Пятая печать. Том 2 - Александр Войлошников

Изредка приходили из Германии эшелоны с демобилизованными. Обставлялось это шоу торжественно: на встречу сгоняли служащих из учреждений. Видел я кинохронику, ее часто повторяют: приходит поезд из Германии и… плакать хочется! С пенсионерами, стариками, кому уже за шестьдесят и с искалеченными инвалидами. Жалобно улыбаются старики и калеки под бдительным надзором дюжих сотрудников Смерша, конвоирующих «возвращение победителей». Выполняя команды режиссера: «Дубль! Еще дубль!» — старательно целуют старики, бывшие ездОвые, работники из хозвзводов, незнакомых женщин, согнанных на встречу поезда под лозунгом: «Мы победили!»…

Расчет Сталина оправдался: нежные англо-американские пленные от советского харча чахли быстро. Мало кто из них мог держаться стойко и демонстрировать солидарность с русскими пленными. А все люди планеты поняли: после капитуляции фашистской Германии наступил не долгожданный мир, а временное враждебное перемирие. «Холодная война» — это продолжение Второй мировой войны и «горячая» Третья мировая не за горами.

Союзникам нужно было решится на Третью мировую войну, либо предать на мучительную смерть миллионы доверившихся им русских военнопленных, эмигрантов и их семьи. Предать на мучительную смерть тех, кто двадцать лет тому назад эмигрировал из Советской России! Тех, кто прожил в государствах союзников двадцать лет, воевал в армиях союзников, имел награды французские, английские, американские…

Если бы атомная бомба была сделана пораньше, в мае сорок пятого, то уверен я: печальная известность Хиросимы досталась бы Москве, а весь мир радостно рукоплескал бы этому, потому что для всех честных людей в мире Москва — это средоточие всемирного зла. Даже для нас, русских, «Москва — это раковая опухоль на теле России», которая питается ее силами и здоровьем, взамен заражая страну ядовитыми метастазами, карьеризма, коррупции, криминала.

Ведь за годы советской власти Москва втянула в себя со всей России самых мерзких карьеристов и стяжателей! Если бы исчез всероссийский источник этой заразы — Москва — то возродилась бы больная Москвой Россия! Но атомной бомбы у Америки еще не было, а по Европе с бодрыми песнями маршировали советские солдатики и тысячи орудийных жерл советской артиллерии готовы были перемолоть в кирпичный порошок города Европы. И прозорливо щурясь, Сталин покуривал знаменитую трубку, воняющую гнилыми зубами, предвкушая такую месть, от которой содрогнется весь мир! И Минздрав не предупреждал Сталина о вреде курения, опасаясь не за его, а за свое здоровье.

Когда события в Праге развернулись не по советскому сценарию, то Советскую армию, не считаясь с потерями, погнали в наступление на Прагу. Подступы к Праге немцами были хорошо укреплены, поэтому только после девятого мая, когда в Берлине подписали ВТОРУЮ капитуляцию, отрежессированную для сталинского спектакля, то есть больше чем через неделю после того, как РОА покинула Прагу, «советские танки героически штурмовали Прагу»! Так написали в лживых советских исторических книгах, посвященных «странной войне», той войне, о которой ничего не знают советские люди. И никто не удивляется: а кого героически штурмовали танки уже после второй капитуляции? Никто не знает, что «штурма Праги» Советской армией… не было! Хотя об этом написано в книгах и отчеканено на медалях! Достаточно посмотреть глупую советскую кинохронику, запечатлевшую «штурм Праги»: там на танках, «штурмующих Прагу», сидят кокетливо хохочущие очаровашки-пражаночки в нарядных платьицах, с букетами сирени!

В тот весенний день пражане видели в Советской армии освободителей, а не тех палачей, которые завтра зальют Прагу кровью пражан. В мирной Праге печатались газеты, пражанки прогуливали по улицам ребятишек, показывая им танки, «штурмующие Прагу», а избранное народом законное правительство Чехословакии, доказавшее преданность народу на баррикадах, занималось проблемами коммунальными и продуктовыми.

И никто в эти радостные дни окончания войны не думал о том, что вслед за боевыми парнями, которые смущенно, под локотки, поддерживали нарядных пражаночек, сидящих на танках, в Прагу в автомашинах, закрытых брезентовым верхом, въезжают обособленно хмурые, настороженно молчаливые солдаты дивизии внутренних войск НКВД. С ними въехал в свободную Прагу кровавый сценарий «освобождения Праги», сочиненный Лаврентием Берия.

