Про папу - Максим Викторович Цхай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты тогда тоже ничего не помнил?
— Тоже. И не больно было.
— И мне не больно…
Поднимаю отца, ставлю на ножки кресло.
— Держи, держи меня!
— Папа, не бойся, если я рядом, уже не упадешь.
— Упаду!
— Не получится.
— А сколько времени прошло, как…
— Минут двадцать, папа.
У отца все то же растерянное лицо. Мне нравится оно, я чувствую тогда, что нужен ему.
— Я сидел в кресле… потом вроде встал.
— Папа, я принес земляных орехов, погрызи лучше, и зачем тебе вспоминать.
— Ну, а как же, я же нормальный человек?
— Конечно. Вот, ешь орешки, они без соли…
— А сколько времени…
— Минут двадцать пять, папа.
Иду заваривать чай. После орехов наверняка пересохнет в горле.
— Пап, я еще пирог купил, наш, крымский.
— Это хорошо…
— Конечно хорошо. Жизнь вообще, слава богу, налаживается.
— Только я опять упал.
— Ну, упал. И я падаю иногда.
— Ты с мотоцикла падал, я помню.
Папа теперь все время на мотоцикле. Мчится жизнь, ревет безжалостный мотор, а он сидит испуганный, отчаянно вцепившийся в руль, как в подлокотник кресла…
— А сколько времени прошло?
— Минут сорок…
…и не знает, что делать теперь, как это остановить.
3 февраля 2018 г.
Просвета нет. Его не может быть по всем законам природы.
Сегодня папа, пока я был в душе, снова упал и разбил себе голову. Фактически снял себе часть скальпа об угол дивана.
Я, пробкой выскочивший из душевой на звук падения, обнаружил его лежащим в луже крови.
На голове его открылся красный люк. Крышечка с седыми волосами висела рядом.
Усадил отца, прислонил спиной к стене, закрыл крышечку, надавил, чтоб не спадала.
Весь в отцовской крови, достал перекись, залил все белой пеной.
Быстро приехала скорая. Поехали в больницу, пришивать скальп обратно.
Пришили. Выпросил томографию.
Мозг в порядке. Сотрясения, слава богу, тоже нет. Череп цел.
Буду делать перевязки и мазать швы йодом.
Отец не ходит с ходунками. Стоят без толку — «они громоздкие». Велосипедный шлем тоже не носит — «он неудобный». Не силой же заставлять его это делать. Значит, счет пошел на дни, когда он или раскроит себе голову, или получит неподвижность, сломав шейку бедра. Я же не могу ходить за ним днем и ночью, шаг в шаг, растопырив руки.
Значит, так суждено ему. И мне.
Завтра вести собаку Белку к ветеринару на очередную блокаду.
* * *
Шесть часов протаскаешь родного отца на своем горбу по кабинетам, по бесконечным ступенькам, выклянчишь каталку у сонного санитара и обрадованно помчишь ее по порожикам, на которых спотыкаются и без того заедающие колеса, запомнишь, чего-куда-зачем, издергаешься и измотаешься как собака, а потом привезешь перевязанного отца домой, сбегаешь в магазин ему за сладостями… И слушаешь, как он, перемазанный кремом, костерит тебя за то, что ты, вместо того чтобы смотреть, как ему шьют голову, бросил его и зубоскалил где-то с медсестрами, хвастаясь, какая ты, типа, звезда, хотя на самом деле просто ерунда какая-то.
Правда в том, что тебя просто выгнали из кабинета, хотя ты клялся, что не боишься крови, и зубоскалил ты с волосатым врачом-армянином, пытаясь, заинтересовав своей персоной, вытащить из него крупицы информации сверх положенной конвейерному посетителю травматологии, и кабы не этот цирк, хрен бы он выписал компьютерную томографию.
Но ты, устало хмурясь, хлебаешь свой чай и думаешь, что когда-то, в общем, не так уж давно, ты нагло дерзил своему отцу, а он, вместо того чтобы дать тебе по соплям, только грустно улыбался, веря, что тебе самому станет стыдно, ну или все равно повзрослеешь рано или поздно. Я повзрослел, папа. И справлюсь.
5 февраля 2018 г.
— Папа, ты вообще у нас в семье самый умный.
— Как так?..
— Ну вот так. Семь авторских свидетельств, главный конструктор. Никто больше. Объективно это так.
Папа засмущался, но ушел спать после обеда счастливый.
Старикам много не надо. Почему мы порой жалеем это немногое им дать, непонятно.
11 февраля 2018 г.
Пока то да се, у меня папа наконец потолстел! Такая радость.
И животик появился, и щечки…
Мы его с Сашкой задразнили, папа очень смеялся.
13 февраля 2018 г.
Водил Белку к ветеринару, поборолись, подушили вонючих собак, потом сразу повез папу к хирургу, потом в процедурный («выписка! выписка где!»). Сняли швы, я отвел папу в кафе и накормил блинами, выйдя оттуда, немного поспорили, как нужно папу поддерживать, идя по улице. Я настоял на своем и, запихав продолжавшего дискуссию отца и себя в переполненный автобус, повез его домой. Папа наотрез отказывается садиться в такси. Час пик, народу битком, не фига не видно, я одной рукой повис на поручне, другой обхватил папу за живот, согнул ногу как аист, и папа всю дорогу просидел у меня на коленке, благо мне, стоя на одной ноге, даже равновесия держать не пришлось, подпирали со всех сторон.
Однако папа все равно устал и потому рассердился, когда я вел его в одну сторону, назло мне шагал в другую. Кончилось тем, что я взял его за шиворот, как вредного кота («О-о-о! Вот так хорошо!»), и понес домой. Это оказалось действительно очень удобно, папе легче идти, так как он практически висит у меня на руке и только ногами перебирает, а я спокоен, упадет, только если выпадет из куртки, а она застегнута. Если бы не чудовищный вид со стороны, так бы с ним и ходил всегда, но люди не поймут.
Надо подумать, можно ли запускать руку ему под куртку за спиной и вести его как Петрушку, оно, может, со стороны унизительно немного, но идите вы, это очень удобно и практично.
И все было бы хорошо, но прямо у калитки папа вдруг судорожно задергал руками и ногами и потребовал его снять с вешалки, так как тут, перед воротами, у него своя техника безопасности. «Тут есть такая труба, я за нее держусь… нет! Отпусти меня! Я всегда держусь за эту трубу!» Я хотел снова открыть дискуссию, но папа начал скандалить, и я отпустил его воротник, чтобы подхватить сзади.
И именно в эту секунду папа стал заваливаться набок. Трубы на месте не оказалось, хозяйственный Сашка ее вырвал и отнес за дом. Папа поймал воздух рукой и с жалобным криком стал исчезать в
