Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, у меня на северо-западе такое место, его можно называть «Южный Север». Я в тринадцать лет отдыхал в Репино, под Петербургом и там тоже были такие же хвойные деревья и мелкое море.
Мы пробирались по скалам мимо каких-то ниш в каменной породе, они были неглубокими, но в принципе, два человека, обнявшись, могли бы переждать там сильный ливень.
– Так это и есть те самые знаменитые пещеры?
– Ну да, одно название. У меня тут тоже есть пещера, в горах, но я туда гостей не вожу.
Когда солнце зависло достаточно низко, но не успело ещё покраснеть, мы миновали скалы и попали на совершенно затерянный пляж, где людей не было вообще. Я уже привык к малолюдности своей Страны Отливов, но в поле моего зрения всегда попадала пара человек, а здесь не было даже тайских тётечек, которые вечерами собирают ракушки. Просто никого.
Пройдя по песку, мы выбрали место с таким расчётом, чтобы солнце садилось именно в воду, а не пряталось за одной из Пяти Сестёр или болеё далёких островов заповедника Анг Тонг. Теперь я понимал, почему люди живут здесь в дорогих отелях, не имея даже возможности нормально поплавать в море – исключительно ради тишины и редкостного вида. В нём было что-то сродни японскому саду камней, он настраивал на созерцательный лад; все эти изломанные скалистые очертания на переднем и заднем плане тревожили, но в то же время и умиротворяли. Они как бы давали тебе понять, что сейчас ты лишь на мгновение очутился в одной из уютных точек бытия между рождением и смертью.
– Ну всё, можешь доставать свой фотоаппарат и снимать закат, – с некоторой иронией произнесла Надя.
– А у меня его с собой нет, – отвечал я, открывая рюкзак и доставая оттуда вино, воду и стаканчики, – Решил вечером налегке приехать и вот, что вместо него.
Она взяла пластиковую бутылку с вином, посмотрела на него через свет, открыла крышку, понюхала и вернула обратно.
– Мне, к сожалению, нельзя алкоголь, пока я работаю. Ещё пару недель. Но может, мы ещё с тобой выпьем, если не поссоримся.
– А почему мы должны поссориться, чего нам с тобой делить? Этот остров?
– Просто молодые люди, когда лучше меня узнают, то начинают побаиваться и, вследствие этого, нервничать и ругаться.
– А я уже не молодой, мне осенью исполнилось сорок лет.
– Мне, кстати, тридцать пять. И я думала, что ты – мой ровесник или чуть помладше – в Москве ведь мужчины рано теперь лысеют.
Последней фразой она сильно меня удивила и, впрочем, далеко не первый раз за сегодняшний день.
– Разве я говорил, что из Москвы?
– Ты из тех, кто там родился, но ничего не достиг, – ответила она спокойно, без малейшей ноты презрения или пренебрежения, словно давно меня классифицировала, – Такие, как правило, сразу про свой город не упоминают.
– Не вижу особого смысла хвастаться тем, что живу в Железном Вавилоне.
– Вот видишь. А мы из Ярославля.
– Там хорошо. Правда, я был там всего один раз, проездом из Костромы и два часа укрывался от ливня в знаменитой беседке на набережной, где до революции стоял самовар, и всех поили чаем. Но теперь чая нет, поэтому я выпил там бутылку вина и поехал на вокзал.
– Вот выпей и сейчас.
Я последовал мудрому совету, налил в один стакан воды для Нади, а в другом пополам разбавил себе воду вином.
– Надя, спасибо за это место, – сказал я, – Очень приятно было с тобой познакомиться.
Мы чокнулись и оба опустошили свои стаканы до дна, а потом сразу налили по второй, так как так по дороге сюда совсем ничего не пили. Но надо было привыкать, потому что нам в затылки уже дышал жаркий март.
А вокруг тем временем уже начиналось ежедневное представление, когда освещение и цвет неба меняются каждые несколько минут благодаря яркости светила и расположения облаков. Ещё, будучи подростком, я читал, что тропические закаты быстро вспыхивают и гаснут, погружая мир во тьму, однако здесь существовали достаточно продолжительные, двадцатиминутные сумерки и я совсем не волновался, как мы будем выбираться отсюда по камням, да и фонарики у нас имелись. Поэтому можно было расслабиться, выпить вина и попытаться сохранить в своей эмоциональной матрице ощущение спокойствия этого времени суток. Запомнить навсегда, чтобы потом доставать его ранним зимнем утром, когда ты будешь ехать в переполненном метро на работу.
– А почему ты всё время говоришь «мы»? – поинтересовался я у Нади.
– Потому что нас трое, и мы делаем одно дело.
– Какое дело?
– Нашу общую Работу.
Мне сразу почему-то вдруг вспомнилось понятие «Великая Работа» или «Великое Деланье», которым средневековые алхимики называли процесс получения философского камня. Поэтому я спросил:
– Так вы всё-таки кто, художники или алхимики? Это искусство, мистика или наука?
– И то и другое. Наука, правда, в самой меньшей степени. Мы не учёные, а наблюдатели и творцы. Я – здесь, Вера на Тао, а Люба, наша самая младшая сестра – на Пангане.
… И тут я, кажется, начал осознавать, пускай ещё очень смутно, что здесь, на острове, я оказался в эпицентре истории, которая непрерывно текла всё это время где-то рядом, как неизвестный мне до вчерашнего дня водопад за привычным перекрёстком. Так бы он и пронес свои воды мимо, если б сегодня я не ступил в них, найдя за зелёным камнем Надино место.
– О-о, так вы – три сестры Вера, Надежда и Любовь! Это так… символично!
Надя посмотрела мне прямо в глаза.
– Да, и на Тао ты встретишься с Верой, только будь с ней поосторожнее.
– Она опасна?
– Просто ты можешь в неё влюбиться.
– Ты меня заинтриговала, – попытался иронизировать я, но Надя слегка нахмурилась.
– И когда ты собираешься? – по-деловому серьёзно спросила она.
– Ну, сейчас выпью в выходные, а потом потрачу несколько дней, чтобы прийти в хорошую форму – Тао ведь горный остров, хочется полазить там по бухтам… Вот тогда и стартую.
– Давай уточним, – Надя достала из рюкзака телефон и открыла в нём календарь, – Завтра у нас суббота, последний день зимы, а четвёртого, в среду будет Маха Буча.
– Тогда я в четверг сразу после неё и отправлюсь.
– Хорошо. И, кстати, имей в виду, что с первого числа у нас в
