Соперница королевы - Элизабет Фримантл

На лестнице путается в плаще, едва не падает, но чудом удерживается на ногах. Неужели Эссекс взбесился и под стенами Нонсача уже стоит войско?

Наконец Сесил подбегает к двери и, задыхаясь, требует пропустить его к королеве.

– Ее величество не одна, – отвечает стражник.

Разумеется, она никогда не бывает одна.

– Пропустите!

– Приказано никого не впускать, сэр.

За дверью раздается какой-то шум.

– Кто там?

– Граф Эссекс, сэр.

– Передайте, что я хочу ее видеть.

– У нас прямой приказ – никого не впускать. Простите, сэр.

Потерпев неудачу, Сесил прислоняется к стене.

– Он вооружен? – спрашивает он.

– Граф сдал оружие, прежде чем войти. – Стражник указывает на скамью у окна, на которой лежит меч. Сесила охватывает облегчение, но воспаленное воображение тут же начинает подсказывать другие способы навредить королеве, – например, кинжал, спрятанный под рубашкой, или флакон с ядом. Он снова выглядывает в окно, опасаясь увидеть приближающееся войско, однако его страхи напрасны – дорога, ведущая к дворцу, пуста.

Сесил вновь поворачивается к стражникам – те стоят навытяжку, не глядя ему в глаза, и он сдается; в конце концов, с Елизаветой целая толпа фрейлин, есть кому подать знак о помощи.

В дверях появляется Эссекс. Его одежда в дорожной грязи, лицо покрыто пылью – похоже, он так спешил, что даже не дал себе труда умыться.

– Доброе утро Сесил, – невозмутимо произносит он. – Какой-то ты сегодня растрепанный.

– Э-э… – лишившись дара речи, Сесил глупо таращится на Эссекса и лихорадочно поправляет одежду, взбешенный тем, что его, самого значительного политика в Англии, унизил какой-то дерзкий граф.

– Удивлен, что я здесь? Что, шпионы не доложили? Теряешь хватку. – Эссекс смеется, берет со скамьи меч, перекидывает пояс через плечо и уходит, насвистывая. Дойдя до конца коридора, оборачивается и с усмешкой добавляет: – Тебе туда нельзя. Она не одета.

Кипя от ненависти, Сесил возвращается в свои покои, дабы привести себя в порядок и раздать указания соглядатаям – пусть выяснят, не стоят ли поблизости войска графа.

Потом он сидит в ожидании, когда понадобится ее величеству, а тем временем паж до блеска начищает ему туфли. Наконец его вызывают. Он приказывает пажу напоследок отряхнуть черный бархатный камзол и направляется в королевские покои. К счастью, стража уже сменилась. Тех, кто стал свидетелем его волнения и неловкого разговора с Эссексом, не видно.

Три фрейлины наносят последние штрихи к наряду Елизаветы: одна прикалывает к лифу крупный драгоценный камень, вторая помогает надеть накидку, третья обвивает вокруг шеи нить жемчуга, спускающуюся ниже живота.

– Рада тебя видеть, – с напряженной улыбкой говорит королева, резким взмахом руки отсылая фрейлин в дальний угол зала. – Подойди ближе. – Сесил садится на табурет рядом с ней. – Полагаю, ты уже знаешь, что Эссекс… – Она откашливается. – …вернулся.

Он кивает:

– Я знал об этом, мадам, и взял на себя смелость удостовериться, что граф возвратился без…

– Без войска, – перебивает Елизавета. – Да. Он сообщил, что прибыл лишь с небольшим отрядом. По его выражению, «достаточным, чтобы защитить его особу». Рада, что тебе хватило сообразительности проследить, не окажемся ли мы в осаде. Пожалуй, здесь осада долго не продлится. – Королева испускает короткий смешок. Действительно, Нонсач предназначен для развлечения, а не для противостояния армии. Ее величество выглядит поразительно спокойной; Сесил, как и прежде, восхищен ее выдержкой.

