Роман в сонетах (сборник) - Евгений Нейштадт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего каких-то семь минут ходьбы.
Не так уж много – и не так уж мало:
“Рукой подать” и все ж – “рука судьбы”.
Пожмем ее и все начнем сначала,
Забыв про “если” и отбросив “бы”,
Мне мало идола, мне мало идеала —
Как женщина пойми мои мольбы.
Пойми меня, как понимала прежде,
Простив неугомонному невежде
Его желанье дерзкое посметь
Тебя любить не будучи любимым…
Все в жизни поправимо. Только смерть
Все в жизни делает непоправимым.
50
“Кто любит – идет до конца.”[3]
Есть строчка такая у Грина…
А я – только-только с крыльца,
И где-то еще середина.
И много во мне от юнца —
Едва ли я – зрелый мужчина,
Но мне не скрывает лица
Зато никакая личина.
Я весь пред тобою раскрыт,
Как эти стихи – на ладони.
Не очень красивый на вид
Твой самый последний поклонник:
Личина не скроет лжеца —
Ему не дойти до “конца”.
Часть третья
“ Опять – двадцать пять.”
Поговорка51
“Певец Давид был ростом мал…”
А. Пушкин (а Бетховен?)С медицинской точки зрения
Объяснить все очень просто:
Все великие творения
Вызваны задержкой роста.
Если так, то без сомнения
Я совсем еще подросток:
Ты – мой первый день рождения,
У других их было по сто.
Ты – мой первый и единственный
День любви длиною в годы
В бесконечной и таинственной
Жизни матушки-природы.
Сомневаюсь только: та ли я
В этой жизни аномалия?
52
Ты меня не бойся: я – не гений.
Ты меня не бойся: я – не бог.
Вся моя поэзия – итог
Мне тобой подаренных мгновений.
Вся моя поэзия – поток
Вызванных тобою вдохновений,
А любовь – бурлящий кипяток
С паром в пузырьках стихотворений.
Во влюбленном в женщину мужчине
Страсть к стихам – весьма обычный дар.
Много может сделать страсти жар
По пути к заоблачной вершине,
Лишь заставь работать этот пар
В самой мощной паровой машине.
53
Вокруг во всю бесчинствует весна:
Все ожило – и листики, и птички.
И ожил я. Мне тоже – не до сна.
А до чего же мне? – До электрички.
Я не смеюсь, и шутка – не смешна.
(Не зря здесь не поставлены кавычки).
Мне без тебя весна так тягостна,
Что за тобой – хоть к черту на кулички.
И мне, представь себе, совсем не лень
На электричке ездить каждый день
И думать, что ты едешь где-то рядом,
И знать, что нам с тобою по пути,
И незаметно дать тебе пройти,
И провожать тебя влюбленным взглядом.
54
То утро было солнечным.
То утро было чудным.
Вагон был переполненным.
Перрон был многолюдным.
Я был доволен очень им —
Хоть разговор был трудным —
Как ты, таким же солнечным
Весенним ранним утром.
А после было пасмурно,
И было все напрасно, но
Я рассуждал, как взрослый,
И сразу понял разницу:
То утро было – к празднеству,[4]
А это – было после.
55
Поставлю “largo appassionato”
Бетховенской сонаты номер два.
Я знаю к этой музыке слова:
“Гранатовый браслет” читал когда-то,
И все приемлю. Жизнь всегда права.
И вечная любовь не виновата.
И цвет кроваво-красного граната
Красив, как горы, море и трава.
Не для меня торжественность трагедий.
И если я, оставшись одинок,
Целую след твоих прекрасных ног,
То потому, что радуюсь победе:
Победе Солнца над холодной тьмой,
Твоей, Любовь, победе надо мной.
56
“Если бы глупец был последователен в своей глупости, то он стал бы мудрым.”
В. БлейкВоспоминанья наших прежних встреч
Меня тревожат яркостью своею,
Как будто то, что не сумел сберечь,
Беспомощный, я возвратить сумею.
Глупец! Зачем я дал себя увлечь?
С тех пор я только с каждым днем глупею,
Стремясь безумной музыкой облечь
Такую же безумную идею.
Но мне давно и хорошо знаком
Простой диалектический закон,
Что делает возможной невозможность:
Все надо до предела довести —
Там даже глупость сможет перейти
В свою прямую противоположность.
