Последний гвоздь - Стефан Анхем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ничего не знаешь.
– Да, правда. Кто я такой, чтобы сидеть здесь и думать, что знаю, как ты себя чувствуешь? Ты ведь преуспевал во всем, за что брался. Например, смог арестовать и меня, и Убийцу с кубиками. Так что, в некотором смысле, ты можешь быть вполне удовлетворен. Пофиг, что это стоило жизни твоему сыну. Все мы сами расставляем приоритеты, не так ли?
Фабиан встал со стула, полностью сосредоточившись на том, чтобы движения были максимально спокойными и собранными.
– Думаю, мне лучше уйти.
– Уже? Ты даже не попробовал кофе.
– Я не очень люблю корицу и сахар.
Он пошел к двери спокойным уверенным шагом. То, что Муландеру было нужно только его побесить, не должно было его удивлять. Конечно, у него была потребность отомстить, ткнуть пальцем туда, где больнее всего.
– Пребен, так его зовут, – сказал Муландер, как только Фабиан взялся за дверную ручку. – Тот, кто был доставлен сюда после того, как отсидел несколько месяцев в Хельсинере.
Ему хотелось только открыть дверь, выйти и оставить все это позади. Запереть и к черту выбросить ключ. Но он уже показал намерение обернуться.
– Как тебе? – продолжил Муландер, снова глотнув кофе. – Было ли у его родителей чувство юмора, или у них просто выдался плохой день, когда им пришло в голову из всех имен выбрать для своего сына Пребен? Интересно, каков был бы шведский эквивалент? Что скажешь? Свенне Банан или, может быть, просто Фабиан?
Фабиан не ответил, а просто стоял, глядя с пустым взглядом на бывшего коллегу.
– А, хорошо, не бери в голову. Я это к чему: узнав, что мы с тобой работали вместе, он рассказал мне, что был приказ, переданный датским надзирателям. Приказ высшего руководства использовать все возможные средства, чтобы давить на твоего сына, пока он… Да, пока он просто не сломается. – Муландер рассмеялся. Смех, который был совершенно неуместен. – Да, можешь подумать, что это я подбираю такие слова, но это не так. Они на самом деле так сказали. Пока он не сломается. Как будто он был фарфоровой куклой, которую можно просто раздавить.
Фабиан молчал.
Снаружи.
37
Чувство, что она висит на кончиках пальцев, всю ночь не отпускало Дуню. В тот момент, когда силы у нее кончатся и пальцы соскользнут с края, она упадет, и все упадет вместе с ней в черные бездонные глубины. Вниз, в вечную темноту. То, что снаружи солнце стояло высоко на пока безоблачном небе, ничего не изменит. Все будет кончено.
Фарид, вероятно, боролся с тем же, что и она. Пытался переварить и прожить картины казни Цяна, который стоял на коленях и ждал, когда что-нибудь произойдет. Шок, который их охватил, когда нож вонзился ему в горло. И ее, и Хеска, и Фарида, но это было ничто по сравнению с тем, что, должно быть, чувствовал Цян.
Она видела это в его глазах. Ужасная боль, но прежде всего, недоумение по поводу того, что же произошло на самом деле. Как так вышло, что именно он там оказался. И так же, как его сердце автоматически продолжало выкачивать кровь изо рта и горла, ей оставалось только надеяться, что он тоже не успел ничего понять, прежде чем все было кончено.
До сих пор они с Фаридом не говорили об этом. Они вообще не разговаривали друг с другом. Она периодически пыталась завести разговор, но тут же получала четкие сигналы, что он не готов. Вместо этого воцарилось молчание, и в нем они импровизировали и пришли к какому-то единству, которое, по крайней мере, помогло им пережить эту ночь целыми и невредимыми.
Они спали по очереди, по часу за раз, в то время как один следил за территорией вокруг фургона с помощью камеры или обеспечивал движение фургона, чтобы зарядить батареи и избежать чересчур любопытных глаз.
Уже два часа как они вернулись в центр, где со свободного парковочного места на улице Вестер Сегаде на безопасном расстоянии, каждый с биноклем, они могли между плакучими ивами наблюдать за шахматным домом на другом берегу озера Санкт Йоргенс, чтобы убедиться, не пришли ли к ним незваные гости.
Что происходило с Цяном до включения камеры, им было неизвестно. Заставили ли его те двое раскрыть, где именно они базировались и какой информацией владели. Но с этим ничего не поделаешь. Даже если они рискуют попасть в засаду, они не могут просто бросить дом на произвол судьбы. Там у них была большая часть оборудования, и в первую очередь – доказательства, и, как будто в едином порыве, они опустили бинокли и повернулись друг к другу.
– Что скажешь? – спросила она. – Рискнем?
Фарид кивнул, после чего они вышли из фургона и пошли вдоль озера в тени деревьев, мимо планетария Тихо Браге и дальше вокруг, все время ища глазами подозрительные движения у прохожих. Таких, как пара на скамейке, прислонившиеся друг к другу в интимной беседе, и старик у кромки воды, кормящий уток, или пыхтевшие бегуны, потные и с красными лицами.
Но все и все казались совершенно нормальными, и вскоре они смогли протиснуться сквозь густую живую изгородь и подойти к дому, где они немного подождали, а затем завернули за угол, направляясь к входу.
Зайдя в дом, они осмотрелись в поисках признаков того, что кто-то там побывал. Но все выглядело так же, как и вчера, когда они покинули дом. Чашка с засохшим кофе рядом с открытым пакетиком лакричных конфет «Юнгельвроль». Провода, тянущиеся от прибора к прибору разноцветными переплетениями, которые невозможно распутать. Незастеленные матрасы на полу и затхлый, с легкой примесью пота запах. Все как обычно.
– Может, он все-таки ничего не рассказал, – сказала она, вытряхивая последнюю конфету «Юнгельвроль» из пакетика.
– Да, может, и нет. – Фарид подошел к своему рабочему месту, где повернул один из компьютеров, вытащил кабели и приподнял системный блок.
– Прежде чем мы начнем, может быть, нам стоит обсудить дальнейшие действия? Остаться ли нам здесь или переехать в другое место. И в таком случае, что взять с собой.
– Давай, говори, – сказал Фарид, отсоединяя материнскую плату. – Это у тебя хорошо получается. Я просто заберу свои вещи. А потом уйду отсюда.
– Что? Что, уйдешь отсюда? Я что-то пропустила? Ты ведь не можешь просто так уйти и оставить меня со всем этим?
– Это именно то, что
