Пещера Тимура - Наталья Низамудинова

– Ну, ну, красавица, потерпи… Сейчас, сейчас станет легче… – Мансур наклонился к больной…

И – отшатнулся.. Это была – ОНА!! ГАДИНА! ТВАРЬ!!

Руки автоматически ощупывали живот, делали уколы, нежно, заботливо «глушили» приступ коликов…

А в памяти молниеносно пронеслось полжизни…

Агалык… Тихая, размеренная жизнь. Они с двоюродным братом вернулись со «второй кичкины» (кичкина – маленькая, перводится как маленький приток), держа в руках кукан с рыбой. Во дворе – переполох, мать мечется с узлами, отец со своим братом грузят курпачи (одеяла) в грузовик.

– Ота, (отец) что случилось?

– Ничего сынок, просто в город переезжаем.

– Зачем?!! – у Мансура больно заныло в груди.

– Там – лучше… Работа у меня будет хорошая, учиться в институте будешь…

Квартира в многоэтажном доме ужаснула Мансура тем, что ТУАЛЕТ оказался в жилых комнатах!!! – Самое отвратительное и постыдное, что только можно придумать!! А вот душ с горячей водой – это чудесная сказка!

У него была отдельная комната с «русским» письменным столом и «раскладушкой». Первое время он стаскивал постель на пол, потому что никак не мог уснуть в круглой прогнувшейся «люльке». Позже отец купил ему узенькую тахту – современный удобный диванчик.

«Пятиэтажка» наводила сиротливую скуку. Темные подъезды, лестницы… Зачем так высоко подниматься в свое жилище? ТАМ все было рядом – виноградник, грядки с помидорами, фруктовые деревья… А здесь? Что бы дома были яблоки, надо было за ними тащиться через весь город на базар!

Но время лечит… Правда – очень медленно…

Постепенно Мансур, не то, что бы привык к городской жизни, а, скорее, смирился с ней…

Длинными летними вечерами он выходил во двор, садился на скамейку и грустно наблюдал за шумной ватагой «городских» ребят, вспоминая родные горы… – Сейчас бы они с Маруфом весело плескались в теплой Агалычке, или пили бы чай с дядей Саидом – колхозным чабаном далеко от кишлака, где он пас своих овец…

– Да-ай! Дай мне! Надо чуть-чуть отпустить!

– На-аоборот!! Натянуть! Натянуть!!

Неожиданный крик противно прервал такое счастливое воспоминание! Мансур с досадой «вернулся» в пыльный двор без травы, без речки, без садов и огородов.

Двое подростков, вырывая друг у друга нитку, пытались запустить бумажного змея.

– Э-э, дураки, все равно не полетит, ветра-то совсем нет … – машинально отметил про себя Мансур.

– А дайте мне подержать?! – раздался еще один голосок.

Мансур оглянулся – это Ленка вышла, как всегда нафуфыренная, в лакированных красных туфельках на малюсеньком каблучке, в черной коротенькой юбочке в мелкую-мелкую складочку (тогда он еще не знал, что ЭТО называется – плиссе). Крупные рыжие кудри, подвязанные белым «газовым» бантом, шикарно рассыпались по спине! Ну! – Куколка! Не земная, фарфоровая, такая вся тоненькая. Изящная!

– Да, иди, ты! Тебя только здесь не хватало! – рявкнул Толян.

Ленка обиженно поджала губы: – «Дурак»! – коротко отреагировала на грубость.

Мансуру стало стыдно за все мужское население планеты! – «Как он мог? Этой – ФЕЕ!! Этой…, этой – сказочной принцессе! Ляпнуть – „иди ты“! Неужели они не видят – КАКАЯ она?!!»

Мансуру захотелось утешить девочку:

– Лена, айда со мной на кино? – улыбаясь, он протянул руку к воздушному созданию…

– «На кино»? Да пшел вон! Зверь вонючий! – злые глазки презрительно сощурились, гордо тряхнув золотыми кольцами блестящих волос, девочка резко развернулась на 180 градусов на своих чудо-каблучках и «поцокала» прочь.

Предательские, «бабские» слезы хлынули по щекам. От неожиданности Мансур онемел…

Мальчишки продолжали спорить, крича друг на друга. Они ничего не заметили.

Отвернувшись, скрывая рыдания, Мансур бегом бросился за дом:

– Тварь! Гадина! Джаляб! (проститутка) Сука! Все они – суки! – прислонившись к стене из жженого кирпича, он долго истерично ругался, размазывая нескончаемые потоки по щекам:

– Все! Все они! Если уж… То и все остальные!!

Наконец слезы кончились. Хотелось пить.

С того самого вечера Мансур смотрел на всех русских куколок через призму яростной ненависти…

Прошло года 4. Как-то ранней осенью он помогал отцу разгружать открытую «полуторку» с картонными коробками, в которых были запечатаны мужские хлопчато-бумажные брюки. Скинув рубашку, он подтаскивал коробки к открытому борту и подавал их отцу.

