Путинизм. Россия и ее будущее с Западом - Уолтер Лакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, Россия выращивала несколько потенциальных «троянских коней» внутри самого Европейского союза. Это касается в первую очередь Венгрии, где антидемократическая политика стала новой официальной государственной доктриной, и Греции, которая идеологически не является особенно близкой к новой России, но пребывает в почти отчаянном поиске друзей и сочувствующих ввиду ее слабой экономики и больших внутренних трудностей. Это относится в особенности к Болгарии, где пророссийское правительство Пламена Орешарского — состоящее из коалиции бывших левых и праворадикальных партий, чрезвычайно коррумпированное по любым стандартам — умудрилось удержаться у власти больше года в 2013–2014 годах. Поиск Россией союзников понятен, как и тот факт, что она не может позволить себе быть при этом особо разборчивой.
Но все равно примечательно, что результатом этого поиска стала кучка наименее привлекательных сил во всей Европе.
Путь от классовой борьбы до солидаризма, от исторического материализма до философии идеализма, от воинственного атеизма до православной церкви, от пролетарского интернационализма до непоколебимого национализма и шовинизма кажется долгим. Но, как показала Россия, переход отнюдь не невозможен, и он достижим даже за короткий промежуток времени.
Когда-то давно существовал Коммунистический интернационал, и Москва могла рассчитывать на сочувствие и поддержку левых радикалов в Европе. Но те дни прошли, вероятно, навсегда, и если Россия хочет найти союзников в Европе, то она должна смотреть в другом направлении. Как высказал это Сергей Бабурин, вице-председатель российской Думы и один из лидеров крайне правых, сжато и точно, если и несколько резко, в интервью с Сергеем Рязановым в «Свободной прессе», названном «Наша пятая колонна в Европе», у России есть сильные потенциальные союзники в Европе, а именно, силы правых радикалов. Старый лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь», был заменен на «Националисты всех стран, соединяйтесь». Они настроены против США, против Европы (ЕС) и против НАТО, и можно рассчитывать на их поддержку России различными способами.
Эта идея приходила на ум российским лидерам в течение многих лет, по мере того как российская внутренняя и внешняя политика становилась все более правой и националистической, как идеологически, так и в политической практике. До левых европейцев, особенно коммунистов и бывших коммунистов, понимание этого доходило очень медленно. Некоторые из них все еще думали о Москве как об оплоте прогрессивного человечества, социалистической по ориентации. Почему это произошло, объяснить нелегко. Вероятно, частичной причиной было подлинное неведение об изменениях в России; но частично такое нежелание принять эти события, возможно, объяснялась психологическими мотивами, будучи простым принятием желаемого за действительное.
Лидеров европейских правых радикалов приглашали в российскую столицу задолго до интервью Бабурина. Французскому Национальному фронту даже дали российскую ссуду, чтобы финансировать его кампанию. По мере того, как поддержка этих политических деятелей и идеологов (некоторые из них были весьма близки к неофашизму) стала более сильной, в значительной степени как результат растущего отвращения по отношению к Брюсселю, европейские ультранационалисты приобрели политическую важность. Европейских поклонников Путина привлекали его религиозная склонность и его имидж критика таких декадентских западных особенностей как гомосексуализм, и, конечно, ведущего противника Америки.
У России и европейских правых экстремистов, конечно, есть общие враги, но до какой степени у них есть общие ценности и взгляды? Было бы слишком поверхностно выбросить из головы этот новый перспективный союз как чистый «брак по расчету». Россия действительно сместилась вправо и в значительной степени даже очень далеко вправо. Как далеко она туда, в конце концов, сместится, покажет только будущее. Но так как в современном мире консерватизм в старом духе больше не очень привлекателен (или эффективен), он нуждается в хорошей порции популизма, и это обязано приведет его достаточно близко к фашизму. Мог ли бы он справиться в долгосрочной перспективе без единственной государственной партии, без вождя и культа лидерства, без мощной пропагандистской машины и репрессий? Только если он окажется очень успешным и популярным. Но в долгосрочной перспективе это вовсе не является бесспорным.
Союз между Россией и европейскими правыми никоим образом не беспрецедентен. Он был частью европейской политики в течение столетия — от Венского конгресса (1814–1815) до русской революции. Советская связь с европейскими ультралевыми была более кратковременной.
Россия всегда искала друзей и агентов влияния в Европе, главным образом, чтобы украсить свой имидж в Европе, который не была настолько хорош, как она хотела. В начале девятнадцатого века перспектива, по мнению Москвы, была многообещающей: Россия победила Наполеона, антинаполеоновские силы, националисты и патриоты — особенно немцы, такие как барон Генрих фом унд цум Штейн; Карл Август фон Гарденберг; граф Иоганн Людвиг Иорк; граф Август Нейдхардт фон Гнейзенау; и Эрнст Мориц Арндт, которые собирались в России или сотрудничали с русскими. Но вскоре после этого началось обратное движение. Россия означала угнетение. На многих конференциях (Ольмюц, Карлсбад) она координировала запрет на свободу выражения. Российские агенты влияния, такие как Август фон Коцебу и Леопольд фон Герлах, действовали в Германии, но Коцебу был убит, и для общественного мнения, особенно демократического мнения, Россия была врагом в полном смысле этого слова. Александр Горчаков, российский министр иностранных дел, следовал, в общем и целом, прогерманской линии, так же, как и Бисмарк был пророссийским.
Но общественное мнение было чрезвычайно сильно настроено против царизма; единственными друзьями России были правые. Адмирал Пауль фон Хинце, доверенное лицо немецкого императора, в докладе Вильгельму II за несколько лет до начала Первой мировой войны писал о том, что имелись общие интересы в подавлении поляков и евреев. Эта тенденция стала особенно явной к концу века с появлением Антанты, антигерманского союза трех государств. Главная задача российских дипломатов и агентов Охраны (российской тайной полиции, действовавшей в России и за границей) состояла в том, чтобы попытаться создать климат, по крайней мере, сочувствующий России.
Россия нашла много талантливых агентов, таких как Ольга Новикова в Лондоне и несколько дам в Париже, некоторые из них действовали из своих убеждений, другие — потому что им хорошо платили. Французские газеты и
