Бестеневая лампа - Иван Панкратов

— Неожиданно, — заинтересовался Морозов. — Что за майор?

— Да что рассказывать, — пожал плечами Платонов. — Самый обыкновенный майор… Хотя нет, какой же он обыкновенный. Начальник секретной части из нашего штаба армии. Умер от ожоговой болезни.

— Курил на заправке? — решил уточнить Андрей. — Это я пошутить пытаюсь, ты же сейчас как выдашь подробности, так мы ещё и в обмороки попадаем.

— Нет, не курил. Он вообще не курил, — начал Платонов. — Его подожгли в машине…

— Секреты не выдал? — глядя поверх стакана, спросил Морозов.

— Никому его секреты нахрен не сдались. Жена подожгла. За баб. Из ревности.

Сергей присвистнул. Лагутин встал из-за стола, ухватил пакет чипсов и пересел к Платонову на диван.

— Интересно, — кивнул он. — Продолжай.

— Да нечего рассказывать. Приревновала. Плеснула какой-то горючки. Подожгла. Он на пятые сутки умер. Она в СИЗО. Вот и вся история.

— Я, конечно, не ждал каких-то суперподробностей — с кем он спал, сколько раз, и прочее, — рука Андрея замерла в пакете с чипсами. — Но можно было и покрасочнее рассказать.

Они замолчали. В пакете слегка прошуршали чипсы — Лагутин шевелил там пальцем, думая о чем-то своем. Сергей вздохнул и вдруг спросил:

— Док, тебя это ни на какие мысли не натолкнуло?

Вместо ответа Платонов допил пиво, смял банку и выбросил ее в урну под раковиной.

— Вижу, натолкнуло, — понимающе произнес Сергей. — Я просто к тому, что сам начальник секретной части тайны как-то хреново хранил, раз о них его жена узнала. Я бы такого хранителя, будь он жив, уволил к чертовой матери — никакой на него надежды в случае чего.

— Стараюсь, как могу, — серьезно ответил Платонов. — Телефон и компьютер под контролем. Год назад статью написал в один компьютерный журнал — как шифроваться, если твой телефон постоянно пробивает жена. Так меня в комментариях благодарили. Один написал: «Чувак, где ты был, когда моя семейная жизнь разваливалась?» Проблема такого рода многих беспокоит.

— Только вот сжигают не всех, — Андрей опять набил чипсами рот, понять его было сложно, но можно. — Помнишь, ты мне сказал три минуты назад: «Чем дольше что-то там не происходит…»? Ты смотри, Док, береги себя.

Платонов посмотрел на Лагутина — и не увидел в его глазах ни иронии, ни сарказма.

— Я серьезно, — добавил тот, глядя Платонову в глаза. — Чтобы мы потом на последнем «hospital party» твои поминки не организовывали.

— Да ты оптимист, — усмехнулся Морозов. — Док, а у майора совсем было без шансов?

Платонов вспомнил запах обгоревшей одежды в коридоре реанимации и ответил:

— Насчет шансов у меня другой пример есть. Более показательный. Вот человек умирать собрался; к нему вызывают реанимационную бригаду, доктор начинает интубировать, чтобы помочь дышать, вводит в трахею клинок — ну, такая штука металлическая, по которой трубку заводят. Многие мои знакомые посмеялись, когда в последнем сезоне «Склифа» один доктор интубировал клинком к себе…

— В чем прикол? — перебил Лагутин.

— Реаниматолог при этом стоит за головой. И клинком к себе — это в мозг, грубо говоря. Короче, он начинает — и в клинке гаснет лампочка. Батарейки сели. Он берет запасной клинок, вводит повторно, и в нем тоже гаснет лампочка. Тогда он звонит в реанимацию, и ему срочно, за минуту, бегом! — приносят третий. И в нем — не поверите, — в очередной раз гаснет лампа. А больному тем временем все хуже, он задыхается. Все это время врач попутно пытался интубировать вслепую, и ему в итоге удалось; если честно, это не такой ж и высший пилотаж. Но пациент к тому времени уже умер. Вот это называется «нет шансов» — когда все против тебя. И это не выдуманный пример — я стоял рядом с кроватью, где творилось все это действо. Это был мой больной. И он бы все равно умер, как потом выяснилось на вскрытии — тромбоэмболия… Насчет Никитина — шансы были. Но не у нас. В краевом ожоговом центре вытаскивают больных с процентом «девяносто». Правда, я их ни разу не видел. У нас он просто обязан был умереть.

