Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру

Довольно.

Я перекатываюсь на спину и уставляюсь на перекладину, к которой крепится полог. Больше всего мне хочется сейчас остаться одному — и чтобы они никуда не уходили. Наверное, Гермиона понимает, потому что берет из сумки книгу и устраивается в ногах кровати Рона. Рон тоже погружается в чтение учебника. Мне вдруг кажется, что это не первый раз, когда они сидят здесь вот так.

А следом приходит идея предложить Гермионе мантию-невидимку, потому что мне она сейчас не слишком нужна, а ей могла бы пригодиться в случае, если не я один использую по ночам заклятье беззвучия. Выходить из спальни, накладывая на всех сонные чары, наверное, утомительно. Впрочем, может быть, это плод моей больной фантазии, и на самом деле между Роном и Гермионой нет ничего, кроме поцелуев. Но раньше она ни за что не пришла бы в нашу комнату, чтобы читать. А сейчас кажется, что она здесь частый гость.

Не мое дело, но мантию предложить все же стоит. Только аккуратно, подобрав слова… Тогда можно быть уверенным, что я с задачей не справлюсь. Нужных слов мне подобрать сроду не удавалось.

Я вздыхаю и сажусь. Тру руками лицо, приглаживаю волосы. Встаю, одернув рубашку, и беру со спинки стула мантию. Так или иначе, сейчас мне остро кажется, что третий лишний, даже если Гермиона пришла из-за меня. Надо и совесть иметь. Пойду погуляю.

* * *

Злость на себя и раздражение заставляют меня торопиться, и я умудряюсь врезаться в Почти Безголового Ника, чинно выплывавшего из-за очередного поворота. Неприятное ощущение, что прошел сквозь ледяной душ или снежный заряд заставляет меня обернуться:

— Ник, извини, я не хотел.

— Я догадываюсь, что ты не хотел, Гарри, — как ни странно, благодушно отзывается призрак, — едва ли ты в восторге от того, что весь покрылся мурашками.

— В самом деле? — я гляжу на свои руки и убеждаюсь, что Ник прав. Но я не чувствую холода, который мог бы так долго вызывать их. Странно. Не хватало только простыть — мне зябко с того момента, как я поставил на стол пустую чашку в кабинете директора.

Ник, по всей видимости, настроен на беседу, однако я не даю ей развиться:

— Ну, извини еще раз. Я тороплюсь, — бормочу я и поворачиваюсь, чтобы уйти. Вслед мне доносится приглушенное, но явственное бормотание:

— И так каждую весну. Как рассудок теряют. Слова сказать не с кем, даже этот юноша… Ах, с ним было так приятно поговорить… — на этом изысканная лесть обрывается, потому что я удаляюсь на достаточное расстояние.

«Этот юноша»… Ник видел меня в первый день моего поступления в Хогвартс. И до, и после меня он видел сотни детских лиц, постепенно взрослеющих, мужающих или расцветающих. Запомнил бы Ник из череды этих лиц мое, не будь я гриффиндорской суперзвездой?

Может быть, лучше было бы, если б не запомнил. Это означало бы, что я живу нормальной жизнью. Кажется, еще по зиме мне казалось, что я перестал выделяться из толпы. Я как всегда ошибся. И просвета впереди не предвидится. Дамблдор велел мне готовиться к сложному лету. Мне не хочется даже думать о том, что он подразумевал под «сложностью».

— Смотри, какой мальчик…

— Это же Гарри Поттер, ты что, не узнала?

— Не-а, шрама же не видно, а какая походка…

Две рэйвенкловки провожают меня взглядами, пока я сбегаю по последней лестнице и выхожу во двор. Шрама не видно — не понятно, кто я. У меня буквально на лбу написано, кто я такой. Я сердито начесываю челку вперед всеми пятью пальцами, закрывая свое тавро. Или клеймо. Бывает, я его просто ненавижу. Походка им моя понравилась… Несся как ураган по коридору, только мантия раздувалась парусом. На бег переходить в конце шестого курса уже вроде не полагается.

Хижина Хагрида уютно подмигивает оконцем, в котором отражаются закатные лучи. Тихо и тепло, не слышно ни птиц, ни кузнечиков. Природа завершает день, и колокол вот-вот будет сзывать студентов на ужин. Я думаю, что пропущу его сегодня. Нет ни сил, ни желания тащиться в Большой зал, запихивать в себя еду и поддерживать разговоры. У меня нет аппетита. Лучше уж погрызть несъедобных бисквитов Хагрида. По крайней мере, его компания всегда отличается легкостью и неназойливостью. Он не пытается сделать вид, что все прекрасно, хотя бы когда дело касается меня.

