Там, где мы служили... - Олег Верещагин

Он уже понял, что мутанты не воспринимают ни его, ни махди, как разумных существ — скорей как опасных животных. Особенно опасен был он — его добавочно привязали за шею ремнём к клетке. Ремень был из того же волокна, похожего на металл. И на этот раз его просто нечем было пережечь.

А ведь такое растение человечеству весьма и весьма будет полезно, думал Витька, когда потихоньку всё-таки пробовал ремень на разрыв. Бесценная вещь…

Вообще он вёл себя спокойно. Временами. Правда, жалел, что не заставил себя умереть там, где была такая возможность… но теперь он хотел уже просто бежать. При первой реальной возможности.

Вслушивался он и в язык тварей. Но это был язык, в котором слова — короткие и для человека вряд ли произносимые без долгой мучительной тренировки — были лишь вспомогательным средством при движениях лап, хвоста, головы и даже изменениях цвета кожи. Причём, видимо, инстинктивных. Лингвистические способности у Витьки были неплохие, да и служба способствовала их развитию — но тут речь шла не о лингвистике.

Уже в первый день своего плена он понял интересную вещь. Среди мутантов были «офицеры» и «солдаты». Офицеров имелось с десяток, они выделялись размерами, уверенным поведением и тем, что часто общались друг с другом. Солдат — гораздо больше… но они скорей напоминали полуавтоматы: почти не разговаривали и ничего не предпринимали без команды.

Это было важно. И Витька это запомнил особо.

Сильного отчаянья он сейчас уже не испытывал. Понимал, что его не найдут, хотя будут искать — Йотунхейм огромен и практически неисследован. Значит, бежать можно лишь самому. И надеяться — лишь на себя. Бежать же — совершенно необходимо. Во-первых, человек находился в униженном положении, оставаясь в плену у этих тварей. Во-вторых… во-вторых, при пассивном поведении из этого плена надежд на возвращение не было точно. Ни конца войны, ни десанта спасателей — ни-че-го.

И Витька, отойдя от первого шока, был уверен, что ему — повезёт.

А вот испугать его тварям этим всё-таки удалось. На вторую ночь «офицеры» выволокли из клетки всех местных, и вскоре из темноты донеслись отчаянные выкрики и истошный вой. Витька был уверен, что этих дурачков убили — но вскоре их буквально зашвырнули обратно в клетку. Где-то через полчаса. Добиться от них вразумительного ответа о том, что с ними делали, Витька не мог, внешне никаких повреждений на них заметно не было… и от этого было ещё страшней, если честно. Его не тронули, и это — тоже настораживало сильней.

Страх Витьки не был парализующим или ослабляющим, как это чаще всего случается с неправильно воспитанными или страдающими от скрытого вырождения людьми, как это было массово до Безвременья. Уже два поколения родились и выросли в совсем иных условиях — страх сигнализировал человеку, что надо собрать силы для борьбы. Если надо — для борьбы насмерть. В сущности. Мутанты тащили в клетке опасного молодого хищника, который вёл себя тихо лишь потому, что в шуме не было смысла и пользы…

…На третьи сутки путь закончился.

По подсчётам Витьки, к этому времени они прошли вглубь лесов Йотунхейма больше ста километров. С того момента, когда серия катастрофических сотрясений земной коры изменила очертания Африки и со дна Атлантики поднялся полуостров Новый Берег, частью которого был Йотунхейм, могучие, подстёгнутые радиацией, деревья здесь вознеслись на тридцать-пятьдесят метров, их плотно переплели лианы — не тропические, а скорей напоминавшие лианы Дальнего Востока родины Витьки. Но мутанты знали тропки — может быть, сами они и проложили их? Сколько этих тварей скрывается в дремучих лесах? Что об этом знало командование, и, если оно что-то знало — почему не были предупреждены выставленные на патрулирование бойцы?

Витька не знал, да и не мог знать, что ждёт его впереди. И в этом была не его вина и даже не вина его командиров. Слишком многое было разбуждено и вызвано к жизни жуткой катастрофой Безвременья, слишком много трещин появилось в Мироздании, слишком велик был всплеск некрополя, порождённого мученической гибелью сотен миллионов человек и бессмысленным, но всё же страданием ещё большего количества других живых существ. Слишком живучи были багровые тучи, казалось, изгнаные из мира верой и трудом людей и светом Солнца.

А Витька — Витька просто увидел вдруг, когда лес расступился, на небольшой вытоптаной поляне каменную пирамиду. В сущности, это была просто не очень высокий холм из хаотично наваленных глыб базальта и гранита, над которым сверху смыкались древесные кроны.

