Оковы завтрашнего сна - Вета Горч

– 31-ая Западная улица, – высказал повар. – Здесь недалеко. Квартира вроде на последнем этаже. Здание старое, сами найдёте, – последние слова он проговорил быстро, теряя интерес к собеседнику из-за возникших обстоятельств. – Кто так протирает стол? Чтоб машину тебе так протирали! – обратился он к работнику столовой.

В свою очередь Бедфорд, услышав необходимую информацию, поспешил покинуть не только данное помещение, но и сам Колумбийский университет.

– …да, откуда у тебя машина?

Старый многоэтажный дом в Нью-Йорке – это своего рода гадкий утёнок в стае лебедей. И речь не столько о величии и помпезности одних и ущербности другого, сколько о разнице в их виде. Внешность обманчива, это вполне применимо и к постройкам. И хоть «старый» и «Нью-Йорк» по логике вещей не могут стоять в одном предложении, новыми зданиями называть те, которые уцелели после всенародной реставрации конца прошлого века, назвать было нельзя.

И всё же, подходя к одному такому дому, Бедфорд с лёгкостью мог сопоставить рабочий класс, проживающий там, с их местом обиталища. Они не дотягивали до элитарного сословия с их завышенными запросами, но и середнячки, по мнению писателя, обитали в более типичных жилищах. Поскольку данная постройка представляла собой этакую дань прошлому столетию, пытающуюся казаться своей среди гигантов современности, люди, обитающие там, являлись либо имеющими доход ниже нормы, либо не желающие переплачивать за излишнее удобство.

За свою жизнь детектив видел немало «муравейников в виде коробок», как он сам их называл, поэтому, не сбавляя шаг, он проследовал к входу в серо-облачное здание.

«Лишь глупцы считают, что паровая телега Кюньо может содержать в себе дизельный двигатель», – подумал мужчина, не обнаружив в здании лифта, после чего резвым шагом начал штурм великой вереницы ступеней.

«Если каждое расследование, это своего рода взбирание наверх, – размышлял детектив, добравшись до первого лестничного пролёта, – с многообразием препятствий в виде потёсанных перилл, грязных стен, недоброжелательных обитателей жилища. Каждый лестничный марш – это плод прохождения зацепок-ступеней, проходя всё дальше и дальше, – думал писатель, миновав уже свыше четырёх площадок. – Встаёт выбор, остаться ли здесь, где каждая дверь манит открыть её, исследовать, тем самым отвлекая от истинного пути. В такие моменты, кажется, весь мир против тебя. Что тут говорить, даже сила притяжения ныне – твой враг. Но, в конце концов, при должном умении и сноровке ноги всё равно приведут тебя к заветной цели».

Бедфорд добрался до последнего лестничного пролёта, встал, вдохнул полной грудью, сбивая небольшую одышку, и мельком взглянул назад.

«Когда-то этот процесс занимал у меня гораздо меньше сил, – мужчина взглянул на единственную дверь, втесавшуюся в ветхую стену, – и времени».

Раздалась продолжительная трель массивных стуков в дверь, источником которых служила рука Бедфорда.

Ответа не последовала.

«Ни малейшего шороха, – отметил детектив. – Даже черепаха издаёт звук, если постучать в панцирь».

Взглянув на ручные часы, мужчина слегка прищурился.

«Нет ни малейшего желания провести даже малую часть от этого дня в ожидании кого-либо».

Бедфорд твёрдо закрепил эту мысль у себя в голове, после чего вынул из кармана своего пиджака чернильную ручку. Вытащил коробочку с отмычками, что носил с того дня, как отпирал шкафчик Кейт, выбрал подходящую и поднёс к замку старого типа. После несильных, но резких толчков и дёрганий дверь не без скрипа отворилась.

Перед детективом открылся вид на обиталище обычного работника. Следы грязной обуви на промятом линолеуме, бледные стены с кое-где потрескавшимися обоями давали понять, что они не забыли прошлый век, а также, что владелец квартиры не особо озадачивал себя ремонтом. Само жилище состояло из одной комнаты, не считая ванной. По стоящему посреди помещения столику, на котором виднелась обугленная сковородка с яичницей без даты изготовления и срока годности, можно было понять, что кухня отсутствовала, находясь в синтезе с основной жилой комнатой. Правда, о том, что здесь не жил, а живёт человек, говорила лишь не задвинутая полка комода, а также не заправленная, весьма измятая кровать.

Проходя по периметру комнаты и разминая валявшиеся повсюду листы бумаги, коими являлись старые газеты, листы блокнота, а также неизвестная макулатура, Бедфорд, надев кожаные перчатки, не брезговал отодвигать и задвигать полки, мельком осматривая содержимое, а также пристально водил взглядом по стенам и подоконникам, которых, как и окон, было два. Единственной вещью, находившейся на них, была пыль.

«Томас Уолтер предпочитает работу дому, – сделал вывод Бедфорд, открыв холодильник. – Консервы, нескоропортящиеся продукты и быстрые завтраки».

«Как бы не было интересно каждый раз составлять психотип человека по его окружению, в основном, интересно лишь начало, поскольку конец такого действа не всегда претенциозен, а главное нужный для дела», – детектив начал свой поход к двери, но следующий шаг ознаменовался несколько иным звуком соприкосновения ботинка и бумаги, нежели до этого.

«Хм… – нахмурился он. – Фотография».

Взяв её в руки, Бедфорд лицезрел владельца квартиры в неформальной обстановке с небезызвестным фотографом. «Несложно догадаться, что этот снимок сделан с камеры Брукса. Снимал третий человек, скорее всего девушка. Странно видеть такую дружескую фотографию на полу, но это можно списать на абсолютное неряшество хозяина квартиры».

Детектив начал озираться по полу в поисках других снимков. Проводить остаток времени в поисках иных результатов работы Брайана он не собирался, но некий азарт всё же овладел им. Однако все последующие находки представляли собой идентичные друг другу образцы – Томас Уолтер на фоне какого-либо объекта достояния или просто красивого вида города.

«Разумеется, по дружбе – бесплатно», – усмехнулся он и направился к выходу, но его отвлекло новое фото, разительно отличавшееся от других.

Ещё издали Бедфорд приметил, что объект, который ныне он держал в руках, представлял собой лишь половину снимка. Теперь же, писатель также понял, что фотография была сделана с иной камеры.

«Лёгкая сепия на уголках рознится с чётким изображением по всей области съёмки фотоаппарата Брукса, – размышлял детектив. – Толстый слой пыли может свидетельствовать лишь о том, что изначально оно лежало на подоконнике. Но… – он нахмурился. – Я ведь взял это бумажное изделие не из-за этого. Этот прищур».

С фотографии, а точнее с её части на писателя смотрел мужчина до средних лет в медно-коричневом пиджаке. Морщины не сильно тронули его лицо, но он уже выглядел старше своего возраста из-за взгляда, полного счастья, но в то же время серьёзности. Руки мужчины были обрезаны, но судя по локтям можно было определить, что ладони стремятся к недостающей части, а скорее всего к человеку, находящемуся на ней.

Недолгие, но избирательные поиски недостающего фрагмента завершились неудачей.

«Остаётся сделать вывод, что кто-то намеренно отделил одну часть фото от другой, притом оставив вторую себе, – детектив положил снимок себе в нагрудный карман и направился к выходу из квартиры. – Нетрудно догадаться, что на оставшемся куске изображён другой человек, одинаково