Василий Теркин после войны - Сергей Юрасов

КОЛХОЗНЫЙ СТОРОЖ

Ходит сторож, носит грозноДулом книзу ружьецо.Ночью на земле колхознойСторож — главное лицо.

Осторожно, однотонноУ столба отбил часы,Ночь давно. Армяк суконныйТяжелеет от росы.

И по звездам знает сторож, —По приметам, как всегда,Тень двойная станет скороПроходить туда-сюда.

Молодым — любовь да счастье,Хороша соседа дочь!Провожает Тёркин Настю,Провожаются всю ночь.

Проведет он до порога:— Ну, прощай, стучись домой…— Нет, и я тебя немногоПровожу, хороший мой…

И доводит до окошка:— Ну, прощай, хороший мой…— Дай и я тебя немножкоПровожу теперь домой…

Дело близится к рассвету,Ночь свежеет — не беда,— Дай и я тебя за это…— Дай и я тебя тогда…

Под мостом курлычет речка,Днем неслышная совсем.На остывшее крылечкоОтдохнуть старик присел:

— Что мне шляться влево-вправо?Что я буду сторожить?От кого? И кто дал правоНе давать народу жить?

Чудаки! Голодным детямМать картошки накрадет…Это ли зовут на светеВоровством? — Свое берет.

Вор один — в Кремле удавомОзирается кругом,Воровство назвал он правом,Справедливость — воровством.

Сторожить меня поставил,Самому чтоб больше взять —Займов, взносов да поставок, —А народу голодать.

В небе звезды, словно свечки,Тихо светят. Тишина.На остывшем на крылечкеДеда тень едва видна.

Свесил голову, как птица,Ружьецо у ног, как кол.— Что-то, дед, и мне не спится, —Тёркин к деду подошел.

— Ну, садись. А мне привычно.Тем и должность хороша:Ночью обо всем отличноМожно думать не спеша.

О земле, забытом Боге,О скитаниях людей,О своей, твоей дороге,О судьбе твоей, моей.

Позабыт порядок древний,Жизнь, конечно… Да не та…Правят нынче на деревнеСуета да маята…

Посох вырезать бы крепкий,Сто рублей в пиджак зашить,И пойти, как наши предки,По Руси, покуда жив.

По окольным по дорогамОбойти Россию всю,За народ просить у БогаНа молитве где в лесу.

Горе всякое сносили —Завещал терпеть Иисус…Не один же я в РоссииВерен Богу остаюсь.

Где-нибудь тропой ночноюСтарец с посохом бредет.Мы вот здесь сидим с тобою,Говорим, а он идет.

А дорог на свете много,Пролегли и впрямь и вкось,Ходят люди по дорогам,Жаль одно, что ходят врозь.

В небе вспыхнула зарница.— По весне слыхал о том,Как пошел через границуЧеловек один пешком.

И идет, поди, далече,Без куска, один, как перст,На войне был искалечен,А обижен властью здесь.

По лесам идет, по тропам,По долинам древних рек,Пробирается в Европу,Как из плена, человек.

Он идет тропой глухою,Смерть повсюду стережет.Мы вот здесь сидим с тобою,Говорим, а он идет.

Мало всякое начало —К большаку ведет тропа…Говорят еще — с каналаПробирается Степан.

Он идет, жилье минуя, —Для чего ему канал?Потерял семью родную,Дом и двор свой потерял.

Придавив тоску зубами,Знает, с кем свести расчет,Днями спит, идет ночами…Мы сидим, а он идет…

В небе звезды поредели,Поседело всё вокруг,Где-то первые пропелиПетухи спросонья вдруг.

— Скоро день. Уже недолгоБудет день и на Руси.Ночь еще крадется волком,Только свет не погасить!

И до отчего порога,До родимого села,До восхода та дорогаЧерез муку пролегла.

Что поделаешь — иномуИ еще кружнее путь,И идет иной до домуТо ли степью незнакомой,То ль горами где-нибудь.

Дед встает. Светло и строгоУтомленное лицо.Где-то рядом за дорогойТихо звякнуло кольцо.

И невольно вздрогнул Тёркин:В самом деле — кто идет?Тихо-тихо. Только зорькеГде-то вновь петух поет.

Ветерок с полей повеялИ донес, донес, донесЗвук тальянки: плакал, млея,Затихал и снова рос.

И брела гармонь куда-то,Только слышалось едва:«В саду мятаНе примята,Да не скошенаТрава…»

НОЧЬЮ В ПОЛЕВОЙ БРИГАДЕ

— Дельный, что и говорить,Был тот предок самый,Что придумал суп варитьДа еще с грибами.

Суп во-первых, во-вторыхГречневую кашу.Нет, тот предок был старик,Видно, русским, нашим.