В следующий миг клетку ловко закинули и задёрнули то ли тканью, то ли, скорее, большим кожаным пологом. Наступила покачивающаяся темнота. Махди взвыли — нечленораздельно, истошно — и Витька рявкнул:

— Заткнулись!

Они умолкли — очевидно, северянина, находящегося рядом, боялись всё-таки больше, чем чудищ за пределами клетки и темноты. Клетку несли — быстро. Ни запахов, ни каких-то внятных звуков снаружи не доносилось, сколько Витька не напрягал слух.

Пирамида. Пусть и грубая. Ни единого жилого здания, ни единой хижины — может, эти существа и вовсе живут на деревьях; огня они, во всяком случае, точно не знают! — но при этом затраты времени и труда на этот холм. При том, что нигде по дороге Витька не видел выходов камня. Так работают, если строящаяся вещь очень нужна. Нужней бытовых удобств. Или…

Или если кто-то заставляет работать. Может быть, даже не утруждаясь пояснить работающим — что и зачем они делают.

Клетка остановилась, опустилась. Полог отдёрнулся — и Витька невольно зажмурился. По глазам резанул алый свет… и это был свет ламп.

Да, ламп. Длинные, мрачновато, но ярко светящие длинные трубки шли по стенам по обе стороны от уходящей куда-то вниз лестницы. А слева и справа прямо рядом со спуском, на каменной чёрно-серой стене…

…Сперва Витьке показалось, что на стене висят зеркала. Потом он присмотрелся и понял, что это не «настоящие» зеркала, а — диски из полированного металла. Странного металла. В глубине его словно бы переплетались дымные спирали. Движущиеся дымные спирали. Танцующие, живые, неостановимые… Возможно, так металл отражал алый ламповый свет. По крайней мере, Витьке хотелось так думать.

Не могло же в самом деле что-то двигаться внутри зеркал?

Четыре мутанта возились с клеткой, и вскоре вся передняя стенка оказалась снята. Дальше полукругом стояли ещё не меньше десятка этих существ, выставивших копья. Забиваться в угол было глупо и стыдно. Витька вылез наружу, с невероятным удовольствием, которое ничто не могло перебить, потянулся, выпрямляясь в рост. За его спиной тем временем сняли ремень, которым он был привязан к клетке — свободен, что ли?! Витька самоутверждающе огрызнулся на протянутые к нему конечности:

— Лапы! — и удивился, когда те в самом деле отдёрнулись. Тычки копьями в направлении лестницы недвусмысленно показали, чего от него хотят и куда ему надо идти. Потирая полоску от ремня на шее, Витька пошёл — пошёл послушно. Теперь он испытывал удивлённое любопытство — более сильное, чем страх и злость.

А, ступив на лестницу, понял и ещё кое-что.

Ступеньки.

Хвостатым коротконогим тварям ростом в две трети человеческого по таким ступеням ходить — заниматься глупым самоистязанием.

Ступени были сделаны для людей.

Лестница оказалась короткой, и навстречу распахнулась дверь — бесшумно открылись внутрь какого-то помещения каменные створки. Витьку толкнули в спину — но ни один из мутантов за ним не последовал. А Витька сделал шаг, потом — ещё один, поспешный, потому что двери так же тихо и плавно закрылись — и оглянулся.

Он находился в… лаборатории.

— Name itself.

Слова были полупонятны. И только в следующую секунду Витька, почему-то ожидавший слов на родном языке, понял, что с ним говорят по-английски.

«Назови себя». Но он молчал, изумлённо разглядывая уже даже не небольшое хорошо обставленное лабораторное помещение, но — хозяина помещения.

Он стоял около стола, на котором были разбросаны бумаги, вроде бы фотографии, плавно вращался сам по себе небольшой глобус. Молодой мужчина в чёрном тонком свитере, таких же джинсах (на широком, украшенном золотом, поясе висели длинный нож и большой пистолет в поблёскивающей лаком деревяной кобуре) и сапогах из отлично выделанной кожи — рослый, могучий атлет при этом с красивым лицом, поразительно благородные и выразительные черты которого удивили Витьку. Длинные густые чёрные локоны перехватывала небрежная красная лента-повязка. Портили лицо человека только тонкие бледные губы широкого рта и большие холодные глаза, зеленовато-коричневые, как мутное плохое стекло. Он рассматривал Витьку пристально и безразлично. Может быть, это кто-то из бандитских главарей, сбежавших с севера? Но тогда что получается… что бандосы руководят и этими мутантами?!