Охота - Кирилл Цыбульский

хотел было сделать вид, что этот мерзкий голос не задел его, но поднимающиеся взгляды со всех сторон не позволили этого. Мужчина в футболке с изображением группы КиШ[6], из-под которой выглядывал волосатый живот, указывал толстым пальцем на голубой предмет в центре вагона. Пассажиры смотрели на этих двоих.

– Я видел, как ты зашел с чемоданом на предыдущей станции. Если хочешь свалить, то забирай его с собой!

Кулаки сжались. Теперь стало ясно, откуда доносился запах пивной бочки.

Толпа зашелестела как осенняя листва на ветру. Шепот передавался от одного человека к следующему, пока не поставил на уши целый вагон. Кто-то поднялся со своих мест, разглядывая человека в черном капюшоне, кто-то закрыл своим детям глаза в ожидании стычки.

– Ты что глухой? – повторил мужик. Он надеялся, что это отпугнет незнакомца.

Иностранец осмотрел вагон, и в этот момент вспыхнуло пламя. Свет ударил в глаза, едва не сбив Терри с ног. Когда вспышка потухла, за ней показалась маленькая девочка, держащая в руках телефон. Искра разожгла в Терри огонь. Он выхватил из рук ребенка мобильник и разобрал на винтики, приложив со всей силы о пол. Девочка заплакала, пассажиры загудели громче полицейской сирены, а мужик с КиШом на обвисшей груди пошел на таран.

Когда Терри Коул просунулся в закрывающуюся дверь, высокая фигура уже исчезла. Иностранец знал, что он мог двинуться лишь в одном направлении. Наверх. На поверхность.

Толпа раздвинула автоматические двери и в панике вырвалась из вагона. Голубой чемодан снесли с дороги, испугавшись того, что в нем может быть бомба. Пассажиры указывали пальцем на взбирающегося по лестнице мужчину. Маленькая девочка покраснела и не могла успокоиться. Несколько человек бросились вслед за неизвестным и затерялись в толпе.

Терри гнался за призраком прошлого. Он должен положить этому конец. Расталкивая толпу, сумасшедший карабкался по эскалатору. Наверх! К ответам!

Серая фигура исчезла, но Терри Коул заметил, как она завернула в арку.

Иностранец забежал во двор и почувствовал, как горло сжалось. Наступила темнота, густая как грозовые тучи. Вот-вот должен пойти дождь, подумал Терри. Но вместо этого мешок на голове затянулся так сильно, что последующий удар показался глухим, словно холостой выстрел.

Глава 39

Он бросил нож сразу после того, как замахнулся и рассек воздух над головой матери, обрезав провод, на котором висела лампочка. Свет потух. Впрочем, Рита этого не заметила. Слепые глаза не реагировали на свет. Тело сжалось, когда лампочка разбилась у ног женщины. Осколки поцарапали лодыжки, отчего Рита взобралась на стул. Стало холодно и жутко. В темноту, царившую в мире Риты Спаркс, стали проникать незваные гости. По телу пробежала дрожь.

– Канн? – сказала мама. – Канн, ты здесь? Мне очень страшно.

Вечер садился за окном. По лесу пробегал ветерок, обещающий тихую ночь. Сама природа готова была защищать деревянный домик в лесу.

Канн не мог сдержать терзающих мыслей. Они вырывались из тьмы, из того колодца, что мужчина закрывал все это время чем мог: лживыми оправданиями, на место которых вскоре пришла водка. Он сидел на полу, взъерошив волосы по вискам и затылку. Таблетки не помогали. Алкоголь спасал лишь на время. А когда приходилось смотреть правде в глаза, дьявол тянулся к его сердцу, с каждым разом оказываясь все ближе.

Как же Канн устал. Устал тянуть две судьбы вместо одной. Устал скрываться в чертовом лесу, когда жизнь, самая настоящая жизнь, ждала Канна за пределами непроходимой чащи. Только двое знали сюда дорогу. Но из них остался лишь он. Конец был близок как никогда. Предстояло выйти из туннеля на свет, обжигающий глаза.

Рита закричала:

– Канн!

– Заткнись! – ответил он.

Женщина нашла, откуда доносился голос, но не могла его узнать. Она перебирала все известные тембры и интонации, чтобы сказать себе: «Говорит незнакомец».

– Это ты во всем виновата! Из-за тебя я стал таким!

Осколки на полу задрожали. Голос срывался на крик, яростный вопль сожаления, который Канн сдерживал с самого детства. Он вынужден был молчать. Слишком маленьким, слишком слабым он был в то время. Но сейчас все иначе…

– Ты должна была защищать меня! Меня! А не этого щенка! – говорил Канн. – Почему? Почему он, а не я?

На глазах Риты Спаркс выступили слезы. Она не понимала, в чем виновата. Не могла отыскать в памяти того, о ком говорил Канн. Ее мальчики такие дружные… Они всегда заступались друг за друга. Если это снова глупая детская шутка, то она зашла слишком далеко, очень скоро Канну придется извиняться. Лицо Риты стало сердитым, словно она готова была схватить малыша за ухо и отправить в угол, в самый страшный угол, которого Канн боится до сих пор. Однажды на кончик носа ему спустился огромный паук, тарантул, не меньше. Малыш и сейчас описал бы его колючие черные лапки и дюжину выпученных глаз, какие уставились на него с ленточки паутины.

– Я больше не ребенок! Не смей смотреть на меня, как на мальчишку! Я подтирал твой зад, когда ты садилась мимо унитаза! Отвернись от меня!

Рита будто не слышала грозного тона. В висках застрекотали кузнечики, и женщина легла на сырую траву. Через нее, прямо перед глазами, прыгали те самые не унимающиеся зеленые скакуны, летали красивые бабочки и кружили ястребы. Свежая роса намочила волосы Риты Спаркс, и она вздрогнула.

– Слышишь меня? – сказал Канн. – Я кому говорю!

Он вскочил с пола и, сжимая налитые кровью кулаки, бросился на мать. Им овладела злоба, какую приходилось держать при себе, какую он не посмел выплеснуть ни единого раза за те десять лет, что они с Ритой живут в лесу. Канн устал быть послушным сыном. Он устал быть тем мужем, которого никогда не вернуть. Устал! Устал! Устал!

Мальчик схватил женщину за шею и потянул за собой. Рита дергала ногами, в которые вонзались осколки прошлого. Мелкие стеклышки. Ничего серьезного. Она сталкивалась с чем похуже. Канн дотащил мать до комнаты и бросил на кровать. Панцирная сетка утонула и подбросила невесомое тело Риты. Женщина свернулась в клубок, какой будет не так просто распутать.

Схватившись за голову, Канн почувствовал себя слепым. Вокруг темнота. Слышно лишь собственное дыхание. Сердце стучит так, словно готово взорваться в груди.

Мальчик сидел на полу в своей комнате, прижавшись к краю кровати. Чувство невозвращенного долга разрывало изнутри. Это ему должны были. Это его должны были любить, а не Джона.

Канн посмотрел в сторону шкафа. Ружье. Коробка крупнокалиберных патронов. Хватит, чтобы перебить целую стаю.

Ему не нужна стая. Достаточно одного раненого зверя.

Глава 40

Напротив стоял абориген, впервые увидевший современного человека. Держа в руках нож, он не знал, как с ним поступить. Бросить, ударить им или закричать, позвав на помощь. А может быть, покончить с этим? Вонзить лезвие