«Освобождали» Прагу войска НКВД споро, умело, проявив добротную мокрушную выучку палачей, наработанную за двадцать лет в СССР. Правительство Чехословакии было экстренно собрано, загнано в подвал и там расстреляно без суда, с формулировкой «буржуазное, антинародное, незаконно захватившее власть». Этот «суровый приговор чешского народа» был подписан «народным правительством Чехословакии», сидящем на Лубянке.

Зачем-то, на всякий случай, расстреляли милицию и участников Пражского восстания. Тут НКВД не напрягался для придумывания формулировки — их увезли в лес, где исчезли они по-советски, тихо, бесследно. А потом взялись за власовцев, оставленных в госпиталях и на частных квартирах. Так как вместо чешского правительства командовал в Праге советский комендант, отдавший приказ «о введении в Праге комендантского часа с запретом на стрельбу в городской черте», то с ранеными власовцами расправились без стрельбы.

За годы немецкой оккупации чехи узнали, на что способны фашисты. Теперь они могли сравнить корректных немецких оккупантов с кровавыми советскими мясниками спецвойск НКВД и пожалеть об освобождении от немецкой оккупации!

Озверевшие от тройной нормы спирта, профессиональные садисты мокрушники — гебня и Смерш — с наслаждением разбивали головы раненым молотками, крушили ребра прикладами, и по-суворовски лихо протыкали насквозь штыками. А чекисты-рационализаторы грузили раненых в грузовики, везли на пустыри и закапывали живыми в воронках и траншеях.

Нас, советских людей, живущих бок о бок с палачами из гебухи, чекистская будничная работа не колышет. Но для впечатлительных европейцев, которым и фашисты казались жестокими, а газовая камера, изобретенная в СССР, — кошмаром! — для них знакомство с методами русских «освободителей» было шоком!

Ошеломленные мясницким профессионализмом советских спецвойск, медсестры из чешского медперсонала госпиталей пытались защитить раненых, жертвуя своими юными жизнями. Беспомощные протесты чехов, против уничтожения раненых назывались «антинародными выступлениями», потому что наши «сотрудники» действует «от имени советского народа» во всех странах и за пределами СССР…

Волнуясь, Виктор умолкает: от слова «сотрудник» не у одного меня горло перехватывает от ненависти. А гебня среди нас живет… тот же хлеб едят и в трамваях ездят… а о своей подлой работе молчат. На вечеринке на брудершафт с такой мразью выпьешь… вот это и страшно, что внешне эти выродки, будто бы люди! Почему обезьяну считают уродливой? А на человека похожа!

Помолчав, Виктор продолжает нарочито спокойно:

— Привезли медали «За Прагу» и вручили их составу войск НКВД… «освободившему» Прагу от ее освободителей! Как говорится: «награда нашла героя». Вторая позорная награда СССР — медаль «За освобождение Праги»!

— Вить, ты тогда маленьким был, но, быть может, помнишь, какое было отношение к наградам у фронтовиков в войну и после войны? Всю войну с гордостью носили фронтовики награды на рваных, грязных гимнастерках в самых не подходящих условиях. Мечтали похвастать наградами на гражданке, помнишь, у Твардовского?

— Нет, ребята, я не гордый.Не заглядывая вдаль,Так скажу: зачем мне орден?Я согласен на медаль.

Было в войну уважение к наградам! А после войны? Фронтовички, будто сговорились, а ведь не то время было, чтобы сговариваться — но! — все вместе сняли награды с новеньких двубортных пиджаков с модными «киловаттными плечами»! Стыдно стало носить награды, если у тех, кому полагается медаль «За оборону Ташкента», боевых наград больше, чем у тех, кто мечен пулями и осколками под Сталинградом!

А как отличить гебню от фронтовиков?! Я не говорю о тех, кто «воевал» в особистах, Смершах, заградотрядах и расстрелял тысячи русских солдат! У тех «иконостасы» — подстать генеральским! А фронтовику, какая награда? Жив курилка! Вот, и радуйся. И для того чтобы отличаться от мерзавцев из гебухи, среди которых раненых не бывает, стали фронтовики носить нашивки за ранения.

Целый год терпели партийные и гебушные подонки этот молчаливый протест фронтовиков (нашивки вместо наград), а потом… Сталин указом запретил носить нашивки за ранения! Менты и дружина задерживали фронтовиков с нашивками и рвали им пиджаки! И я, чтобы учиться в институте, снял свои нашивки…