Йога Таун - Даниэль Шпек

«Стратокастером» воодушевленно вскочила и спросила, не хочет ли Лоу выйти с ней на сцену.

– Нет, нет, – принялся он отнекиваться. – Иди одна. Сыграй нам хорошую песню.

– Oooh, pleeeeease!

– Мы все будем слушать тебя. Иди же!

Он встал и жестом поманил своих новых голландских друзей последовать за японками в зал. Они встали, а я демонстративно села. Я зануда, извините. Диджей объявил группу, и японки замахали руками. Они были пьяные. Или под кайфом. Лоу крикнул, что сейчас догонит их. Голландцы растерянно оглянулись.

* * *

– И когда ты переспал с Коринной? – спросила я.

Тут голландцы уставились на меня.

– Что?

– Когда у тебя был секс с мамой?

– Позже.

Он сделал большой глоток из бутылки.

Японки в зале начали петь.

– Супер! – заорал Лоу. – «Полиэтиленовая Пэм»![93] Пошли оторвемся!

Он вскочил и, не дожидаясь моей реакции, вместе с голландцами устремился в зал. Господи, Лоу, ну почему ты не можешь хоть раз не убегать от разговора!

Я догнала его.

– Ничего девчонки, правда? – оглянулся он на меня.

– Ты помирился с Марком?

– Да мы и не ссорились.

– Ты только что рассказывал, как вы поругались в кухне!

– Ну, это из-за Махариши. Я был за него, а Марк против. Пойдем потанцуем.

Японки на сцене уже вовсю разошлись, Лоу собрался было вместе с голландцами ринуться в толпу, но я не отставала:

– Подожди. Про Махариши – это правда?

– Какая теперь разница.

Голландцы, вскинув руки, уже отплясывали.

– Есть разница! Это злоупотребление властью!

Лоу приложился к бутылке.

– Ну, вероятно, все это замутил Алекс-Волшебник. Битлы потом извинились. Но факт остается фактом: все время находились женщины, которые рассказывали, что за Махариши водятся грешки. Выбирай сама, кому верить. Так-то, а теперь…

– А ты во что веришь?

Лоу понял, что ему не выкрутиться. Он решительно обернулся ко мне:

– Алекс хотел, чтобы Джон уехал. И воспользовался слабостью гуру. А для Джона это был хороший предлог свалить. Он хотел увидеться с Йоко, но не мог никому рассказать. А Махариши… не вынес культурного шока. Вся эта индийская лабуда с воздержанием, женщины и мужчины отдельно… и вдруг кругом обдолбанные девчонки-хиппи…

– Ну да, ну да, он был просто мужчина, а эти глупые курицы сами виноваты.

– Господи, Люси. Сейчас еще можно думать свободно? Почему все вдруг стали такие зажатые? Скажем честно, проблема была не в Махариши, а в том, кем мы сами его сделали. Иисус Христос – суперзвезда! Когда сидишь рядом с ним, впитываешь его космические вибрации! Когда он к тебе прикасается, вау, да это космическая трансляция! И такую чушь мы себе внушали. Пока не выяснилось, что он такой же, как все. Святых не бывает. Есть еще пиво?

Может, и так, Лоу, подумала я. Но как насчет твоего брата? Не успела я вернуться к интересующей теме, как «Полиэтиленовая Пэм» закончилась, публика зааплодировала, завизжала. Лоу свистнул, сунув в рот два пальца, и замахал своим японским подружкам. Те замахали в ответ.

– Come on! – крикнула одна в микрофон.

Вторая протянула Лоу розовый «Стратокастер». Лоу отмахнулся.

– Встречайте моего друга! – крикнула Кацуко, и все взгляды обратились к нам. – Лучший друг Джона Леннона, великолепный гитарист и прекрасный человек! Мистер Лулу из Берлина!

Даже не думай, Лоу, подумала я. Но он польщенно улыбнулся, бросил на меня веселый взгляд. Я почувствовала, как внутри закипает ярость. Ярость от того, что человек, которого я люблю, выставляет меня дурой. И ярость на себя за то, что неспособна поставить его на место. Из уважения? Из жалости? Или потому что возвела его на пьедестал и не хочу, чтобы он с этого пьедестала рухнул? Лоу устремился сквозь толпу, расступавшуюся перед ним, точно Красное море перед Моисеем. Первые метры он преодолел вполне энергично. Вернее, настолько энергично, насколько мужчина его возраста может передвигаться между людьми, годящимися ему во внуки. А затем его повело и он споткнулся. Ты слишком стар, подумала я. Ты не такой крутой, как Пол Маккартни. Тебе бы в постель сейчас.

Оставь его, сказал Чужой. Это его жизнь.

Лоу непринужденно вскарабкался на сцену. Японка накинула на него ремень от гитары. Аплодисменты стихли, люди ждали, что дедуля-рокер в лиловом костюме сейчас покажет класс. Трио «Лулу» обменялось небрежными взглядами, словно они точно знали, что делать. Тишина в зале стояла такая, что стало слышно, как в лесу поют птицы. Скоро рассвет. У каждого человека, может, даже у Пола Маккартни, есть несбывшаяся мечта, и сейчас наступил волшебный миг, которого Лоу ждал всю жизнь. Кацуко за синтезатором взяла аккорд. Лоу настраивал гитару, что-то долго, подумала я, давай уже, играй, и он заиграл, очень громко, «Всем есть что скрывать, кроме меня и моей обезьянки»[94]. Люди сразу подхватили. Лоу великолепно вел гитарную партию. Он сделал уверенный шаг к микрофону, но не успел пропеть первую строчку, как пошатнулся и рухнул на пол. В динамиках взвизгнуло эхо.

Я рванулась к сцене. Мицу и Кацуко удивленно смотрели на Лоу, ожидая, что он восстанет. Я наклонилась над ним. Пол был усыпан лепестками цветов и рисовыми зернами. Я словно со стороны видела, как моя рука нащупывает сонную артерию. Я ощутила биение пульса. Встряхнула Лоу, ударила по щеке, но он не приходил в себя.

– Здесь есть врач?

Прошло время, пока клавишница выключила звук и люди поняли, что кино закончилось.

* * *

Никому не пожелаю нести вместе с двумя семенящими японками через лес бесчувственного отца. Я ужасно боялась, что он не очнется. Но мы справились, нашли отверстие в заборе, возле которого стояли рикши, и с криками понеслись сквозь джунгли, через реку, назад в город. В Правительственный госпиталь, о котором никто не знал, выходят ли оттуда живыми. Отделение неотложной помощи напоминало бункер. В свете неоновых ламп сидевшие там пациенты из местных выглядели так, словно ждут приема несколько недель. Потом появился врач, равнодушный, как работник похоронного бюро.

* * *

Светало. Лоу положили в убогую палату, где уже лежало несколько пациентов. Ни тумбочек, ни стульев, ни шкафов, ни надежды. Я спросила медсестру, что они собираются делать, но она не знала. Они подключили Лоу к путанице пластмассовых трубок, рядом с кроватью попискивал аппарат, рисуя линию пульса. Разорванный бархатный костюм лежал у меня на коленях, я сидела на пустой соседней кровати.

В блеклом утреннем свете Лоу выглядел пугающе старым, кожа бледная, дряблая и прозрачная. Я ждала, пока коктейль, который вливали ему в вены, пробудит его. Я казалась себе инопланетянином, потерпевшим крушение на чужой