Руны огненных птиц - Анна Ёрм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С чем пришёл? – спросила Илька Ахто, закрывая за ним дверь. Мигом поднявшийся сквозняк засвистел на весь дом поросячьим визгом.
– Так это, Хирви тебя позвал снова, – доложил воин. – Ещё зовёт тебя перебраться в Ве. Завтра уходят люди, и там будет много места. Хирви с матерью и раненые остаются, так что и ты приходи. Чего зря мне бегать туда-сюда. Скоро лыжи-то изотру в ивовый листик, пока тебе все послания передам.
Говорил он громко, и Илька услышала, как за её спиной закопошилась разбуженная мать. Догадливая Грима снова молчала, чтобы не привлекать к себе внимания.
– Я не хочу жить в Ве, – уверенно ответила девушка.
– Так он тебя-то не насовсем зовёт, – простодушно произнёс Ахто. – Поживёшь пока, потом вернёшься, как раненых станет меньше.
– Хорошо, что он не догадался позвать меня ещё и на залив, – процедила Илька.
– Небось позвал, если б сам пошёл, – усмехнулся в усы мужчина.
– Проходи к огню, – предложила нойта, прерывая неудобный разговор.
И только она указала рукой в сторону очага, как увидела, что Ахто замер. Все мышцы его окаменели разом, и Илька, нахмурившись, медленно перевела взгляд в сторону очага. Она обнаружила, что Ситрик застыл точно так же, поднявшись с земляного пола, и теперь смотрел не мигая на Ахто. Мужчины не сводили друг с друга напряжённых взглядов.
– Ты чего? – спросила Илька, обращаясь к Ахто.
– Кто это? – рыкнул воин, сжимая пальцы в кулаки.
– Тебе какое дело, – огрызнулась девушка.
– А ну не дерзи мне, цыплёнок, отвечай.
– Мой друг, – произнесла Илька, не зная, какие слова подобрать лучше.
– Дюже твой друг похож на одного ублюдка-гребца, – медленно проговорил Ахто. – Того самого, которого я пристрелил на днях.
– Это не он, – поспешила заверить нойта, быстро смекнув. – Сам, что ли, не знаешь, что все руости на одно лицо.
Ахто слабо убедило такое объяснение, но он всё же сдвинулся с места и прошёл к очагу, опустившись на невысокое сиденье. Ситрик поймал взгляд Ильки, и она жестом велела ему вернуться к огню.
– Того ублюдка я хорошо запомнил, – продолжал Ахто, но уже более мирно. – Это у него я взял нож.
Воин обернулся к Ильке, хвастливо ухватившись за пояс, на котором висел нож в богато украшенных серебром и позолотой ножнах. Ситрик смотрел на этот нож, не отрывая взгляда, как кошка на мышь. Глаза его были страшны в тот момент, а пальцы, скрюченные от напряжения, подрагивали. Они оба всё ещё были готовы наброситься друг на друга и терпели лишь из уважения к хозяйке дома, усадившей их вместе за один огонь.
Внезапно пламя в очаге вспыхнуло, ярко озарив комнатушку и обдав жаром. Илька охнула, отскочив. Грима прижалась к самой стене, прячась за шкурой. Ахто зажмурился и тут же принялся хлопать по бороде, проверяя, не сожгло ли её.
– Ты чего это удумала, маленькая нойта? – прогудел мужчина. – Зачем такие чары творишь? Я ж тебе ничего плохого не сделал.
«Но собирался!» – злорадно подумала Илька и внимательно посмотрела на Ситрика, лишь вздрогнувшего от внезапно разразившегося колдовского огня. Она нахмурилась.
В то время как Ахто жаловался на недобрый приём, девушка нашла, чем угостить гостя, пока она будет собираться. Пива дома не было, а потому Илька наскоро сварила ягоды и предложила Ахто полакомиться сушёными яблоками. Мужчина так обрадовался сладостям, что вмиг умолк, заняв свой рот пищей. Ситрик не смотрел на Ахто, лишь на его нож, но всё чаще в огонь, будто тот пленил его.
Илька оделась, собралась. Она тряхнула за плечо дующего на отвар Ахто, сообщая, что готова идти, но теперь пришлось ждать, пока мужчина допьёт. Присмотревшись, нойта заметила, что у него и правда обожжены усы. Наконец она выпроводила мужчину за дверь и повернулась к Ситрику и Гриме, чтобы негромко сказать на датском, что постарается вернуться как можно раньше. Мать вздохнула, а парень кивнул на её слова и пожелал удачи.
– Тару, мать Хирви, заболела. А она тяжёлая. В её-то годах, – произнёс Ахто, когда они шли на лыжах вдоль дальней из ферм.
– Что с ней? – решила уточнить Илька, нагоняя Хирви. Говорить было неприятно – снежинки лезли в рот и нос.
– Не знаю наверняка. Она лежит и не встаёт, а сама бледная, как зима. Точнее я тебе не скажу, цыплёнок.
Хирви встретил их у ворот, будто сторожил весь день, ожидая, когда прибудут Илька и Ахто. На шапке его и плечах было по сугробу, а на лице – хмурое выражение. Девушка тихонько приветствовала его, и Хирви тут же потащил её к бане, ухватив под локоть и не произнеся ни слова. Илька испугалась, но засеменила следом, спешно перебирая короткими ножками. Высокий Хирви со своим широким шагом чуть ли не волочил её через двор.
– Заходи, – глухо произнёс он и приоткрыл перед Илькой дверь. Сам он боялся даже заглянуть в баню, и нойта тут же смекнула, что случилось с женщиной.
Илька юркнула в тесное, дышащее теплом помещение. Тару голая лежала на лавке, укрытая тонкой тканью. Она свернулась клубком, плотно прижав к животу руки. Лицо её было белым, как и сказал Ахто, а на лбу блестели капельки пота и пара. Волосы её намокли. Дыхание Тару было тяжёлым – воздух с лёгким хрипом вырывался из приоткрытого рта. Рядом с ней сидела служанка и гладила Тару по плечу. Илька спешно сняла плащ и запашной кафтанчик, бросила их на полку и попросила у служанки кружку. Вытащила из кузовка несколько порошков и бросила их в горячую воду. Кажется, женщина даже не заметила её прихода – она пребывала в тонком бессознании, когда дух изо всех сил держится за собственное тело, а ветер со звёзд и дыхание корней пытаются унести его прочь.
– Где ребёночек? – шёпотом спросила Илька у служанки. Та подняла конопатое лицо и одними глазами показала в угол на ком окровавленных тряпок.
Илька передала служанке отвар, а сама тихонько подошла к свёртку. Она уже успела понять, что ребёнок был мёртвый и, скорее всего, недоношенный, но отчего-то всё равно кралась кошачьим шагом, точно боялась разбудить его. То, что было спрятано в тряпках, не шевелилось и не дышало. Илька подцепила краешек ткани, отворачивая угол, и заглянула внутрь. Младенец был синим и совсем крошечным, не крупнее новорождённого щенка, с огромной головой и плотно прижатыми к телу ручками. Девушка завернула его обратно и обратилась к служанке:
– Надо дать ему имя и перевязать пуповину
