Охота - Кирилл Цыбульский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо держать руль крепче! Надо держать себя в руках!
Она не перестанет вспоминать тот день. Потому что это был день их встречи.
Девушка встряхнула головой. На какое-то время все стало ясно: Анжелика едет к Кевину, чтобы упасть в его объятия, она скажет, что видела черный фургон, и почему-то он встревожил ее. Она захотела тут же увидеться, рассказать обо всем, захотела услышать его успокаивающий голос.
С чего она взяла, что Кевин станет успокаивать ее? Он выгнал девушку прочь, выпроводил из своей жизни.
Нет. Нет! В этот раз Кевин примет ее. Выслушает, приголубит. На самом деле он очень хороший! Намного лучше, чем все остальные. Она готова ради него на все!
Мотор надрывался. Темно-зеленый автомобиль гнал, пока девушка за рулем не заметила поворот. Сейчас или никогда.
Выжав сцепление, Анжелика положила носок кроссовка на тормоз. Надо было плавно войти в поворот. Надо было пристегнуться, прежде чем тронуться с места.
Педаль утонула, едва девушка коснулась ее. Металлический рычаг, отвечающий за торможение, вышел из строя. Как она ни пыталась поднять его, как ни стучала по рулю, ничего не удавалось. Поворот остался позади. Кто-то перерезал тормозные колодки. Кто-то не хотел, чтобы Анжелика вернулась к Кевину. Да кто вообще мог узнать, где она пропадает по средам?
Черт…
Жигуль на полной скорости вылетел на обочину. Юная девушка не справилась с управлением, и машина угодила в канаву. Сделав несколько оборотов, смятая консервная банка столкнулась с деревом. Оно врезалось в крышу. Туда, где было водительское кресло.
Утреннее солнце заставляло кровь на окнах блестеть. Свет переливался по изрезанному личику Анжелики, по впившимся осколкам стекла. Она умерла, не успев к Кевину. Она должна была сказать, как любит его, как любовь стала крепче с их прошлой встречи.
И еще кое-что. Черный фургон. Она чувствовала что-то неладное из-за него.
Глава 43
– Не беги так быстро, я прошу тебя!
– Скорее! Он уже близко! Нельзя медлить ни секунды.
– Я пытаюсь! Ноги болят! Легкие вот-вот лопнут!
– Терпи! Если хочешь выжить – терпи! Осталось совсем немного!
На рассвете лес загорается гирляндой звезд. Солнце отражается в каждой капельке росы от макушки деревьев до опавших сосновых игл. Лес хрустит иначе. Свежий, поджарый хруст. Звук жестокой природы.
Джон споткнулся и упал на землю. Он устал. Он чертовски устал. Второй час они бегут сквозь непроглядный лес. Вокруг одни лишь деревья, все повторяется: Джон наступает на сук, раздается глухой треск, откуда-то разлетаются дикие птицы, и Канн толкает брата в плечо, показывая всем своим видом, что тот выдаст их, если не будет осторожнее. Они словно бегут на одном месте.
Останавливаться нельзя. Остановиться означало умереть. Попятам идет хищник, голодный зверь, выслеживающий добычу.
Пока все идет по плану. Канн посмотрел на компас. Направление верное.
Оглянувшись, Канн увидел, что Джон отстал. Он волочил ноги, плелся позади, не глядя вперед. Одно неверное движение, и он упадет снова.
Канн пригнулся, когда из кустов выпорхнула перепелка, оставив в гнезде два пятнистых яйца.
Глава 44
Стоя на коленях, Джон заметил движения сквозь холщовый мешок. Воздух был чистым и спокойным. Он узнал лес. Узнал его по шелесту крон деревьев, по хвойному аромату.
Его охватила паника. В памяти был выжжен тот день, когда они с братом выбежали из загона как дикие звери. Они бежали вместе, пока Джон не отстал. Он всегда был слабее Канна. Брат тянул его за собой, наверное, жалко было бросать этого слабака. Но скоро Джон крикнул:
– Брось! Я больше не могу.
Джон тут же пожалел о своих словах. Он хотел было крикнуть в след, что пошутил, что не хочет умирать среди кусачих муравьев. Но вместо этого прикусил губу и заплакал. Он посмотрел на свои ноги. Кровь, смешанная с сосновыми иглами. «Разве зайцы носят обувь? Нет. А сегодня я охочусь за зайцами» – говорил отец.
Муравьи кусали за ноздри, так, что их приходилось выдувать оттуда, отчего они злились, забирались в волосы и пытались вырвать их с корнями. Джон осмотрелся и увидел муравейник, красный от разозлившихся тварей. Его передернуло. Он вскочил, попытался отряхнуть голую кожу, кишащую насекомыми, но те лишь переползали на руки и кусали между пальцев. Ничего не оставалось, кроме как бежать невзирая на боль.
Иглы и ветви пронзали ступни насквозь. Так казалось маленькому мальчику, несущемуся голым по чаще леса. Из динамиков играла музыка. Ужасная, вздувающая нервы музыка.
Сделав глубокий вдох, Джон успокоил выпрыгивающее из груди сердце. Это неправда! Всего этого нет! Ложь! Ложь!
Мальчик успокаивал себя заклинанием, какое помогало в худшие дни.
Я смогу убежать. Меня никто не найдет. Я в безопасности.
Он упал и продолжал кричать лицом в землю: «Не-ет! Это неправда!» Ее сырой запах не успокаивал, а лишь расстраивал без того натянутые нервы. Будто снова заиграла музыка. Он плакал. Хныкал, как тогда, когда увидел смерть лицом к лицу, упав в канаву.
За связку рук потянули, и Джон вернулся на колени. Одним движением ткань слетела с головы, и в глаза ударил рассвет, пробирающийся между верхушек деревьев.
Перед ним были трое. Первым взгляд выхватил Роберта. Остальные выглядели незнакомыми. Высокий мужчина, молодой, с волосами, но чертовски похожий на лысого хрена рядом. Настолько похож, что был его сыном. Канн. В стороне, за спинами, сидела женщина, опершись о забор. Ее глаза не излучали свет, они всматривались в пустоту, словно перегоревшие лампочки. Мать. Рита.
Джон понял, зачем они здесь. Последняя охота.
Глава 45
– Я больше не могу!
– Как же ты надоел! Я иду за двоих, а ноешь больше всех ты? Может быть, посадить тебе на плечи мать?
Канн всегда был крупнее Джона. Чувствовались гены отца. В двенадцать лет он вытянулся на десяток сантиметров. В четырнадцать уже имел рельефное тело. Он всегда имел то, чем не мог похвастаться брат. И не упускал возможности напомнить ему об этом.
– Соберись! Мы почти на месте!
Джон собрался. В глазах темнело, ноги подкашивались, но он шел.
В конце концов, лес закончился, и Джон скатился по пологому берегу к реке. Они добрались. Они сделали это.
За спиной слышались выстрелы. Мужчина кричал, что убьет их всех, что на этот раз не пощадит. Он кричал о доверии, которое разрушил сын и гребанный приемыш, но давал шанс одуматься и вернуться.
Канн усадил Риту на бревно и толкнул в воду. Течение подхватило женщину и понесло прочь.
Канн переложил деньги, которые стащил из сейфа отца, в непромокаемый мешок и застегнул рюкзак. Здесь их след оборвался.
Они плыли, держась на воде, как стая уток. Пришло время улетать.
– Нам нужно придумать новые имена, – сказал Канн. – По старым нас быстро найдут.
Брат всегда знал, что говорит. Он всегда был уверен. Во всем.
– Теперь тебя зовут Терри, понял? – спросил Канн. – А
