«Прыжок на юг» - Виктор Стрелков

Моторы монотонно гудели. И Дорохов незаметно для себя погружается в дремоту.

...Просторный светлый зал. Стены и крыша из стекла и нержавеющей стали, пол покрыт резиновыми дорожками, щиты с приборами. В центре зала — возвышение, на котором громадный мраморный щит.

Дорохов и еще кто-то (лица спутника он не видит) поднимаются туда по железной лестнице. Вот они наверху. На щите — поблескивающий бронзой рубильник. Но странное дело: он поднят и всей своей тяжестью повис на тонком волоске. Сквозь застекленные стены Дорохов видит плотину, перекрывшую гигантскую реку. Вода, беснуясь, бросается в шлюзы к турбинам...

— Сейчас будет посадка, — говорит безликий спутник.

Дорохов поворачивается и видит в его руках клинок — точь-в-точь дороховский, с которым он дошел в 20-м до самой Варшавы.

— Что это? — спрашивает Дорохов.

— Дамоклов меч, — тихо говорит человек.

Он взмахивает клинком и рубит волос, удерживающий рубильник. Качнулась земля. Дорохов видит, как плотина взлетает на воздух. Взрывная волна швыряет его в сторону...

— Москва! — объявляет бортпроводница.

Дорохов наклоняется и поднимает журнал, упавший к ногам.

Колеса «ИЛа» мягко несутся по бетонным плитам Внуковского аэродрома, все медленней, медленней... Бортпроводница открывает дверь, и Дорохов с наслаждением вдыхает ночной воздух.

Три часа. Ехать в Москву в такое позднее или, вернее, в такое раннее время было бы бессмысленно, и поэтому Дорохов остановился в гостинице аэропорта, на всякий случай велев горничной разбудить его в 7 часов.

Но делать этого не пришлось. Ровно в семь он был уже одет. Спустившись в буфет, позавтракал двумя бутербродами с семгой, запив их стаканом чаю, потом провел ладонью по щеке — пора бриться.

Дорохов терпеть не мог хотя бы самой малой неопрятности в костюме, прическе. Аккуратность была его манией. Еще в 1-й Конной бойцом, а потом и комэском он не раз по этому поводу слышал незлобивые, но едкие шутки товарищей.

А однажды дело повернулось всерьез. Шли, помнится, к Воронежу. Остановились прямо в степи, пока разведка выясняла обстановку, на малый привал. Задумал Алексей Васильевич побриться. Дело нехитрое: достал старенькую бритву, шарк о ремень, приладил осколок зеркала к седлу и бреется. Случись в это время рядом оказаться Гришке-анархисту. Пахомов его фамилия была. Бывший матрос. Прибился он к эскадрону, так и остался воевать, только бузотером был и любил, как говорили, «подъялдыкивать» товарищей при случае. Вот идет он, разухабистый такой, маузер болтается, постукивает его по колену. Увидел Дорохова, подошел и в струнку:

— Здра жла, ваш бродь! Никак к его превосходительству, в случае неустойки, перемахнуть собираетесь? Что-то больно о своем прообразе стараетесь?

Дорохов сперва отшутиться хотел:

— Иди ты, Гришка, в клюз к кобыле.

А тот обиделся, что какой-то «сухопут» морскую терминологию так неудобно пристраивает, откинул крышку кобуры и за маузер:

— Я тебе вот рукояткой по загривку долбану — это и будет клюз, буржуйская твоя образина!

Думал пугнуть, а может, и всерьез намеревался. А Алешка бритву к черту, клинок вон из ножен — и к анархисту. Не успел бы тот вытянуть свой маузер. Хорошо, взводный Ерохин с бойцом Панкратовым рядом оказались — не дошел бы Гришка до Воронежа, как пить дать!

В девять часов Дорохов уже входил в кабинет генерала Сазонова. Сазонов встретил его официально и, как показалось Дорохову, даже с подчеркнутой сухостью, хотя они были давними знакомыми — еще по работе в ОГПУ. Докладывая о случившемся, Дорохов в то же время внимательно рассматривал Сазонова. Та же стройная с военной выправкой фигура, большой покатый лоб с глубокими бороздами морщин, темные глаза, на первый взгляд усталые, но при внимательном рассмотрении вдруг обнаруживающие неугасимую энергию, сжатые губы с чуть приподнятыми уголками, словно сию минуту готовые улыбнуться, — таким знал его Дорохов всегда. Только некогда угольно черные волосы стали совсем седыми.

Сазонов внимательно слушал доклад, ничем не обнаруживая свое к нему отношение.

— Все? — спросил он, когда Дорохов кончил.

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

— Так. Изложенные факты ясны. Теперь меня интересует другое: каковы ваши, — он сделал ударение на последнем слове, — выводы, предположения, планы?

