«Прыжок на юг» - Виктор Стрелков

«Форсируйте „А“, зондируйте „Б“, случае необходимости используйте 9 мобильно. Резиденция вашему выбору. Распоряжение 16. Возврат 4-5. Ш».

...Дорохов прочитал шифровку и сказал вытянувшемуся в струнку старшему лейтенанту:

— Передайте Карпову: продолжать неослабное наблюдение за эфиром. Можете идти.

— Форсируйте... зондируйте, — оставшись наедине с собой, вслух произнес Дорохов. «Но что все это значит? Что такое „А“ и „Б“, эта таинственная „девятка“, которую разрешалось использовать „мобильно“? А „16“? И что это за „возврат 4-5“?» Дорохов пальцами потер седые виски. «А» и «Б», вероятно, объекты — сфера действия шпиона... А может быть, это части, разделы какого-то плана? «9» и «16», вероятно, резиденты, подчиненные вновь прибывшему... «Возврат»... Неужели он должен выполнить свое задание и к 4-5 сентября вернуться? Или это обратная связь, и 4-5 указывает на число или время, когда там будут ждать ответ?

Вызвав шифровальщика, Дорохов отправил две шифрограммы: одну Сазонову с изложением событий, вторую своему заместителю в Е. — приказ об усилении охраны границы.

К 12 часам он назначил свидание начальнику областного угрозыска майору Смирнову по поводу нападения на постовых ОРУДа. Картины всех трех нападений, произведенных на протяжении двух часов, были совершенно одинаковы: к постовому подбегала молодая женщина с растрепанными волосами и, заливаясь слезами, умоляла придти на помощь ее подруге, которую двое неизвестных пытаются изнасиловать «вон в том дворе»; постовой спешил на место преступления, женщина первой проскальзывала в ворота, а шагнувший за ней следом милиционер получал сильный удар по голове чем-то тяжелым... Оружие постовых было унесено. Судя по тому, что карманы пострадавших не были подвергнуты обыску, именно оружие и было целью нападений.

След на губной помаде

В маленьком погребке «Вино-табак» было человек десять посетителей. Одни выпивали стакан «Хирсы» или «Алабашлы» и, жуя на ходу конфету — традиционную закуску этого заведения, торопились к выходу. Другие уходить не спешили. Они стоя расположились за высокими столиками по двое, по трое и, прихлебывая вино, разговаривали.

Входная дверь, на которой висела дощечка с предупреждением: «Просьба не хлопать!», словно протестуя, очень громко хлопнула, и в магазин неуверенными шагами, пытаясь сохранить равновесие, вошел молодой человек в пыльнике и помятой капроновой шляпе. Подойдя к прилавку, он вынул из кармана несколько смятых трехрублевок, взял плохо повинующимися пальцами одну из них и протянул продавцу.

— Стакан чего-нибудь... этого... — он пошатнулся, — ну, сама знаешь. — Язык его заплетался.

Буфетчица налила стакан вина, отсчитала сдачу и, не забыв присовокупить к ней две конфеты, протянула ему.

— Пожалуйста!

Молодой человек взял стакан, не считая, сунул сдачу в карман, расплескивая вино, отошел от стойки. Потом, покачиваясь, остановился посередине комнаты, окинул ее мутным взглядом и направился к столику, у которого одиноко стояла женщина. Подойдя, он бесцеремонно, прямо стаканом, из которого выплеснулось вино, отодвинул ее стакан, поставил свой и принялся довольно пристально оглядывать соседку. Глаза молодой женщины вспыхнули злым, решительным блеском.

— Куда ты?! — со злостью выговорила она.

Он поднял голову и, уставя мутный взгляд на женщину, сказал:

— А-атвали, зараза!

Женщина покраснела, резко отодвинула его стакан.

— Ты-ы чиво?! — Он сильно толкнул ее рукой. Женщина взвизгнула и, схватив стакан, выплеснула ему в лицо вино. Он было замахнулся, но в это время сильная рука сжала его запястье. Обернувшись, он увидел милиционера.

— Вы что хулиганите?! — сурово спросил тот. — Пройдемте со мной! И вы, гражданочка! — Сказал он, обращаясь к женщине. — И вы, гражданин, — милиционер указывал на одного из посетителей.

В милиции составили протокол. Затем дежурный записал показания потерпевшей и свидетеля. Потерпевшей была Кривицкая Людмила Георгиевна.

Записав ее показания, дежурный дал ей прочитать текст и попросил:

— Распишитесь. Будем судить его за хулиганство.

Кривицкая взяла ручку и быстро положила ее назад: кончики пальцев были запачканы в темных чернилах. Дежурный поднял голову:

— Фу, черт побери! — возмущенно сказал он. — Опять кто-то пролил. Безобразие! — И добавил, обращаясь к Кривицкой: — Давайте я поухаживаю. Извините за неприятность. — Он взял чистый лист бумаги, наложил на испачканные пальцы, прижал его, промокая чернила, потом скомкал лист и швырнул его в корзинку для мусора.