57
Я был навязчив. Ты меня прости.
Я “слишком щедр” и – “получаю сдачи” —
И должен справедливость соблюсти —
Не стать беднее и не стать богаче.
Я надоел. Ты говоришь: пусти.
Я надоел. Но я не мог иначе.
Откуда знать мне, как себя вести,
Чтоб избежать подобной неудачи?
Я надоел. Я был красноречив.
В тщеславном поэтическом угаре
Я цену набивал себе, забыв,
Что я – не зазывала на базаре.
Что ставший из товарища – товаром
Сгниет, но взят не будет даже даром.
58
Тогда я волновался, но не так.
Тогда все было как-то проще, легче.
Теперь же я теряюсь, как дурак,
Боясь значенья каждой нашей встречи.
Боюсь огня, который сеет мрак
В безжалостной борьбе противоречий.
Боюсь, как сознающий слабость враг
Боится неизбежности увечий.
Мне жаль себя: мне жаль, моя любовь,
Пролить тобой наполненную кровь
Без пользы для тебя и – значит – даром.
Я жить сейчас хочу, как никогда.
Так пощади меня, моя беда,
Не торопись с губительным ударом.
59
Портик музея Арктики:
Классика и колонны.
Как далеки от практики
Прежних веков каноны.
Физики, математики,
В технике чемпионы,
Мы позабыли аттики
Портики и канцоны.
Но здесь, в ресницах взор тая,
Утром ты ходишь мимо,
Как итальянка гордая
Мимо развалин Рима…
И вновь я – в какой-то мере —
Данте Алигиере.
60
Ты, как земная женственность, красива,
А женственна, как тысяча богинь.
Такая красота, как блеск залива
В сгущенном зноем мареве пустынь.
Такая красота тоской призыва
Влечет к себе, как высота и синь,
Когда целует ноги нам крапива,
Когда дурманит голову полынь.
Достаточно взглянуть, чтоб убедиться,
Что для меня – ты слишком хороша:
Что должен не молить я, а молиться,
Благоговейно и едва дыша.
И я молюсь. Но ты мне, как ни странно,
Становишься все более желанна.
61
“Одной любви музыка уступает,
Но и любовь мелодия…”
А.ПушкинБез тебя я к стихам был бы глух —
Ты вдохнула в меня вдохновенье:
Ты наполнила дух мой и слух
Ароматом, похожим на пенье.
Я ослеп: мир померк и потух,
Фоном став твоего появленья.
Только музыкой выразишь тут
Впечатление от впечатленья.
Только музыка, только любовь
В людях делает радостью боль
И познанием – горечь страданья.
Ей владея, владеет мудрец
Абсолютным паролем сердец,
Возведенным в закон мирозданья.
62
Страдая, люди обращались к музам,
И музы утоляли боль людей:
Страданье становилось легким грузом,
Как камень, вес теряющий в воде.
И вдруг забыв о собственной беде,
Сердца повиновались тайным узам,
Чтоб по чужим слезам, как вверх по шлюзам,
Преодолеть рубеж-водораздел.
И музыка, безбрежная, как море,
Умела растворить любое горе
И боль слезами превращала в соль.
И сколько этой выплаканной боли
Таят в себе диезы и бемоли,
Закрытые на ключ скрипичный “соль”.
63
Повторяясь от альф до омег,
Подтверждая и норму и случай,
Все проходит, как тающий снег
Вслед за тающей в воздухе тучей.
Все проходит, проходит навек,
Как себя ни казни и ни мучай.
Все, что мнит удержать человек,
В ход пустив бумеранги созвучий.
Все пройдет – ветер только поет,
Все пройдет – вечен только полет…
И до тех пока жизнь дорога,
На больших скоростях проза – прах:
Говорить можно долго и много,
Но сказать можно только в стихах.
64
Совсем недавно, год назад, вдвоем
Мы “Шербургские зонтики” смотрели.
Французский фильм. Красивый. Только в нем
Живые люди, как артисты, пели.
А мы, как не артисты, не поем.
Но все-таки всю жизнь от колыбели
В душе с такой же музыкой живем.
Да мне ли говорить о том? – тебе ли?
Печальный фильм. И хоть красив экран,
Мелодией любви Мишель Легран
В конце переворачивает душу…
Я этот фильм смотрел сейчас один…
Ты не клялась… Терзаться нет причин.