Водолаз Его Величества - Яков Шехтер

не расширение, а сужение сознания. Так что успокойся, Дворале, наш сын все делает правильно.

– Опять напустил тумана-а-а, – зевнула Двора-Лея. – Вот так всегда с тобой, Лейзер, ни на один вопрос от тебя невозможно получить вразумительного ответа. Красивые слова да гладкие фразы, а что делать, делать-то что? Когда твой сын сопьется, не приведи Господь, и будет валяться по канавам возле шинка, как какой-нибудь украинский крестьянин, не про нас будет сказано, какие красивые слова ты тогда найдешь?

– Ты правильно заметила, Дворале, не про нас это сказано. Аарон не сопьется. Все будет хорошо. Иди спать.

Артем проснулся от солнечного света, наполнившего комнату, и с удивлением понял, что проспал всю ночь. Он опасливо прислушался к своему телу. Боли пока не было. Тогда он осторожно приподнял руку, ожидая электрического удара. Удар грянул, но куда слабее того, что он ожидал.

Медленно передвигая ноги, он сел, впервые за последнее время не заскрипев зубами. Вставать было мучительно, но если раньше он не мог сдержать стона, то сегодня хватило плотно сжатых губ. Он хотел спросить себя, что произошло, как вдруг вспомнил болезни своего детства и непременный плотный мешочек в изголовье. Наклонившись, он засунул руку под белую мягкость слежавшейся под головой подушки и сразу его нащупал.

Распрямившись, Артем вдруг сообразил, что проделал это почти без боли, как прежде, до рокового погружения.

– Сынок, – услышал он голос матери. – Тебе легче, сынок?

Двора-Лея стояла в дверях комнаты, с тревогой наблюдая за Артемом.

– Да, мама, – улыбнулся Артем. – Это против всех правил, но мне легче.

Двора-Лея бросилась к сыну, крепко обняла его и сладко разрыдалась.

Яблоко ребе Хаима или упорная вера Дворы-Леи продолжали творить чудеса. Артем быстро пошел на поправку. Спустя две недели кессонная болезнь полностью оставила его тело, а через месяц он полностью вернулся к прежнему состоянию здоровья. Медицинский факт, не поддающийся разумному объяснению, но, несмотря на полное отсутствие такового, реально свершившийся.

За месяц Артем вышел из дома всего два раза. Через день после приезда отец отвел его к ребе Шломо Бенциону. В его доме ничего не изменилось. Когда они вошли – отец легко, бесшумно, двигаясь с уверенностью человека, знающего скрип каждой половицы, и Артем, тяжело опираясь на палку, – ребе сидел за столом, углубившись в разложенные перед ним книги. Он изучал около десятка манускриптов одновременно, отыскивая сведения по тому или иному вопросу.

Услышав звук шагов, ребе поднял голову, и Артема, как всегда при встрече с праведником, поразил его взгляд. На морщинистом лице, густо обложенном седыми волосами, ослепительно и ярко сияли чистейшие голубые глаза.

Артем протянул ребе квитл, бумажку с заранее написанными просьбами, но тот, вместо того чтобы развернуть и прочитать, просто прикрыл квитл ладонью. Потом отец объяснил Артему суть происходившего.

– У обыкновенного человека каждый орган выполняет только одну задачу. Глаза видят, язык чувствует вкус, нос обоняет, уши слушают. У праведника тело достигло совершенства, поэтому любой орган может исполнять любую роль. Как-то я заметил, что ребе Шломо Бенцион, когда пьет чай, держит кусочек рафинада в ладони, а потом выбрасывает сухой серый порошок в мусор. Я не поленился и не побрезговал, и попробовал тот порошок. Он был абсолютно безвкусный, ребе рукой вытянул из него всю сладость. Поэтому, когда он прикрыл ладонью твой квитл, он прочитал его так, словно поднес к глазам.

Артем долго думал, что написать, взвешивал на разные лады и раскладывал по всяким полочкам и в конце концов написал всего два предложения. Он попросил здоровья и сердечного спокойствия.

Накрыв квитл ладонью, ребе еще раз смерил Артема взглядом и перевел глаза на страницу лежащей на коленях книги. Он так внимательно разглядывал ее, словно ни Артема, ни Лейзера не было в комнате. Спустя несколько минут он поднял голову и опять прожег Артема взглядом.

– Со здоровьем я не вижу причин для беспокойства, – сказал ребе. – Ты здоров. А вообще я тебе завидую. Тебе предстоит длинная и очень интересная жизнь. Ты столько увидишь и столько узнаешь. Да, завидую.

Он снова перевел глаза на книгу, и Лейзер потянул сына за рукав, давая понять, что аудиенция завершена. Стараясь не шуметь, они начали пятиться к двери, как вдруг ребе снова заговорил:

– У тебя большое и доброе сердце, Аарон. И оно обязательно найдет себе утешение.

Уже выйдя на улицу, Артем вспомнил о вопросе, который не решился написать в квитле. Он хотел задать его сам, но почему-то начисто позабыл во время аудиенции. Золото «Черного Принца» и есть те сокровища, о которых говорил ребе два года назад?

Медленно продвигаясь к дому, Артем думал, что на свете нет ничего случайного и у его внезапной забывчивости тоже есть причина. Видимо, с Небес закрыли врата понимания, то есть ему не положено знать точного ответа на вопрос. Пока не положено.

Второй визит был нанесен околоточному. Надо было официально заявить о демобилизации и возвращении, дабы власть дланью могучей и мышцей простертой произвела нужные пометки в соответствующих документах. Двора-Лея вручила Артему десятирублевую ассигнацию:

– У Егора Хрисанфовича без барашка в бумажке дела не сладить. Отдай его сразу, сынок, прямо как войдешь.

– Нет, мама, – возразил Артем. – Служивому человеку другой барашек надобен. Сходи в лавку, возьми штоф водки.

– А не мало будет, сынок? Штоф-то куда меньше стоит!

– В самый раз, мама, в самый раз.

Околоточный, знавший Артема с рождения, немало подивился, увидев перед собой матроса в парадной форме. Артем отдал честь и доложил по-военному:

– Водолаз Шапиро прибыл для оформления документов.

– И какие же тебе документы надо оформить, голубчик? – с подозрением в голосе спросил околоточный.

Вместо ответа Артем поставил на стол штоф, а рядом положил бумаги, выправленные фон Шульцем.

– Та я ж на службе не пью! – замахал руками околоточный.

– А вы двери закройте, Егор Хрисанфович, – посоветовал Артем.

– Мысль правильная, – согласился околоточный.

Заперев двери на ключ, он жадно откупорил штоф, достал из шкафа стакан и налил до краев. Затем вытащил откуда-то тарелку с крупно нарезанными кусками черного хлеба, щедро посолил и взялся за стакан.

– Ну, тебе не предлагаю, – сказал он, поднимая стакан, – ты все равно не пьешь.

– Почему не пью? – возразил Артем. – Наливайте и мне, Егор Хрисанфович.

Околоточный изумленно покрутил головой, нехотя опустил свой стакан, вытащил из шкафа еще один, обдул и поставил перед Артемом.

– Сколько наливать?

– Как себе.

– О, это по-нашенски, – одобрил околоточный, наполняя стакан Артема до краев. Затем двумя пальцами взялся за свой и поднес ко рту: – Ну, Арончик, будьмо!

Щурясь от удовольствия, околоточный осушил стакан и