Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

пять поменял... Тринадцать получалось! Нехорошая, несчастливая это цифра!

— А другой шофер, тот, что вас к Акопу-пивнику вез, тоже ничего не знал?

— Тот совсем ничего не видел — не слышал! Далеко от дома машину взяли!

— И он адрес Акопа-пивника знал? — не унимался Харченко.

— Знал! — восхищенно воскликнул старик. — Как будто тот ему родня! Часто его домой после работы возил, оказывается...

— Для меня, товарищ полковник, картина преступления полностью ясна! — солидно проговорил Харченко. — Как принято говорить, больше вопросов не имею!

— А для меня эта картина по-прежнему темный лес! — признался Хаджиханов. — Темный, темный... Еще есть вопросы к Аванесу Гургеновичу? Нет пока?

— Тогда все! — хлопнули по столу ладони полковника. — Подождите еще в приемной, потом скажем, что вам делать...

— И так ясно, что с ним делать! — не вытерпел Харченко, когда старик из кабинета вышел. — КПЗ до суда, а там — что бог или черт пошлет!

— Зачем же КПЗ? — укоризненно покачала головой Райко. — Удивляюсь я вам, Максим Алексеевич, и нередко... На все у вас готовы ответы! И судьба, жизнь человеческая для вас тоже... что-то такое легкое, простенькое, вроде игрушки...

— Обычные женские сантименты! — парировал Харченко.

— Не только женские! — вмешался в разговор Хаджиханов. — Я тоже считаю, что нет необходимости упрятывать старика в КПЗ. Надо помочь ему устроиться пока в гостиницу. Поработаем с ним несколько дней, отпустим домой, а когда закончится следствие, суд сам будет решать, что делать. Я, например, верю старику, что это у него в первый раз... Но хватит об этом. Давайте о неотложных делах, Максим Алексеевич! — обратился он к Харченко. — Насколько я понял, вы убеждены, что преступление совершил водитель такси, который довез Костандова до дома Жирновой.

— Ни минуты не сомневаюсь! — горячо подтвердил Харченко. — Он знал, что и куда вез. Отвез, подождал немного и вернулся туда с друзьями или сообщников подослал, чтобы самому на глаза не попадаться. Все яснее ясного!

— Оснований достаточных, чтобы оспаривать вашу версию, — сухо произнес Хаджиханов, — у меня нет. Отрабатывайте ее! Но прошу вас постоянно держать в курсе дела меня или Шакира Усмановича. И крупных шагов, — нажал Хаджиханов на последние слова, — прошу без нашего ведома не предпринимать. К тому же, прошу всех помнить, товарищи, что этим делом занимается генерал, и министерство тоже... Так что действия каждого из нас должны быть строго скоординированы. Один неосторожный шаг — и очень многое может пойти насмарку. Теперь ваша очередь, Галина Алексеевна!

— Слушаю вас, Абдулла Хаджиханович, — ответила Райко.

— За вами отработка машинки, на которой было отпечатано предписание. Да вы, по-моему, уже сами решили заняться именно этой линией?

— От вас разве что-нибудь скроешь, Абдулла Хаджиханович? — засмеялась Райко. — Действительно, эта машинка у меня крепко в голове застряла. А нам, следователям, да и вообще работникам милиции от подсказанного шестым чувством тоже отказываться нельзя...

— А насчет снов как вы, Галина Алексеевна? — не удержался Харченко. — Насчет отработки версий во сне? Или подсказки версий во сне?

— Я предпочитаю спать без сновидений, — отрезала Галина Алексеевна.

— За вами, Георгий Семенович, старик! — сказал полковник старшему лейтенанту Мелкумову. — И его, так сказать, бытовое устройство, и дальнейшая работа с ним! Ну, а нам с Шакиром Усмановичем и с лейтенантом Зайчиковым — все остальное... Думаю, что без дела сидеть не придется. Если вопросов нет, все свободны. То есть как свободны? — сам себя поправил Хаджиханов. — Все очень и очень заняты!

6

Хадича думала, что ей будет очень нелегко уговорить мужа пойти в театр на новую постановку знаменитого «Бурана» — одной из первых, но получивших большую жизнь опер Мухтара Ашрафи. Но, к ее удивлению, он сразу же согласился и только спросил: «Ребята не будут возражать, что родители вечером надолго оставят их?»

— С детьми вопрос, как принято говорить, утрясен и согласован! — ответила Хадича.

— Тогда со мной — тоже! Благодарю за приглашение! — улыбнулся Абдулла.

Хадича знала, что муж очень любит театр, просто, по-детски, воспринимая и переживая все то, что происходило на сцене. Несмотря на его огромную занятость, она все же находила время, чтобы вырваться и на премьеры широко разрекламированного фильма. Но в кинотеатре, если даже на экране кипели самые бурные страсти, Абдулла внешне оставался совершенно спокойным. В театре же он совершенно менялся! Хадича сбоку, украдкой, бросала взгляды на лицо мужа и видела, как горячо он реагирует на происходящее на сцене.

А сегодня — и во время действия, и в антракте, когда они ели любимое Абдуллой фруктовое мороженое, — Хадича видела, что мысли его далеко отсюда, от этого театра, от этой сцены с ее кипящими страстями. И она даже пожалела, что привела мужа сюда, когда весь он там, где бродят по земле злые, двуногие волки...

Домой они шли пешком, и Хадича, прижимая к себе локоть мужа, будто просила извинения за то, что увлекла его в театр.

— Все в порядке, женушка, все в порядке! — сказал Абдулла, правильно поняв молчание жены.

Ключи от двери они взяли с собой, поэтому звонить и будить детей не было нужды. Едва Абдулла зажег настольную лампу у себя в кабинете, как в глаза ему бросился лист бумаги, исписанный кривыми, крупными буквами. Значит, это писал еще неуверенной рукой третьеклассник — сын.

«Папа! Если вы придете не очен поздно позвони генералу он так просил».

«Да, не «очен», грамотный у меня сын, — усмехнулся Абдулла. — Брал бы пример со старших — брата и сестры, пишут, как академики! Ни одной ошибочки не найдешь! А этому и мягкого знака, и точек-запятых на несколько слов не хватило!» — И потянулся к телефонной трубке.

— Есть телефонограмма от Невструева... — услышал он голос генерала.

— Сейчас я приеду, товарищ генерал! — заторопился Хаджиханов.

Ему стало стыдно, что он провел вечер в театре, а генерал так и не выходил из Управления, несмотря на поздний час.

— Не надо, не надо сегодня! — остановил его Сафаров. — Отдыхай, отдыхай! Завтра увидимся... Все равно то, что он просит, сможем сделать только завтра. Так что спи спокойно...

— А что ему нужно, Икрам Сафарович?

— Да кое-какие сведения насчет авиапутешественников