Меня зовут Корокотта - Александр Васильевич Чернобровкин

— Ты никуда не поплывешь, останешься здесь рожать. Пригласим погостить твоих родителей, чтобы поддержали тебя, — ответил я.

— Хорошо, — как-то быстро согласилась она и задала второй вопрос: — А ты когда?

— Не знаю, но не в этом году точно, — поставил я в известность и объяснил, поняв, почему так хочет услышать ответ на этот вопрос: — Индия у тебя под ногами. Наша латифундия скоро будет приносить больше, чем плавания черт знает куда с риском для жизни. Поверь мне, самое большее года через три мы купим домус в Риме.

— Я верю, — не очень убедительно произнесла она. — Просто не хотелось бы, чтобы наш ребенок вырос в этой глухомани.

Не стал ей объяснять, бестолку, что глухомань внутри человека, а не снаружи.

Глава 45

В море я все-таки вышел. Срочно нужны были деньги на реализацию проектов, задуманных мной. Тендер, перезимовавший на берегу на кильблоках, был заново покрыт битумом в подводной части и в конце апреля спущен на воду. Нагрузил его дешевым вином. На что-то лучшее не было средств. Экипаж, за исключением двух матросов, был прежним.

— А где галера, которую ты собирался купить? — серьезным тоном спросил я Лавису.

Корсиканец раздраженно махнул рукой и что-то невнятно пробурчал. Позже матросы рассказали, что мой заместитель промотал все, заработанное за рейс, уложившись всего в пару недель. После чего был послан в пеший эротический тур в любом направлении, включая Индию, но, если опять приплывет с деньгами, ему будут рады. Зиму он ошивался у знакомых, перебиваясь случайными заработками и занимая деньги под следующий рейс в страну дураков.

— В Индию в этом году не пойдем, — предупредил я.

— Нет, так нет. Мне все равно работа нужна, — смирено согласился Лавису.

Первая ходка была на Александрию. Там продали вино и нагрузились ячменем на Афины. Навигация галерного флота еще не началась, а за зиму в одной выдули все вино и употребили оливковое масло, в другой на противоположном берегу моря съели весь хлеб, а сбыт собственных товаров был на нуле. Я накручивал четыреста процентов, но и там, и там забирали влет. В итоге сделал шесть ходок на линии Афины-Александрия-Афины. В последние четыре появились лишние деньги, и я зарабатывал еще и на обмене серебра на золото и обратно. Навар получался примерно такой же, как за грузы, потому что незадолго до этого римская армия захватила нумидийский город Напата, сдавшийся после продолжительной осады. Его основательно разграбили, вывезя несколько тонн золота. В итоге курс обмена на серебро в Египте был один к четырем-четырем с половиной, а в Греции — один к одиннадцати-двенадцати. Я так хорошо приподнялся на обменах, что по прибытию в Александрию первого каравана галер из Италии наполнил трюма чужим грузом на Остию. Все имеющееся в то время серебро обменял на золото.

На обратном пути Лавису, тоже заработавший неслабо, поинтересовался:

— Куда из Остии поплывем?

— Я никуда. Дальше будете работать без меня, — ответил я. — Если хочешь, станешь навархом. Найдем тебе заместителя, и будете возить грузы между Остией и Корсикой, Сардинией, Сицилией.

— Я согласен! — радостно объявил он. — Могу даже в Испанию сходить или Западную Африку.

— Если будет выгодный фрахт туда и обратно, почему нет⁈ — сказал я.

Ветер на удивление был попутным весь переход, даже на последнем отрезке, когда шли строго на север по Тирренскому морю, дул редкий в этих краях горячий южак, наполненный пылью. Я еще подумал, что это плохо для растений на моей латифундии. Им бы дождь проливной не помешал.

По прибытию в Остию мы выгрузились, получили лестный отзыв от купца, сопровождавшего свои товары, за то, что доставили раза в три быстрее, чем галеры. Его слова попали в нужные уши. Тем более, что все знали, что я владелец латифундии, которая стоит на порядок дороже того, что поместится в трюмах, так что можно не боятся, что украду груз. От желающих зафрахтовать тендер отбоя не было. Я выбрал самый выгодный — оружие и щиты для легионеров в Испании, которые надо быстро доставить в порт Таррако. Если уложимся, как я пообещал, в пять дней, получим двадцатипроцентную премию и груз в обратную сторону. Переход туда при попутном ветре занимает двое суток, при противном — раза в полтора дольше. Проинформировал экипаж о премии, которая их ждет в случае успеха. Если не уложатся, обратного груза, скорее всего, не будет. Придется Лавису найти, а я встречу судно в Остии и получу плату, подобрав к тому времени другой фрахт. Из капитана превращусь в оператора. Денег это будет приносить меньше, зато буду дома.

Там меня ждала новость — родился сын. Для семейства Летилиев, приехавшее погостить на лето, очень важная, а для меня привычная. Я могу признать ребенка или нет, даже убить, поэтому ждали меня со скрытым напряжением. Мало ли, вдруг мне чем-то не понравится, и укокошу⁈ С меня, варвара, станется! Это жлобье считает себя выше меня, что уже даже не смешит.

Мальчик родился белобрысым и брыкастым, то есть в меня и маму одновременно. Я сделал паузу, чтобы потрепать нервы жене и ее родителям, после чего признал ребенка. У римлян принято давать первому сыну имя отца. Я подумал, что незачем ему греческое имя и назвал Титом в честь деда. Он теперь Тит Октавий с погонялом Пупус (Малыш), пока не достигнет совершеннолетия. К тому времени или я получу погоняло, или он сменит на другое, для взрослых. У римлян сейчас нет четкого возраста совершеннолетия, находится в диапазоне от четырнадцати до семнадцати лет. Как отец решит или обстоятельства сложатся. Тогда сын снимет буллу (амулет от злых духов, обязательный для детей всех свободных граждан и похожий на него кожаный мешочек для детей вольноотпущенников), принесет ее в жертву домашним богам и поменяет детскую тогу с малиновой каймой на белую для взрослых. После этого его имя будет внесено в список граждан Рима, у которых особые права, покруче, чем у граждан Римской республики. Он принесет еще одну жертву на Капитолийском холме Юпитеру, Миневре и Юноне, если принадлежит к патрициям и всадникам, или на Авентинском — Либеру, Либере и Церере, если всего лишь плебей. После чего напьется вдрызг в компании родственников и знакомых. Последняя часть ритуала, как я понял, самая важная. Она проживет, как минимум, еще пару тысячелетий.

После этого