– Вон еще одна… Тоже – чистенькая, красивая… а сама…

Внизу «плыло» голубенькое, по-детски наивное, но уже осознавшее себя хорошенькой, милое создание.

– Эй! Дэвюшькя! – Мансур улыбнулся, предвкушая месть. – Вон как зыркнула, сучка. Лыбится…

Ничего… Сейчас перестанешь…

– Эй! Дэвюшькя! Пизду да-а-й!? – (что? Не понравилось? Кажется, ревет…)

Но вместо удовлетворения, на душе стало тошно!. Так тошно, что захотелось плюнуть себе в рожу… И он плюнул. На нее. Втянув носом из носоглотки все, что было возможно, он смачно харкнул.

Он не понял – почему комок больно сковал горло. Отныне вместо той, казалось вечно-ноющей раны, нанесенной маленькой жестокой стервой, открылась новая, тоже очень болезненная, но в то же время – ПРЕКРАСНАЯ, безответная, невозможная… (любовь, что ли?)

Почему-то с того дня она стала постоянно попадаться ему на глаза.

Он знал, что в час дня она выскочит из школы со своей подружкой и они будут хохотать всю дорогу. Он знал, что она попрется на школьный вечер и там будет танцевать с кучкой девченок, надеясь, что какой-нибудь «фраер» пригласит ее на твист. Он знал в какой колхоз повезут их школу на хлопок, и он будет таскаться пешком за 7 км к ним на танцы, но НИКОГДА не пригласит ее… Но самое отвратительное оказалось тогда, когда рядом с ней замаячил «длинный»! Как мерзко она хихикала, когда шла с ним подручку!

Недалеко от ее дома рос тутовник с густой низкой кроной. Это был очень удобный наблюдательный пост – Мансур отлично видел ее сквозь листву, скрываясь за толстым стволом, а она его – нет!

Прошло лет 7. Он закончил мединститут. Она выскочила замуж за своего «длинного», родила сына… Пропасть между ними увеличилась до космических размеров, т.е. – навеки.

Однажды отец объявил ему, что пора жениться. Мансур непонимающе уставился на него: – «Зачем?»

– Что – зачем? Тебе сколько лет? В твоем возрасте у нас с матерью уже было двое детей!

– Да на ком мне жениться? У меня и девушки-то нет!

– Есть… одна, дочь моего друга. Молодая, красивая, что еще нужно?

– Как что?! Любовь!

– Вот женишься – и будет тебе любовь. Все! Дело решенное!

Мансур возмущенно встал, хотел было возразить, но вдруг неожиданно передумал: – А что? Она же вышла замуж? И я женюсь! И забуду эту дурацкую «безнадегу»! И, наконец, избавлюсь от этой маниокальной потребности видеть ее!

– Хорошо, отец. Но ты нас хотя бы познакомь перед свадьбой.

– Конечно! Конечно, сынок! – обрадовался Эргаш.

Дильбар только закончила школу. Ей не было еще и 18-ти лет, когда мать сказала, что отец нашел ей жениха. Густо покраснев, девочка боролась с внезапно нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами: с одной стороны – стыд, досада, конец веселой детской беспечности, с другой – гордость, любопытство, счастье быть любимой!

– А кто он, мам?

– Врач. Очень хороший человек.

– Старый?

– Нет. Он молодой и красивый. Сегодня придет к нам в гости с родителями. Мы будем разговаривать, а вы пойдете погулять в парк.

Дильбар кинулась к шкафу и дрожащими руками начала выбирать себе платье.

Она влюбилась в него с первого взгляда! Сердце предательски колотилось в груди так громко, что, казалось все слышали его «грохот» в радиусе 5 метров от нее! Но – то ли это был только ее вымысел, то ли – действительно никто ничего не заметил, но все – и гости, и хозяева приветливо и спокойно поговорили о погоде и о хорошем урожае хлопка, ожидаемом в этом году.

– Слава Аллаху, Дильбар в этом году не поедет на хлопок – сказал Эргаш.

– Да! В эту осень у нее будут совсем другие заботы. – С улыбкой ответил Махмуд.

Дильбар покраснела и готова была сквозь землю провалиться. Заметив ее смущение, Мансур протянул ей яблоко:

– Попробуй, какое оно спелое! Если посмотреть через него на солнце, то можно семечки увидеть.

– Вы шутите?

– Нисколько. Вот, подойди сюда. Ну-ка, глянь.

Дильбар вышла из тени виноградника и посмотрела через зеленовато-желтый плод на яркий солнечный диск. Яблоко действительно стало почти прозрачным.

Длинные столы, установленные в 3 ряда, упирались в короткий – четвертый, расположенный перпендикулярно к ним. Он был предназначен для жениха с невестой и их родителей. К тополям привязали ковры – получилось какое-то подобие зала. Множество электроламп ярко освещали свадьбу. Небольшой, «живой» оркестрик громко играл национальную музыку. Перегороженный уличный проезд, обильно политый и чисто выметенный, преобразился в сверкающую праздничную сказку…