Роман в сонетах (сборник) - Евгений Нейштадт

Бросив вызов безразличной,

Сразу, как тоска накатит…

Но гляжу на свет в окошке…

Хоть “скребут на сердце кошки” —

В сердце – “пороха не хватит”.

96

Есть женщины – добрее и нежней,

Есть девушки – красивей и моложе.

Но ни единой нет тебя нужней.

И ни единой нет тебя дороже.

На комплимент такое не похоже:

Все это и серьезней и важней,

Но все-таки, я повторю ясней:

Ты лучше всех, любимая, и все же

Есть женщины, а я – один, заметь.

Я вслед им не могу не посмотреть.

Спроси же: почему тебя любя,

Я не перестаю смотреть на женщин?

– Да потому, что больше или меньше,

Но все они похожи на тебя.

97

Я понял, почему мы не вдвоем:

Ты властно обрекла меня на муки,

Заботясь о талантике моем.

Какой ничтожный повод для разлуки!

Не так ли подают друг другу руки

И сразу разнимают их потом

Два спорщика, держа пари от скуки,

Настаивая каждый на своем?

Один из них (конечно, я) – дурак:

Не знал, с кем спорил, и попал впросак,

Не знал, с кем спорил, чьей руки коснулся.

Так учат плавать: вдруг сказав – “Пари!”

Ты отошла… Я проиграл пари

И только раз чуть-чуть не захлебнулся.

98

Ты привыкла писать наискось —

Очень кратко – по диагонали…

Для меня у тебя не нашлось

Лишних слов и найдется едва ли:

Если все слова лишними стали,

Не найдется ни слова, небось…

Только я, оттого что мы врозь,

Многословен и сентиментален.

Многословен взахлеб и навзрыд,

От своей немоты и обид

Музыкальным прикинувшись ловко.

Но стихи – это не просто так:

Музыка – бог любовных атак,

И стихи – тоже – ARTподготовка.[5]

99

Я пробовал, мне не уйти:

Нельзя идти вперед спиною —

Я спотыкаюсь на пути,

И все смеются надо мною.

А мне – и глаз не отвести:

Я – как лунатик, я – Луною —

Повернут лучшей стороною

К ближайшему из всех светил.

К ближайшему… Да, если живы —

К тебе – глубин моих приливы,

И если, счастья ждать веля,

Ты светишь над моей пустыней

Прекрасной голубой святыней,

Совсем как над Луной – Земля.

100

ВОТ И СТО СОНЕТОВ. И по вертикали

О чень точно вышел этот акростих.

Т олку в них немного, только все ж едва ли

И нтересней было б обойтись без них.

С удорожно-страстных, (например, в начале),

Т ерпеливо-нежных, ласково-смешных,

О ткровенных в шутках, искренних в печали

С та стихотворений, кроме остальных.

О тчего ж смущает автора итог?

Н е букет сонетов – сто сонетов – стог!

Е сть над чем подумать, глядя на него…

Т олько нет желанья перечесть их снова:

О чень уж их много, а мораль – три слова —

В ОТ И СТО СОНЕТОВ. Только и всего.

Остальные

1

Мой труд бесплодный, бесполезный,

Бесславно кончен наконец:

Я строил мост к тебе над бездной,

Лежащей между двух сердец.

А ты спокойно наблюдала

С недостижимой высоты,

Твой хохот грохотом обвала

Похоронил мои мечты.

Внизу, как черепки кувшина,

Обломки долгого труда…

Но … близкой кажется вершина

Далекая, как никогда.

2

Какое счастье быть красивым!

Красивых любят, а за что?

Всем кажется, что как никто,

Красивый должен быть счастливым.

Красивому должно везти,

Ему должно все удаваться,

И все, что призвано цвести,

Должно красивым отдаваться.

Красивый создан для любви,

О красоте тоска и слезы.

И как горды собою розы,

И как невзрачны … соловьи.

Посвящение

Тебе, которую забыть

Нет ни желания, ни силы,

Тобой покинутый, унылый,

Решил я сказку посвятить.

Недолго ты со мной была

И терпелива и мила,

Но нежностью короткой ласки

Надолго в жизнь мою внесла

Глубокий смысл и прелесть сказки.

Младший брат

По мотивам сказки Ганса Христиана Андерсена «Дикие лебеди»

Стихотворная речь обладает особой магией:

пересказ в стихах, как увеличительное стекло,

открывает в известной сказке

великого Ганса Христиана Андерсена

новый и глубокий смысл.

