Охота - Кирилл Цыбульский

от себя не ожидала, проносилась ветром по влажной траве, рассекая воздух.

Забежав в лес, девушка услышала оглушительную сирену, знакомую ей по дням, проведенным в могиле. И выстрел. Первый. Предупредительный. Журналистка остановилась и увидела позади два загона, предназначенные для лошадей, какие дожидаются сигнала, чтобы начать гонку на ипподроме. Ее и тех детей держали в загонах как животных.

Второй выстрел. Отсчет, после которого начнется охота. На кону стояло все. Жизнь.

Ветви затрещали под ногами. Эмма будет хвататься за шанс зубами, вырывая их с корнем, если придется.

Третий выстрел. На старт – внимание – марш! Охота началась!

Девушка скрылась в лесу. Играла музыка. Она исходила из динамиков, крепившихся на стволах деревьев и уходивших в чащу. Классика мировой музыки. Этот урок Эмма запомнит на всю оставшуюся жизнь. Если протянет хотя бы несколько минут.

Сучья, устилавшие землю, впивались в голые ступни. Стволы сосен разрывали нагое тело. Лес густел. С каждым метром вырастали новые деревья, заслонявшие солнце. Становилось по-настоящему холодно, несмотря на высокий темп Эммы Пратт. Она бежала со всех ног, пытаясь скрыться от нагнетающейся музыки.

Заиграл марш. Сердце забилось быстрее. Мозг работал на полную катушку, словно нечто гнало журналистку в этом направлении. Эмма пробиралась сквозь чащу, перепрыгивая поваленные деревья и оббегая упрямых великанов, стоявших на ее пути.

Играл марш, и Эмма бежала, представляя, как загоны затерялись в лесу, как впереди светлеет шоссе, на котором она остановит автомобиль и навсегда оставит это место. Эмма умрет для всех. Она начнет жизнь сначала. Вот так: не оглядываясь на прошлое, не вспоминая тех дней, проведенных в пасти дьявола, журналистка начнет все сначала. Она больше никогда не будет Эммой Пратт. Никогда не будет Катрин. Нет! Только не Катрин!

Холод сковывал движения. Мышцы становились тугими, изо рта вырывался пар.

Весной погода непредсказуема. Капризна как дитя. Ночью иней покрывает коркой мох, а днем солнце растапливает его в игривые ручейки.

Эмма не заметила, как наступила ночь, как ее сковал иней страха, не позволяющий сдвинуться с места. Лес погрузился во тьму. Ветви изрезали ступни. Легкие наполнил ледяной воздух. Журналистка обняла дерево, не видя перед собой дороги. Темные столбы выстроились в сплошной забор, не было ни единого блика света, в котором бы уместилось шоссе.

Выдохнувшись, девушка сделала шаг и провалилась в яму. Нога соскользнула, и Эмма скатилась на дно канавы.

Вдалеке послышался бой копыт. Земля дрожала. Вместе с ней дрожала и Эмма.

Неправда, что перед смертью жизнь пробегает перед глазами. По крайней мере, у журналистки не пробежала, не всплыли в памяти лучшие моменты. Может быть, их просто не было…

Правда лишь то, что перед смертью все вокруг умолкает, величественный марш затихает в динамиках и начинает играть в сердце. Оно бешено колотится, дрожит так, что тело цепенеет.

Эмма услышала ржание кобылы. Она слышала его и раньше. Но на пятиметровой глубине оно не было таким красивым, таким гордым. Девушка представила, какая, должно быть, красивая лошадь издает этот звук. А затем увидела ее вживую.

Да. Она очень красивая.

По щеке Эммы Пратт пробежала слезинка. Выстрел стер все воспоминания, стер мечты, какие одолевали девушку в самые темные времена, какие согревали в груди надежду. Пуля вгрызлась в сердце и прекратила бесконечное бегство. Хватит. Эмма достаточно настрадалась.

