Бестеневая лампа - Иван Панкратов

за ней стояла «волосатая», но все залёты Прохоровой заканчивались для нее благополучно.

Как будет на этот раз, Виктору не особо хотелось знать. Он проводил взглядом пенсионера, которого под руки вывела из «Скорой» молодая женщина. Следом в приемное вошел старший смены. Водитель остался курить на крыльце.

— Пойду и я, — кивнул сам себе Платонов и пошел в отделение. Под ногами у него несколько лягушек пытались перебраться через асфальтовую пустошь с клумбы на клумбу, он едва не раздавил парочку. В это время года надо было по ночам смотреть под ноги — квакающее племя устраивало настоящее паломничество в какую-то свою лягушачью Мекку. Их боялись даже госпитальные собаки, живущие возле столовой — облаивали, но приближаться не стремились. А лягушкам было все равно — они вели себя так, словно вокруг и нет никого. Шлеп… Шлеп… Шлеп…

Дверь в отделение была открыта. Он поднялся по лестнице и увидел у дверей солдата в госпитальной «синьке», что стоял в углу, привалившись спиной к пожарному гидранту и не обращая внимания на лавочку.

— Ты откуда тут взялся? — удивился Виктор.

— Мне поговорить надо с вами, — ответил солдат, не прояснив ситуацию. — Сестра разрешила подождать здесь.

— С сестрой будет отдельный разговор, — доставая ключи, пробурчал Платонов. — Заходи, — он открыл дверь, но вдруг вспомнил, что там на столе стоят бутылка и стаканы и остановил полуночного гостя. — Хотя нет, подожди минуту. Я позову.

Он вошел, быстро убрал «Джека» за диван, где его не будет видно, все остальное спрятал в шкаф, смахнул со столика крошки, огляделся.

— Теперь точно заходи, — громко позвал он. Солдат вошел в коридор и нерешительно остановился в дверном проеме ординаторской.

— На кушетку, — указал Виктор. — В ногах правда нет. И напомни, как тебя зовут.

— Рядовой Гусев, товарищ подполковник.

— Имя у рядового Гусева есть?

— Тимофей, — ответил тот, присаживаясь на самый край кушетки. Платонов встал у открытого окна и жестом показал солдату, что тот может излагать свою проблему.

— Я знаю, почему Ждун… почему Жданов оказался в реанимации. Но я скажу вам, если вы меня еще подержите в отделении месяц, — не моргая, выпалил Гусев. — Можно в рабочую команду. Хоть куда. Лишь бы месяц. Если можно больше — то больше. Мама деньги вам переведет, сколько скажете, вы только номер телефона дайте.

И он замолчал, сам испугавшись всего того, что наговорил. Платонов приподнял брови от услышанного, но особо не удивился той части, в которой Гусев просил остаться в госпитале — это он слышал постоянно. А вот насчет Жданова… Это было интересно и, пожалуй, стоило того, чтобы дать Тимофею обещание.

— Три недели, — кивнул он Гусеву. — Максимум. Но только если информация действительно ценная.

— Сколько вам надо денег?

— Нисколько, — ответил Платонов. — Я с солдатами в товарно-денежные отношения не вступаю. Рассказывай, а там посмотрим.

Гусев опустил глаза в пол; складывалось впечатление, что он сейчас даст задний ход и не будет ничего говорить.

— Помните, две недели назад кража была в операционной?

Платонов кивнул. Он не ожидал развития ситуации в эту сторону. Если Жданов как-то связан…

— Я знаю, кто это сделал. И Ждун знает. Только он знал с самого начала, а я недавно.

Платонов посмотрел на повязку на левой стопе у Гусева, вспомнил — это тот, что якобы чайник себе на ногу в каптерке опрокинул. Неплохие такие ожоги получил. И без свидетелей.

— Подробности будут? — спросил он у солдата.

— Вы же меня не выдадите?

— Если ты сейчас правду расскажешь, и мы воров поймаем — то со следователями тебе придется подружиться, — Платонов от подоконника перешел на диван, сел, закинул ногу на ногу. Дежурство переставало быть скучным окончательно. — Они, скорее всего, переведут тебя в другую часть. Если надо — подержат у себя… Не переживай, в нормальных человеческих условиях. Было такое, и не раз, когда свидетелей прятали. Только ты ж еще толком ничего не сказал — так что я не могу оценить все масштабы.