— То есть жена — она знала, что убивает? — спросил Морозов. — Это я к тому, что, может, она просто попугать хотела и не понимала, чем все это может кончиться?

— Горючка — раз. В машине заблокировала — два, — загнул пальцы Виктор. — Не думаю, что все просто так.

— Нда, — Андрей встал, отошел к окну и закурил. — Месть — штука опасная. Месть обманутой бабы — опасная вдвойне.

Они помолчали, оценивая эту глубокую философскую мысль, а потом Лагутин внезапно добавил:

— А у тебя она не одна. У тебя их восемь, Док. И счесть себя обманутой может каждая.

— Ну нет, — не согласился Платонов. — Во-первых, они все в прошлом, кроме… Кроме трех. Плюс Лариса.

— Аргумент, — покачал головой Морозов. — Тебя будут приносить в жертву не восемь ведьм, а всего четыре.

— А во-вторых, — продолжил Виктор, — они все никаких обязательств от меня не получали.

— То есть анекдот про «Сама придумала, сама обиделась» ты никогда не слышал? — Андрей выбросил окурок в окно. — И не надо на меня сейчас смотреть так, будто я весь ваш госпитальный парк изуродовал своим «бычком», там возле урны их пара сотен лежит.

Он выглянул в окно почти по пояс, посмотрел вдоль здания:

— Под офицерской палатой вообще полторашки пустые из-под пива валяются. Но мы ушли от темы. При чем здесь обязательства? Ты с ними был? Был. Спал? Спал. А сейчас спишь с другой. Какие вопросы? Идеальный повод для убийства с точки зрения женщины.

— Нет среди них ни одной мстительной натуры, — отмахнулся Платонов. — Передергиваешь.

— А я тебе так скажу, — щелкнув по пустому стакану ногтем, сказал Морозов. — Среди них нет ни одной мстительной натуры в сравнении с твоей женой. Я понимаю, что она любую Олимпиаду по мести выиграет — но ты попробуй ее за скобки вынести. Может, тогда что-то прояснится.

— Он прав, — показал пальцем на Морозова Андрей. — Твоя Лариса — она как Марадона в «Луче». На его фоне все там дети. Но убери Марадону — и можно сравнивать. Ты ж понимаешь — когда-нибудь в твоей жизни не будет Ларисы… Я надеюсь, — он сделал ударение на последнем слове и пошел от подоконника к дивану. — Когда-нибудь эта веревочка все-таки довьется до логического конца. И тогда из твоей жизни исчезнет эталон стервозности. Тебе придется прекратить сравнивать всех с ней — хотя она, конечно, в памяти навсегда останется. Такую татуировку, как говорится, ничем с задницы не сведешь.

Он запустил руку в пачку чипсов и захрустел ими. Его речь была окончена. Морозов тихо, с большими паузами, принялся аплодировать. Андрей встал, поклонился, сел обратно.

— Клоуны, — покачал головой Платонов.

Но стоило признать, что они были правы — и про Ларису, и в целом. Он вез на себе такой груз конспирации, что проколоться в мелочах или получить порцию ненависти от кого-то было делом буквально пары минут.

— Да-да, клоуны, — Морозов взял из тумбочки нож, порезал сыр на тарелку, хотел поставить на стол, но передумал и взял с собой в кресло. — Все равно ж никто виски не пьет, что вы так смотрите, как на врага?

— Почему же сразу клоуны? — спросил Андрей. — По-моему, неплохой детальный разбор получился. Предупрежден — значит, вооружен, ведь так?

Платонов хотел ответить, что все это он не раз говорил себе сам, но в кармане халата коротко завибрировал телефон. Он достал его, прочитал сообщение, слегка приподнял брови.

— Она чувствует, что мы ей тут кости перемываем? — спросил Морозов.

— Это не Лариса, — Виктор покачал головой. — Один гость зайти хочет. Не совсем по графику, я бы сказал.

Он посмотрел на часы и вскочил с дивана.

— Твою мать, — сквозь зубы выругался он. — Десять минут двенадцатого. Так, меня примерно полчаса не будет. Ведите себя прилично.

Платонов быстрым шагом вышел из кабинета на лестницу, сбежал по ней на улицу и громко хлопнул металлической входной дверью, не особо заботясь о тишине после отбоя. Пройдя по тропинке метров двадцать и постепенно успокаивая дыхание, он