Дорохов с минуту помолчал, потом начал:

— Я полагаю, что упорство и наглость, с которыми они рвались к нам, продиктованы неотложностью исполнения какой-то акции, а минирование агентов проведено с тем расчетом, что, в случае попытки задержать их, они взлетят на воздух, следовательно, будут молчать. Нет сомнения, что эти агенты располагают чрезвычайно секретными данными и те, кто посылал их, стараются, насколько это возможно, гарантировать их сохранение в тайне. Погранзона — наиболее опасное место для нарушителя, и поэтому агентам, видимо, давалось указание освобождаться от «жилетов» только за ее пределами. Так сделал, по крайней мере, нарушитель, который проник к нам. Исходя из этого, я склонен думать, что операция, которая поручена ему, выходит за рамки узко-местной диверсии, а тем более не является попыткой перебросить резидента-информатора. Что касается планов выявления...

Сазонов поднял руку, призывая к молчанию.

— Вы, Алексей Васильевич, пожалуй, правы. Мы имеем некоторые данные относительно этого дела, но они пока еще под вопросом. Поэтому не буду вас нацеливать на что-то определенное — это может только дезориентировать вас. Что же касается планов, то... — Он встал и подошел к висевшей на стене карте Союза. — Смотрите.

Дорохов приблизился к карте. Острый конец полированной указки Сазонова пополз по ней, тщательно очерчивая район предполагаемых действий.

— Вот все, что южней этой черты, должно быть под вашим контролем. С этого дня вы уполномочены на любые операции в этом районе. В вашем оперативном подчинении на этой территории все наши органы, за остальное не волнуйтесь — вы отвечаете только за этот район!

— Ясно!

— В поле вашего зрения должны быть любые происшествия, возможно, обыкновенная уголовщина. Так сказать, подготовительные или подсобные операции. И еще: мне кажется, вам лучше всего обосноваться вот здесь, — Сазонов ткнул указкой в крупный город возле моря.

— Все. Желаю, Алексей Васильевич, удачи. — Он протянул Дорохову руку, а потом хлопнул его по плечу. — Ты все такой же — Поддубный?

Через два часа Дорохов опять слушал монотонное гудение моторов «ИЛа». Самолет шел курсом на юг.

Поздний пациент

Шумный, яркий, пропитанный запахами нагретых солнцем цветов, теплый августовский вечер незаметно скатился в ночь.

Веселая толпа наводняла собой центральную улицу, ручьями растекаясь в стороны — к набережной, в центральный парк...

Один только человек не разделял всеобщего оживления и беззаботности. Он шел торопливо, все время глядя на стенды объявлений и редкие таблички частно-практикующих врачей. Его гладковыбритое продолговатое лицо выражало мученье, правая рука прижимала к щеке носовой платок. Было ясно — у него болят зубы. А всякий испытавший это готов поклясться, что нет на свете боли нуднее и безысходнее...

Итак, прохожий страдал. Остановив первую встречную девушку, он спросил, не отрывая руку от повязанной платком щеки:

— Скажите, пожалуйста, где улица Береговая?

Девушка сочувственно посмотрела на прохожего и пояснила:

— Первая улица направо и прямо-прямо вниз. Перейдете трамвайную линию — там спросите.

— Спасибо... — По лицу прохожего пробежала гримаса боли.

Девушке стало жаль его.

— Какой вам нужен номер? — Она хотела точней указать ему дорогу. Но тот прикрыл рот платком и только болезненно промычал. Махнув левой рукой, он быстро пошел по улице, обгоняя медленно плывшие пары.

На квадратной эмалированной дощечке, прикрепленной к углу старого трехэтажного дома, было написано:

«Зубной кабинет. Врач-стоматолог Н. С. Вербицкий.

Лечение, удаление зубов без боли.

Протезирование. Прием с 9 ч. до 19 ч.»

Внизу стрела и надпись: «Вход со двора. Звонить».

Пройдя маленький двор, человек остановился у темного входа, достал спички, чиркнул. «Здесь!» Об этом говорила прибитая к стене фанерка с надписью: «Врач. 2-й этаж». Освещая ступени спичкой, он поднялся на площадку 2-го этажа. Там было две двери — направо и налево. Осветив спичкой правую, он увидел фамилию врача и кнопку. Было слышно, как где-то далеко коротко прозвучала трель звонка. Он прислушался: никаких звуков. «Нет дома? А может быть, что еще?» Он переложил платок в левую руку, а правую опустил в карман.

Через несколько секунд позвонил вторично. Опять далекая трель, потом тишина, потом еле уловимое движение — кто-то шел к двери. Щелкнул замок, и она приоткрылась на длину цепочки. Помещение за дверью было слабо освещено, но можно было рассмотреть стоявшего там мужчину в пижаме и войлочных домашних туфлях, с маленьким носом и несколько крупноватой нижней челюстью.