, но ничего другого ему на ум не пришло.

Карен слабо улыбнулась — слегка вздернутый правый уголок рта напоминал улыбку Кристин — и ответила:

— Да так же. — В голосе сквозили нотки обреченности. — Родителям приятно знать, что рядом с Кристин постоянно кто-то из семьи, вот я и предложила посидеть с ней, пока они в закусочной.

Майкл кивнул и посмотрел на руку Кристин, безвольно лежащую на одеяле. Ее пальцы, похоже, стали еще более тонкими и хрупкими, чем раньше; к правому указательному пальцу был прищеплен небольшой черный датчик, передающий сигналы на монитор.

— У нее уже целую неделю нет судорог, — сообщила Карен. — Не знаю, хороший это знак или нет.

«Интересно, что она считает хорошим знаком?» — подумал Майкл. Кристин — настоящая Кристин, живая Кристин, Кристин, которая мечтала покорить с ним все горы и облазать все леса, — не вернется никогда. Тогда на что они надеются? На знак, указывающий, что даже машины не способны до бесконечности поддерживать Кристин в подвешенном состоянии, и она начинает окончательно угасать?