Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношения между Китаем и Россией больше похожи на отношения между старшим и младшим братом. Во время одной недавней международной конференции один азиатский ученый назвал Россию самой новой, но также и самой слабой державой на континенте. Россия, разумеется, хочет быть партнером, а не братом, особенно не младшим братом. И возникает вопрос, сможет ли она избежать такого рода отношений. Вероятно, нет, пока Кремль считает главной угрозой для себя Соединенные Штаты. Это та цена, которую Москва должна будет заплатить, если только она не пойдет на фундаментальную политическую и психологическую переориентацию.
Ближнее зарубежье
Отношения России с республиками, которые отделились, когда Советский Союз распался, являются темой, занимавшей заметное место в СМИ, и поэтому ее не требуется обсуждать во всех подробностях. Вера среди российских националистических идеологов в то, что их страна не может существовать иначе, как великая империя, глубока и уходит корнями в далекое прошлое. Многие русские считают, что целый ряд территорий, которые были потеряны (такие, как Украина), все еще являются частями собственно России. Кроме того, миллионы этнических русских теперь оказываются вне России.
В действительности Российская империя вовсе не существовала на протяжении тысячелетия, вопреки тому, во что верят многочисленные россияне. Многие территориальные приобретения были относительно недавними. Крым был присоединен к России при Екатерине Великой в 1783 году, Грузия в 1813, Азербайджан в 1813 году. Завоевание Северного Кавказа заняло больше времени; коренные жители нашли в Шамиле талантливого партизанского военачальника, и борьба длилась около двух десятилетий.
Молдова множество раз была разделена и переходила из рук в руки, и стала частью России только в девятнадцатом веке. Большинство жителей прибалтийских государств веками говорили по-немецки. Литва, Латвия и Эстония были независимы в течение короткого промежутка времени только между двумя мировыми войнами. Сегодня там живут сотни тысяч этнических русских, но они (или их родители или бабушки и дедушки) приехали туда только при советском правлении после Второй мировой войны. Сибирь была исследована, начиная с шестнадцатого века, но она была заселена, да и то негусто, только в девятнадцатом веке. Владивосток был основан лейтенантом и двадцатью восемью моряками в 1860-х. Даже в те дни половина его жителей не была русскими. Новосибирску, самому большому городу к востоку от Урала, только немногим более ста лет; Иркутск, следующий за ним, был основан раньше, в восемнадцатом веке.
Средняя Азия стала частью России в восемнадцатом и девятнадцатом веках. В это время туда начали прибывать русские поселенцы, но преимущественно только в северный Казахстан и в большие города. Главных героев российского завоевания звали фон Кауфман, Георг Штеллер, Пржевальский, Мартенс, Маннергейм, что указывает на то, что они не были потомками Рюрика. Их послание российской общественности состояло в том, что местные жители Туркестана (как это тогда называли), мол, страстно желали стать частью России, но не все с этим соглашались. Александр Блок в своем известном стихотворении о скифах писал:
«Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы».
Однако, пусть даже если и недавно, к девятнадцатому веку Россия стала империей, и ее потеря в конце двадцатого века была болезненным ударом. Должно было быть ясно, что будут предприняты попытки, чтобы восстановить как можно больше былой славы, если такая возможность возникнет. Но многие задавались вопросом: если Соединенное Королевство и Франция смогли принять потерю своих империй, почему этого не может Россия? Возможно, из-за убежденности России в том, что она не могла бы выжить кроме как великая держава.
Когда российская экономика восстановилась после нефтяного и газового бума, произошло вторжение в Грузию (2008), Крым и восточная Украина были возвращены, и были предприняты попытки возвратить инициативу в других направлениях.
Со своей стороны, среднеазиатские республики демонстрировали готовность установить нормальные, даже близкие отношения с Россией, при условии, что Москва не будет вмешиваться в их внутренние дела, если только они сами ее об этом не попросят. И такая договоренность может удовлетворить Москву: они бедные страны, и за исключением Казахстана имеют небольшие перспективы существенного улучшения в обозримом будущем. Прямое правление Москвы породило бы конфликт с Китаем, вызвало бы внутреннее сопротивление, и, прежде всего, заставило бы Россию вкладывать в эти страны большие деньги, без какой-либо надежды на их быстрое возвращение.
Соединенное Королевство и Франция в двадцатом веке поняли, что с экономической точки зрения владение империей приносит мало выгод, но много расходов. У Советского Союза был похожий опыт в 1970-х и 1980-х годах. Даже при Брежневе были постоянные жалобы, что среднеазиатские республики не обеспечивали сами себя, но постоянно нуждались в финансовой помощи. Новая Россия должна нести большие расходы на Чечню и Дагестан, и в тот момент, когда Крым был возвращен, последовали срочные настойчивые просьбы о немедленной финансовой поддержке. Короче говоря, империи больше не были выгодны.
Почему же Кремль должен проводить политику экспансии как раз в то самое время, когда он сталкивается с серьезными проблемами внутри страны? У иностранных наблюдателей возникло впечатление, что российское руководство не осознавало (или, по крайней мере, не осознавало в полной мере) опасность потери Сибири и российского Дальнего Востока ввиду демографических проблем и неравенства экономической мощи между Китаем и Россией на этих территориях. Но такое впечатление было неправильным: русские об этом хорошо знали.
Еще в 2001 году Алексей Кудрин, откровенный российский министр финансов, говорил о необходимости срочных и масштабных российских усилий для улучшения ситуации в этих областях. В противном случае Китай и другие азиатские страны как паровой каток задавят Сибирь и российский Дальний Восток. Когда Дмитрий Медведев был президентом, он в одной своей речи на Камчатке заявил, что, если Россия не добьется значительного прогресса в развитии экономики на Дальнем Востоке, то он превратится в сырьевую базу для более развитых азиатских стран, и если эти усилия не будут ускорены, то Россия может потерять все. Подобные декларации делались и другими российскими лидерами, и Путин тоже обещал столь необходимую помощь. Но на самом деле произошло очень немногое: иммиграция китайцев, легальная и нелегальная, продолжается; по политическим причинам российские власти, видимо, сочли невозможным предпринять радикальные меры против этого. Сибирь и российский Дальний Восток становились все более зависящими от китайских услуг, импорта, товаров и рабочей силы.
Развивалось что-то похожее на сибирское сепаратистское движение, и Кремль пошел на две уступки. Первая состояла в том, что жителям