– Чего он хотел?

Елизавета упирает локоть в подлокотник кресла, кладет подбородок на ладонь.

– Он подписал перемирие с Тироном. – Ее глаза темнеют, выдавая ярость. – С моим врагом.

– Вы приказывали ему ни в коем случае этого не делать.

– Он предал меня, Пигмей. Перемирие слишком напоминает капитуляцию. – Как ни странно, Сесил рад услышать свою кличку; сейчас она представляет собой знак близости, доверия. – Все подумают, что Англия сдалась. – Под «всеми», видимо, подразумевается Европа. – Я созвала совет. – Королева кивает в сторону двери, ведущей во внутренние покои. – Но сперва хотела дать тебе полную картину.

– Возьму на себя смелость порекомендовать поместить графа под арест. Нельзя, чтобы вы проявили…

– Да-да, мое терпение исчерпало все пределы. Составляй указ. – Елизавета вздыхает, удрученно прикрывает глаза. – Я подпишу.

– Мне очень жаль, мадам. – Проснувшаяся совесть заглушает в Сесиле радость победы. – Вдвойне печально переживать предательство от тех, кого любишь.

– Я любила его как собственного сына, – говорит королева и решительно добавляет: – Но он не мой сын, а сын моего врага.

Сентябрь 1599,

Барн-Эльмс / Нонсач

В полутемной комнате тихо, слышен лишь шорох ткани в руках повитухи да прерывистое дыхание Фрэнсис. Та лежит на боку, обняв подушку, словно возлюбленного.

– Боже, помоги мне, – шепчет она, сжимая руку Пенелопы. – Этот ребенок меня прикончит.

– Нельзя так думать. Твой малыш благополучно родится, как и все предыдущие. – Пенелопа избегает смотреть в большие печальные глаза невестки. Она вспоминает, какой ужас испытывала перед рождением детей, опасаясь, что Господь заберет ее к себе. – Сейчас я спою, и тебе станет легче. – В памяти крутится неприличная баллада о распутной девице, которую Пенелопа позавчера слышала в театре «Занавес». Она берет лютню и принимается напевать без слов. Повитуха подпевает. Им пришлось прождать полтора дня, прежде чем начались первые схватки.

– Обещай, что меня не бросишь. – Фрэнсис, едва не плача, стискивает руку Пенелопы.

– Я буду здесь сколько потребуется. – В процессе родов нет ничего приятного: кровь, крики, долгие часы волнительного ожидания, постоянная угроза смерти, которую храбро отрицают, но меньше она не становится. – Я же тетушка этого малыша. Разумеется, я хочу поприветствовать его при появлении на свет. – Обручальное кольцо Фрэнсис подвесили на ее волос и раскачивали над животом, как маятник, – так всегда делают перед родами. Кольцо равномерно раскачивалось туда-сюда в знак того, что родится мальчик. Все поздравляли будущую мать, хотя знали, что с той же долей вероятности может появиться девочка.

В дверях появляется Лиззи Вернон, машет Пенелопе. Та выходит в коридор. Лиззи явно взволнованна.

– В чем дело? – Что могло вызвать такую тревогу? Чума в доме, кого-то из знакомых заключили в Тауэр, кто-то погиб в Ирландии? Пенелопа нервно сглатывает.

– Твой брат арестован.

– Его взяли в плен? – Говорят, ирландцы крайне жестоко обходятся с пленниками. Единственное утешение – Эссекс ценный заложник; не в их интересах причинять вред столь важной персоне.

– Боюсь, все гораздо хуже.

– Что может быть хуже, кроме смерти?

– Он в Нонсаче.

– Не понимаю. Откуда такие фантазии?

– Я получила послание от Саутгемптона. Эссекс подписал перемирие с Тироном, и они спешно покинули Ирландию, – Лиззи говорит быстро, еле переводя дыхание, – чтобы он мог объясниться с королевой, прежде чем его недруги при дворе узнают и настроят ее против него.