Йога Таун - Даниэль Шпек

– А в зеркало ты при этом смотрел?

Марк выпрямился.

– Этого ни в коем случае нельзя делать! В таком состоянии нельзя смотреть в зеркало.

– Почему?

– Просто не делай этого никогда. Ладно?

Голос Марка звучал резко, почти угрожающе. Снаружи за окном тявкнула собака. Сердце у Лоу тревожно забилось. Как хорошо, что завтра он обнимет Марию и всю жизнь проведет с ней.

Глава 32

Бывают дни, когда затянувшееся путешествие словно концентрируется в одной точке. Точно стрела, заряженная мысленной энергией лучника, с неотвратимостью вонзается в самый центр мишени. Таким днем стала свадьба Лоу и Марии. Все, что они искали в Индии, вдруг обрушилось на них с какой-то особенной силой – звуки, краски, радость и еще много всего. Стояло солнечное жаркое утро, небо было безоблачным. В ашрам опять вернулась музыка, теперь уже индийская, она гремела из динамиков. Деревья были украшены цветочными гирляндами, в глиняных мисках плавали свежие цветы. Ученики собрались на площадке у утеса, там, где делался групповой снимок с «Битлз». Махариши стоял в центре и радовался как ребенок – волшебник и директор цирка в одном лице. Его сопровождали два индийских ассистента, один прижимал к себе медвежью шкуру, другой держал над головой учителя желтый зонтик от солнца. Вокруг заполошно носились два павлина. В черном костюме был только Лоу, остальные надели яркие курты, сари и платки. Священник-индус, приглашенный Махариши, украшал алтарь цветами, фруктами и ароматическими палочками. На полу в латунной миске горел огонь. Сам воздух был напоен радостью, и даже Ганг шумел громче обычного.

* * *

Лоу увидел Марию и осознал серьезность происходящего. Не в смысле чего-то тягостного, а в смысле совершенной красоты, которая вдруг обрушилась на него. Мария была тихим центром шумной церемонии. Ее взгляд, фигура, походка выражали уверенную ясность, она была в ладу с собой. На ней было умопомрачительно красивое алое сари, шею украшало жемчужное ожерелье, а руки, расписанные узорами, – золотые браслеты. Под балдахином, который несли четверо мужчин, она медленно шла навстречу жениху, вел ее Махариши, заменявший посаженого отца, он был ниже Марии и, хотя так и сиял, выглядел серым и неприметным рядом с ее красотой. Мария олицетворяла все, что Махариши говорил о браке, – это не договор, а священное таинство, земной символ йоги, слияние мужской и женской энергий, неба и земли, Востока и Запада. От осознания важности момента у Лоу закружилась голова. Выбора больше нет, как и пути назад. Он почувствовал это, когда Мария взяла его за руку, и на него вдруг снизошел великий покой. Как при медитации, когда мысли затихали и открывалось пространство, где он ощущал себя единым целым со всем, что его окружало. Когда не нужно было ничего делать, но все происходило само собой. Это была Мария. Островок тишины в бушующем море.

Неважно, что делал или чего не делал Махариши, Мария оставалась непоколебимой. И ее преданность гуру, поначалу пугавшая Лоу, была, наверное, тем, чему стоило поучиться, чтобы сохранить преданность чему-то большему – самой жизни. Мария умела это. И она выбрала его! Нерешительного скептика, вечного Закхея. Теперь он понимал, что преданность – это не самоотречение, а абсолютное присутствие: всегда быть рядом, быть готовым ко всему, что бы ни происходило.

* * *

Коринна, тоже в праздничном золотисто-голубом сари, стояла немного в стороне, неподвижно, точно статуя, скрестив на груди руки, но поза ее выражала не враждебность, а отстраненность, как будто весь этот балаган ее не касался. Марк занял место свидетеля рядом с Лоу, когда тот склонился перед священником. На алтаре горел огонь. Мария надела на Лоу ритуальную цветочную гирлянду, потом он сделал то же самое. Браки заключаются на небесах, сказал священник, как союз семи жизней. Это соединение не только двух душ, но и двух семей. Лоу покосился на Марка, который весело улыбался. Словно его все это забавляло. Словно он вот-вот скажет: ну же, расслабься, чувак.

По знаку священника Марк протянул Марии горсть риса, который она принесла в жертву огню. Потом еще одну, и еще – пока священник читал молитвы. Лоу не понимал их значения, он думал о горящем автобусе, о ночи любви двух девушек, о погибшей женщине в Кабуле. Словно все это были неизбежные, даже необходимые этапы на пути к этому моменту. Марк принял из рук священника шелковую шаль, привязал к сари Марии и положил на плечи Лоу. Этот священный узел, сказал Махариши, никогда нельзя развязывать, даже в тяжелые времена. Потом Мария и Лоу рука об руку семь раз обошли вокруг огня, пока священник читал семь мантр. Каждая мантра – молитва, каждая мантра – обещание. Молитва друг за друга, за детей, за Вселенную. Обещания верности, уважения, быть вместе всю жизнь, в радости и в горе. В этом не было ничего экзотического, наоборот, их родители давали похожие клятвы, но в Германии они звучали иначе – скучно, поучительно, ханжески, поэтому они и удрали оттуда, чтобы в далекой Индии воздать почести тем же самым ценностям. Единственным отличием было то, как они на это смотрели – с радостью. Это был не ступор, а пробуждение. Их сердца расширялись. Они готовы были объять весь мир.

* * *

Потом все спустились к реке. Лоу обвязал белую шаль, соединившую их с Марией, вокруг бедер. Марк и Коринна шли с ними рядом, а следом – вся паства Махариши. Марк затянул веселую песню «Битлз»:

Должен взять тебя в свою жизнь[97].

Коринна подпевала. Но у антибитловской фракции песня не вызвала отклика. Особенно у Махариши. Кто-то из старших учеников запел мантру, и промахаришинская колонна подхватила. Только Марк продолжал петь свое. Это состязание явно доставляло ему удовольствие, он имитировал духовые инструменты и так причудливо варьировал мелодию и ее ритм, что под конец вошел в унисон с мантрой. Лоу был в восторге. Мария взяла его под руку и тихонько подпевала. Ее настроение передавалось всем, и Лоу подумал, что это самый счастливый день в его жизни. Может быть, любовь, мир и свобода все-таки не пустые слова.

На берегу Махариши прочел молитву Матери Ганге, источнику жизни. Затем все сбросили сандалии и вошли в воду. Прямо в одежде, но только по колено, потому что Махариши предостерег – не глубже. Стоя на камнях в воде, все затихли и прислушивались к журчанию струй, омывавших ноги. Вода была прохладной и чистой.

Потом