Гусев вздохнул и продолжил:

— В ту ночь, когда они операционную обнесли, Жданов их видел. Не скажу точно, где и как именно, это я с их слов знаю…

— Кто «они»? — уточнил Платонов.

— Сергачев, Павлов и Ахутин. И был еще кто-то, кто все у них принимал и прятал, потому что они сами не успели бы никак, — ответил Тимофей таким тоном, будто это было само собой, что именно они, и никто другой. — Просто Сергачева вчера забрали, у него проездные домой оформлены, а Павлов завтра уходит.

— И поэтому ты их бояться перестал?

Гусев кивнул.

— Ахутин, когда он один, чмо полное, — немного оживился он. — Он только рядом с Сергачевым ничего не боялся.

— И как ты узнал про них и про Жданова?

Гусев сел поудобнее, оперся спиной о стену и почувствовал себя гораздо спокойнее, когда произнес фамилии воров и оценил свои перспективы.

— Я часто в библиотеку ходил, а там же в клубе еще комната есть с тренажерами всякими, теннисным столом. Эти трое часто там бывали. И я случайно услышал, как они с кем-то договорились и что-то будут продавать. За забор, бабке одной. Я сразу не очень понял, но решил получше узнать. Смотрел днем, где и с кем они тусуются. И увидел, как они типа в магазин сходили, купили там чего-то по мелочи, потом по задней аллее прошли, где короб бетонный с трубами от котельной, присели на него. Двое закурили, а Сергачев оттуда, из короба, достал какой-то сверток белый, вроде простыни, и быстро в пакет спрятал. Я далеко был, в беседке, но видно было все как на ладони, только не понятно, тяжелый сверток или нет. Пакет его выдержал…

Платонов заинтересованно слушал.

— Потом они пошли за столярный цех, к забору. Я за ними, чуть поодаль. Сергачев позвонил, за забором лестницу приставили, тетка какая-то поднялась. Сверток ей бросили, она поймала, потрясла, заглянула, потом им что-то маленькое в ответ кинула. Я думаю, деньги. Они взяли и ушли.

— И как ты понял, что это вообще? И кто операционную ограбил? — спросил Платонов, хотя ему было понятно, что Гусев не ошибся.

— Я вечером напросился сводку в приемное отнести после того, как дверь в отделение закрыли, а обратно пошел мимо того места. Присел закурить, заглянул… Там две бутыли темных было со спиртом, часы настенные, несколько простыней и бикс с инструментами. Сверху все мешком грязным прикрыто. Если не знаешь, куда смотреть, то и не заметишь. Только спиртом пахнет — не сильно, но чувствуется. Поэтому, наверное, собаки и не растащили все.

— А Жданов тут при чем? — не понял Платонов. — Тем более, что все это ты видел тогда, когда Ждун в реанимации лежал — правильно я понимаю?

— Да, — кивнул Гусев. — Но я видел кое-что. Через три дня после кражи. Или через четыре… Да, через четыре. Видел, как Жданов какие-то штуки глотал в туалете. Шарики из фольги.

— Какие шарики? — не понял Платонов.

— Из фольги от шоколадки, — пояснил Гусев таким голосом, словно все вокруг эти шарики каждый день делают. — Штук десять таких шариков проглотил. В туалете после отбоя. Я тогда почему-то решил, что никому не скажу — думал, обойдется. А когда ему плохо стало и его всего в крови отсюда увезли — тогда точно решил, что промолчу…

Внизу грохнула дверь, Платонов услышал легкий стук каблуков.

— Сейчас сюда женщина зайдет — при ней можешь говорить все, что угодно, не бойся, — подготовил он Гусева. — Она человек от наших дел далекий, но может что-то дельное посоветовать. Считай ее моим первым помощником.

Тимофей недоверчиво кивнул, но смирился — он слишком далеко зашел в беседе с подполковником, чтобы на полпути сворачивать. Тем временем звук шагов был все ближе — и через мгновенье в ординаторскую вошла Инна.

Платонов встретил ее в дверях. Без макияжа она выглядела сразу на свои тридцать восемь — судя по всему, после борьбы с потопом на работе Инна не заезжала никуда, направившись сразу в госпиталь.

— Не смотри на меня, я ужасна, — подставила