По полям пополз туман,И в ночной прохладеПолевой колхозный станСпать ложиться ладил.

Привалясь на тяжкий сноп,Не щадя махорки,Чтоб комар не жалил лоб, —Вел беседу Тёркин:

— Вам, ребята, с серединкиНачинать, а я скажу:Я не первые ботинкиВ этой жизни без починкиИзносил и всё хожу.

Подавай скорей заявки,Всё равно от мошкарыНе уснуть… Возьмем козявкиИли эти комары.

Это ведь хитрее пули:Не дают, хоть лопни, спать,Жалят, чтоб не отдохнули,Чтоб уборки срок сорвать.

Расчесал, а утром — ранки,А к обеду — разнесло!Не иначе, братцы, янкиЭто выдумали зло.

Комара еще пристукнешь,Иль залезешь под снопы.Ну, а дома? — В хату вступишь,А со всех сторон клопы!

Мухи жалят днем, нет спасу,Тараканы, блохи, вошь!Ведь в Америке заразыЭтой столько не найдешь.

Это как понять? Смотрите,То не муха, то не клоп,Это агент Уолл-СтритаЗагоняет, братцы, в гроб!

Не читали в «Правде» разве,Что в Америке пятьсотФабрик выстроили разныхИ еще гигант-завод?

Сто по выделке мушиной,Сто по выделке блошиной,Триста делают клопов,Тараканов, комаров,А завод еще скорейЗаготавливает вшей.

И всё выделки машинной,Заграничной, на все сто!Если «Правда», то чин-чиномРазузнали как и что.

Хохот катится по стану:— Ну, и Тёркин!— Врёт, как ест!— Я причем здесь? Врать не стану:«Правда» пишет — вот те крест.

— Там напишут, только слушай…— Вот бумага не трава —Для махорки нету лучшей…— Ай да Тёркин! Оторвал!

Хорошо в степи, не тесно,Все свои, на всё наплюй.— А кому из вас известно,Что такое сабантуй?

— Сабантуй — какой-то праздник?Или что там — сабантуй?— Сабантуй бывает разный,А не знаешь — не толкуй.

Вот когда берут корову,Лошадь, землю и когдаНачинаешь в хлеб половуДосыпать, то не беда:Жив остался — не бунтуй,Это малый сабантуй.

Привыкай, забудь о грусти,Раз колхозник — в ус не дуй,Хуже, брат, когда припуститУкрупненный сабантуй.

Тот проймет тебя поглубже, —Укрупнен, но не бунтуй,Потому, пойми, голубчик,Это средний сабантуй.

Сабантуй — тебе наука,Привыкай, терпи, лютуй,Но совсем иная штукаЭто — главный сабантуй.

Тёркин смолкнул на минутку,Чтоб прочистить мундштучок,Словно исподволь кому-тоПодмигнул: держись, браток…

— Раз проснешься ты во мраке,Глянул — в пот тебя и дрожь:Вышки, проволка, бараки —Лагерь!

— Ну, брат, это врешь…— Ас чего мне врать? Мне вракиНе к лицу, и не толкуй…Лагерь, проволка, бараки,А порядок, как в полку!

День — с «подъема» по команде,Строем к завтраку, потомСтроем в поле по-бригадно,И в работе и во всём.

Если что не так ты сделал,Отлучился или возЗавернул к куме за делом —Сразу суд и в штраф-колхоз.

Если ты женат и надоСрочно жинку повидать,То и тут нужна команда,А команду долго ждать.

Сабантуй тот главный, словом,Весь в команде — сверху вниз,Он другим зовется словом,Иностранным: коммунизм.

Повторить согласен снова:Что не знаешь — не толкуй,Сабантуй — одно лишь слово —Сабантуй, но сабантуйМожет так тебя ударить —Срежет начисто башку.Вот у нас один был парень…Дайте, что ли, табачку…

Ночь глуха, костер дымится,Приумолкли у костра.— Что ж, братва, давай стелиться…— Хватит страхов, спать пора…

И к снопу припав лицом,На пригретом взгорке,Не горюя ни о чём,Лег Василий Тёркин.

И приник к земле родной,Одолен истомой,И лежит он, мой герой,Спит себе, как дома.

Спит, забыв о трудном лете,Сон, забота, не бунтуй,Может завтра на рассветеБудет новый сабантуй.

Зги не видно. Ночь вокруг.Кто не спит — взгрустнется,Только вспомнит что-то вдруг,Вспомнит — усмехнется.

Ничего, что сон пропал,Случай дал отраду:— Хорошо, что он попал,Тёркин, к нам в бригаду!

ТЁРКИН НА СТРОИТЕЛЬСТВЕ КАНАЛА ВОЛГА-ДОН