Почему дети летают во сне?

Откуда именно у детей такая сильная —

и всегда взаимная —

любовь к “ братьям нашим меньшим ”?

И, наконец, почему, подчиняясь необходимости,

мы всегда жертвуем самым дорогим?

Удивительная естественность стихотворной речи

воспринимается как органичное выражение

взволнованности рассказчика.

Над городом – ночная тишь…

Над морем черепичных крыш

Бесшумной белою ладьей

Ныряет месяц в тучах черных…

Чуть слышен в трубах ветра вой,

Ему – за крепостной стеной —

Чуть слышно вторит крик дозорных…

Ночь утомляет сонный взор

Мерцающим, неверным светом…

На главной площади собор

Чернеет мрачным силуэтом,

И тень, отброшенная им,

Пересеклась концом своим

С резным дворцовым парапетом…

Все в городе объято сном…

Лишь за решетчатым окном

Совсем одна во мраке ночи,

Заветный умысел тая,

Не спит супруга короля —

Напрасно тяжесть забытья

Смыкает бдительные очи.

Ей не до сна. Она должна

Сегодня полночью одна

Нарвать кладбищенской крапивы.

Она преодолеет страх,

И ничего, что на руках

Горят ожоги и нарывы,

Что пальцы – в гнойных волдырях,

Сегодня – долгожданный случай:

Готовы только семь рубах,

Сплетенных из крапивы жгучей.

Готовы только семь рубах,

А братьев у нее – двенадцать!

Их, превращенных в лебедей

Колдуньей-мачехой своей,

От чар избавить надо ей.

Ни говорить и ни смеяться

Она не может с тех минут,

Как ей открыт секрет их муки,

Ей в тягость роскошь и уют —

Она спешит закончить труд,

Крапивой обжигая руки…

Но скоро полночь. Вот ключи.

О, тише, сердце, не стучи…

Страшась случайного дозора,

Она по площади спешит,

Не зная, что за ней следит

Епископ из окна собора…

Епископ будит короля.

Едва губами шевеля

От нетерпения и гнева,

Он произносит: “Королева!

Она обманывает нас!

Вы мне не верили – проверьте!

Что делать ей в полночный час

На кладбище – в покоях смерти?!

Она – колдунья! Повели —

Немедленно костер готовить!”

И – как нередко короли —

Король не смеет прекословить…

Да, он женился на немой,

Так что-ж, она же так красива!

Да, он привел ее домой,

И с ней была ее крапива.

Охотясь девять дней подряд,

Ее он встретил, словно фею,

И был необычайно рад

Такому дивному трофею.

Вопросов он не задавал —

Он был счастливейшим из смертных:

Он в ней нашел свой идеал

И воплощенье дум заветных!..

И что же? – Грешная мечта

Его вводила в заблужденье?

Он видит: только красота —

Не опровергнет подозренье!

А между тем, среди могил,

В дремучих зарослях крапивы

Элиза не щадила сил

На лоне этой страшной нивы.

Количество пучков растет —

Ей будет нелегко забрать их,

Но страх покоя не дает:

Вдруг нарванных пучков нехватит?

Тревогою о младшем брате

Ее предчувствие томит…

И ей не слышен стук копыт

И звон доспехов и мечей

Там – за кладбищенской оградой.

Она не знает, что за ней

Явились стражников отряды.

Безмолвно в зарослях густых

Она работу продолжает,

И только грубый окрик их

Ее, как громом, поражает.

Ошеломленная, вокруг

Она глядит… Ее хватают.

Но неожиданность, испуг

Ее сознанья не лишают:

Поражена, потрясена,

В слезах, с мольбою молчаливой

Руками тянется она

За в землю втоптанной крапивой

Но неужели тяжкий труд

Пропал – бесплодный, бесполезный?…

При свете факелов ведут

Элизу через мост железный

В подземную темницу – там

Она должна ждать страшной казни…

Но здесь судьба готовит праздник

Ее надеждам и мечтам!

Какой сюрприз в сырой тюрьме,

В глубоком и зловещем мраке! —

Наощупь узнает во тьме

Она крапивные рубахи!

Весь пол в темнице устлан злой,

Сырой кладбищенской крапивой,

Ее довольно толстый слой

Элизу делает счастливой:

Пускай весь жгучий яд ее

Ожогами покроет тело —

Элиза завершит свое

Любовью вверенное дело!