Мэгги поднялась на дыбы и, перепрыгнув канаву, ринулась дальше. Роберт искал добычу. Он шел по ее следу, чувствуя запах страха. Хороший охотник не упустит добычи. Он загонит ее в угол, а затем выпустит мозги одним выстрелом.

Глава 41

Обивка диванов из натуральной кожи. Обивка стульев из натуральной кожи. Столы из красного дерева. Приглушенный свет. Бизнес. Скорее, хобби. Такое же развлечение, как охота на людей, как содержание их в подвалах. Занятие, возбуждающее мозг. И не только.

Ресторан Голубая вишня был закрыт для посетителей, однако двоим все же удалось проникнуть внутрь. За столом сидел мужчина и грязное, израненное подобие человека.

От лысины, намазанной лосьоном, свет отражался и загорался еще одной лампочкой. Вытянутая голова со скопившейся на затылке кожей даже сидя казалась высокой как уличный фонарь. Старик в черном дорогом костюме разглядывал человека напротив.

Под холщовым мешком, в котором царила тьма, бегали эмоции ужаса, раздавался мычащий крик. Джон бился до тех пор, пока веревка не стерла русла багровых рек на и без того растерзанных запястьях и щиколотках.

Роберт Паркер одним движением снял пыльный мешок с головы иностранца. Джон некоторое время привыкал к свету, к тому, что тело привязано к стулу, обитому черной кожей, скребущей по израненным конечностям как наждачная бумага.

– Джон, Джон, Джон, – сказал Паркер-старший. – Сколько лет, сколько зим, как говорится. Честно говоря, я даже забыл, как ты выглядишь. Эти острые скулы, худые руки, торчащие ключицы…

Не поднимая глаз, Джон сплюнул на пол. Он не смог забыть, как выглядит этот дьявол. Лысый череп придавал еще более пугающий вид. Бог смерти.

– Не держи на меня зла, лады? Я понял, что ты не успеешь на встречу, и решил тебя поторопить. Видишь ли, у меня сегодня еще много дел. Надеюсь, я тебя не сильно напугал?

Вслед за лысиной блеснул зуб, когда великан попытался улыбнуться.

Годы забрали его прежний стан. Голос, если и походил на лязг металла, то лишь притупившегося, того, что не разрежет и листа бумаги. Прошлое, от которого Джон бежал, оказалось на расстоянии вытянутой руки, дожидаясь, пока он выдохнется, наслаждаясь забегом жертвы.

Роберт продолжил:

– Эй, Джон! Подними на меня глаза! Взгляни на своего папочку! Ха-ха!

Нет! Какого черта? Почему Джон до сих пор его боится? Почему не может посмотреть в эти глаза без слез? Он больше не мальчишка! Он больше не грязный поросенок, живущий в свинарнике!

– Джо-он! Я жду-у!

Лошадиные зубы светились. Огромные. Пугающие.

Закусив щеку, чтобы сдержать крик, Джон поднял голову.

– Ну вот. Так-то лучше, – сказал великан. – Неужели ты думал, что сможешь спрятаться, убежать от папочки? Должен признать, ты выбрал неплохое место. Россия – страна, в которой легко потеряться. Но, знаешь ли, в ней так же легко найти. Парадокс.

Разведя руками, великан раскрыл ладони, показывая, что ему нечего скрывать, что он пришел получить ответы. Ресторан пустовал. Ни охраны, ни камер видеонаблюдения. Роберт справился с Джоном в одиночку. Как с ребенком.

– Вижу, ты не расположен к болтовне, – продолжил Роберт. – Тогда давай к делу. Я буду спрашивать, а ты отвечать.

Его лицо постарело. Пятнадцать лет не прошли без следа. Необузданная злоба смялась в изюм, выдохлась как открытая бутылка вина.

– Где Канн и Рита? – спросил Паркер-старший.

– Откуда мне знать?

– Не валяй дурака! Вы встречались с Канном сегодня. Думаю, ты сказал ему, что облажался, что план провалился. Поэтому он так быстро ушел, не так ли? Я должен был взять вас обоих, но твой брат оказался