— Петров! — крикнул он милиционеру. — Дай гражданке мыла и воды да наведите у меня порядок. Безобразие, второй раз проливает кто-то чернила!

Он еще раз извинился перед Кривицкой и они попрощались...

А через полчаса после ее ухода эксперт угрозыска Агафонов еще раз сличил два дактилоскопических отпечатка: один сделанный только что и второй — на губной помаде, оставшейся на гильзе папиросы «Беломорканал», найденной на месте одного из нападений на постового ОРУДа. Отпечатки принадлежали одному человеку.

Случайное знакомство

Сентябрь и на юге не забывает о том, что он — месяц осенний. Правда, на первых порах и дождь еще не осенний, и ветер не леденящий — так вновь назначенный начальник, по нраву крутой, на первых порах не слишком крут, но придет время, и он возьмет свое...

С утра небо было чистым. В полдень из-за синей кромки западного горизонта вынырнула небольшая серая туча и не спеша двинулась на восток, потом разделилась надвое и скрылась за горизонтом. Спустя полчаса оттуда поползли густые серые клубы, и очень скоро все небо затянуло тучами.

Но это обстоятельство не омрачало лучезарного настроения болельщиков, в урочный час густо усеявших трибуны стадиона. Дождь так дождь! Есть на этот случай плащи, зонты, а нет — и это не беда. Но пропустить встречу, на которой решалось «быть или не быть» их любимой команде финалистом первенства страны — дело невозможное. И, пожалуй, объяви сейчас радио, что приближается разрушительный ураган, вряд ли кто-нибудь покинул бы трибуны.

В седьмом ряду левого крыла восточной трибуны сидели три летчика-майора. Как и все вокруг, они пытались предсказать ход сегодняшнего матча. Но, пожалуй, один из них, худощавый, строгий на вид майор, участвовал в разговоре без особого энтузиазма. За короткими репликами: «да», «нет», «может быть» — сквозило как будто бы даже недовольство всей этой шумной футбольной братией.

— Ты чего, Петя? — уловив его настроение, толкнул локтем в бок приятель.

Майор поднял голову, рассеянно улыбнулся: «Да так чего-то».

— Зря ты, Федя, его трогаешь. Он скоро за соседский «Спартак» будет болеть, — прогудел третий из компании, тоже майор, но широкоплечий, приземистый. — Не отвлекай его, он на старте.

Игра шла с переменным успехом, то одна, то другая штрафные площадки становились местами ожесточенных схваток. Шла 23-я минута игры, счет еще не был открыт. «Сейчас гости подадут угловой», — сказал радиокомментатор, и стадион затих в напряженном ожидании.

Удар, отчаянная схватка на штрафной площадке гостей... и скороговорка комментатора: «Удар был неточен, мяч уходит на свободный».

— Черт побери! Проиграют наши! — громко, с досадой сказал кто-то рядом с плечистым майором, сидевшим у прохода. Тот повернул голову и увидел стоящего возле него летчика ГВФ.

— Не проиграют! Голову на отсечение даю! — азартно заверил майор, увидев, что гражданский коллега переживает за «их» команду. Тот молча пожал плечами. Кто-то сыграл рукой. Судья назначил 11-тиметровый штрафной удар. Стадион гудел так, что, казалось, вибрация воздуха вот-вот разрушит трибуны. Потом наступила тишина. А когда раздался удар, рука гражданского сжала могучее плечо майора. Мяч прошел всего в полуметре левее ворот.

— Пронесло! — выдохнул пилот, убирая руку с плеча майора. — Извините...

Они посмотрели друга на друга и расхохотались. Первая половина игры закончилась.

— Как мы все меняемся, став «болельщиками»! — оживленно обратился пилот к соседу. — В прошлом году у нас в Певеке во время игры один болельщик от восторга вцепился мне в волосы, трясет и кричит нападающему: «Бей, Ваня, бей! Не води!» Еле вырвался. Вот и я сейчас — похоже, — смущенно добавил пилот.

— Певек... Вы с Чукотки? — спросил майор. — Так вы — племянник нашего уважаемого Павла Захаровича?

Разговор оборвался.

— И все-таки, судя по игре, я уверен, что наши проиграют, — сказал племянник «королевского цирюльника».

— Пари? — предложил майор, озорно блеснув глазами.

Пилот улыбнулся:

— Идет, коллега! Условие: если проигрывают гости, я ставлю... раз, два, три, — он пересчитал летчиков, — четыре, — указал пальцем на себя, — четыре бутылки «Шампанского», а проигрывают армейцы — вы. Согласны?