Можно порассуждать о детенышах единорогов, которых он принес из Запретного леса месяц назад. Мать-единорожиха умерла, разрешаясь от бремени, а самца Хагрид найти не сумел. Да и какой был смысл его искать, спасти малышей могло только вмешательство магии — они были чуть живы, когда лесничий громадными прыжками примчался в Хогвартс и чуть ли не на руках притащил Дамблдора к загону. Единорожики выжили, признали Хагрида своей семьей и оказались умнейшими животными, каких можно представить себе для дрессировки. Думаю, Хагриду было жаль одного: что это единороги, а не драконята.

Я не поднимаюсь на крыльцо, по опыту зная, что в доме Хагрида сейчас наверняка нет. Обхожу хижину и вижу его широкую спину. Хагрид перегнулся через плетень летнего вольера «для тех животинок, которые, ну, безобидные совершенно», и беседует со своими питомцами. Единороги, ставшие уже размером с нормальных жеребят, снимают губами соль с его ладони. Их золотые юношеские рожки время от времени сталкиваются, производя металлический звон.

— Хагрид, — окликаю я осторожно, и он распрямляется, оборачиваясь.

— Гарри! — на румяном лице расцветает широкая улыбка, и он осторожно трясет мою протянутую руку. Наверное, стисни он ее однажды по-настоящему, мадам Помфри пришлось бы восстанавливать мне пальцы.

— Ты ко мне?

— К тебе, если ты не очень занят.

Он удивленно смотрит на меня:

— Чтой-то тебе вдруг понадобилось церемонии разводить? Будто ты не знаешь, что я вам завсегда рад. А ты… это… один? Рон с Гермионой в замке, что ли? — он смотрит на меня с веселым сочувствием, и я не могу не рассмеяться в ответ:

— Оставил их, чтобы хоть где-то одни могли побыть. У нас в комнате до конца ужина никто не объявится, Дин с Симусом после обеда аппарировали к Дину, вернутся не раньше ночи, а Невилл наверняка в библиотеке.

— Как это аппарировали? — переспрашивает Хагрид, хмурясь.

— Ну, вышли за территорию Хогвартса, естественно, в Хогвартсе же нельзя…

— Я знаю, что тут аппарировать нельзя, — прерывает меня Хагрид, — так ведь они ж студенты! Им… вам… только в Хогсмид выходить можно, да и то не каждые выходные!

— Гриффиндорцам закон не писан, — я усмехаюсь, и он внимательно глядит из-под косматых бровей:

— Чтой-то ты вроде как о них отдельно сказал, о гриффиндорцах-то. А сам с какого факультета? — похоже, Хагрид немедля забыл о Дине и Симусе.

Я усмехаюсь краем рта, припомнив обстоятельства того разговора, когда узнал, что Дин по выходным аппарирует домой. Именно после того вечера Финниган стал за мной следить.

— Я гриффиндорец, — ответ выходит совсем не таким гордым, как, наверное, стоило бы, — просто в последнее время мне гриффиндорское геройство кажется мне на семьдесят процентов бахвальством. А еще на двадцать — глупостью.

Хагрид что-то бормочет себе под нос, толкая дверь хижины, потом оборачивается ко мне:

— Не прав ты, Гарри. У тебя и отец, и мама были с Гриффиндора, и тебя Шляпа на него определила…

— Шляпа очень хотела определить меня в Слизерин, — открываю я секрет полишинеля, и Хагрид застывает с приоткрытым ртом, — она и после второго курса была твердо уверена, что мое место именно там.

В подземельях. В гостиной и спальне, выполненных в серебряно-зеленых, а не ало-золотых тонах. И кстати о Слизерине…

— А о том, что мой отец был гриффиндорцем, Хагрид, мы вообще говорить не будем. Ни о нем, ни о Сириусе.

— О как. И почему же? — Хагрид ставит на плиту чайник с таким звоном, что лежащий на подстилке в углу Клык вздрагивает и поднимает брыластую морду.

— Потому что я не хочу, — отрезаю я и вновь слышу в своем голосе нехарактерное спокойствие. Раньше я вскипал куда быстрее, но и отходил тоже, меня почти пугает собственная невозмутимость.

— Ну, знаешь, Гарри! Не ожидал от тебя, — полувеликан вцепляется в бороду и начинает ходить от плиты к порогу, не обращая внимания на жалобно скрипящие половицы, — это чем же тебе родители-то с крестным не угодили?

«К моему прискорбию, худшее вы уже видели».

Видел, было дело. Но никто больше не видел — из тех, кто учится или работает в школе сейчас. Кроме, может быть, директора.

Он ждал, что я расскажу? Наверное, ждал. Почему нет?

— Я не говорил «родители», Хагрид. Я говорил только о своем отце, Сириусе и профе… гм, мистере Люпине. Мама тут ни при чем.

«— Послушай, Эванс, не заставляй меня сражаться с тобой.

— Тогда сними с него заклятье!»

Нет, мама точно ни при чем.

— Час от часу не легче! — стонет Хагрид, хватаясь за голову, — кто ж это тебе голову-то заморочил так, Гарри?