Руны огненных птиц - Анна Ёрм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Интересно, а что же с душой самого ножа? – пробурчала она вслух.
– Чего спрашиваешь? – навострил уши Ахто.
– Ничего, – поспешила ответить Илька, пряча лезвие в ножнах и возвращая на руку варежку.
– Вот оно как. Ну ты это, в город-то пойдёшь?
– Мне надо домой.
– Хирви тебя ждёт вообще-то. И не только он. Укко на тебя ещё хотел взглянуть как следует, – сказал Ахто, и Илька недовольно простонала.
– Прости, Ахто, но мне очень нужно домой. Давай я лучше утром приду.
Мужчина покачал головой.
– Не дело-то. Ну, Хирви мне сказал, что ты проведать мать ушла, а оказывается, вон что…
– Так было нужно, – отмахнулась Илька.
– Ещё и Йелевеки чуть не померла, – пожаловался Ахто. – За ней тоже бы кто присмотрел. Она ведь такая же, как и ты. Кто ей ещё здоровье-то поправит.
– Ладно, – пробормотала девушка. – Только позволь заскочить мне домой. Все нужные вещи там остались.
– Вот это дело, – довольно произнёс мужчина. – А ты сама-то как?
Илька туго задумалась, только сейчас заглянув в себя. Горло болело и тянуло, будто чёрная коса всё ещё сдавливала шею. В голове слегка шумело, что неудивительно, ведь она почти не спала уже несколько суток. Чтобы хоть чуточку выспаться, пришлось даже отправиться в мир мёртвых…
В остальном всё было на удивление хорошо.
– Может, пить хочешь? – Ахто протянул ей свою флягу, и Илька отхлебнула, даже не принюхавшись.
Внутри оказалось крепкое и горькое пиво, не смывшее, но раззадорившее полыневую горечь во рту. Илька закашлялась, и воин рассмеялся.
– Вставай уже. Идём, – скомандовал он, и внучка нойты, зацепив на плечах плащ, поднялась, отряхиваясь от снега. Да подумала о том, что в следующий раз кругом надо будет подстелить еловый лапник.
Следующий раз… Неужели она думает снова отправиться в другие миры?
Вернулась Илька домой той же ночью. Укко уже спал, когда они с Ахто пришли в город. Несмотря на нарастающий звон в голове, Илька быстро управилась со всеми делами. Йелевеки, как выяснилось, совершенно ничего не помнила: ни как в неё вселилась Вамматар, ни как она общалась с девушкой. Старуха оказалась живучей и на удивление быстро пришла в себя.
Как и предрекала Вамматар, много кто из раненых погиб той ночью. Ильке лишь оставалось утешать себя, что она, маленькая нойта, как её прозвало пришлое племя, куда слабее всемогущей Смерти. Шёпот её тише зова, что слышат умирающие, стоя на жухлой траве перед тёмной рекой Туонелы.
Слишком много смертей. Слишком много…
Уходя, люди оставляли в душе Ильки дыры, которые она пока не знала, как зарастить.
Хирви зачем-то вызвался ей помогать. Может, он чувствовал вину перед ней? Как бы то ни было, у него хотя бы были силы на то, чтобы переворачивать огромных мужчин. Нога его заживала хорошо, но Илька всё равно ругалась, на что Хирви только усмехался.
Мать спала и видела, верно, который сон, когда Илька вернулась, притащив с собой украденное с общего стола мясо. Грима так обрадовалась угощению, что не стала ворчать на то, что дочь разбудила её. Проглотив здоровый кусок баранины почти не жуя, она снова уснула крепче и счастливее прежнего.
Парень же за эту ночь стал бледнее и хуже. Илька осторожно коснулась подушечек его пальцев, под ногтями которых расползалась чернота. Тронула потемневшие кончики ушей, спрятанные под свалявшимися и частью вырванными волосами. Плоть медленно умирала, несмотря на то что в запасе было ещё семь дней. Илька опустилась на лавку рядом, привалившись спиной к стене.
В закрытом кузовке неожиданно закопошилась ожившая птица. Илька вздрогнула от этого шума и тут же вспомнила слова Эйно.
Нужно убить птицу.
Но вдруг и здесь Эйно ошибся? Вот если бы Вамматар подсказала… Раз сказала про птицу тогда в Ве, то наверняка она что-то да знает.
Ильке стало жутко от этой догадки. С каких это пор она решила, что просить совета у проклятой девы – хорошая мысль?
Что же. Стоит хотя бы попытаться сделать так, как подсказал Эйно…
Илька отбросила с груди парня одеяла и осмотрела рану. В полумраке она всё ещё влажно блестела окровавленными краями, разорванными стрелой. Рана была сквозная, а торчащий у позвоночника наконечник воины, верно, забрали, обломав. Но и без наконечника Илька легко догадалась, что его остриё было широким, расходящимся.
– Это тебе не тонкие охотничьи стрелки из костей, – пробормотала Илька, несмело трогая кожу вокруг и надавливая. Кровь больше не шла. Наверное, её не осталось в этом тонком теле, а обломок стрелы так и вовсе закрывал рану.
Хорошенько подумав, Илька поставила лучину рядышком с лавкой на перевёрнутое ведро, начисто вымыла руки оставшейся после готовки гретой водой. Достала из-за пояса кузнечные щипцы, какие тайком унесла из дома хольдов, обещая самой себе их вернуть. Она видела, как кто-то из мужчин вытаскивал ими из руки обломок стрелы, и решила, что они ей точно пригодятся. Теперь такая работёнка предстояла и ей. Илька уже валилась с ног от усталости, но ей хотелось покончить с просьбой Вамматар как можно скорее.
Девушка ухватилась щипцами за торчащий кусок стрелы, опёрлась левой рукой о голову юноши и потянула древко на себя. Обломок сидел наискось и поддавался плохо, точно угодил не просто в плоть, но застрял меж костей. Илька сморщилась, лишь подумала об этом. Илька потянула ещё раз, стиснув от натуги зубы, и стрела наконец-то поддалась. Тёмная, застоявшаяся кровь хлынула из раны, и девушка тут же попыталась заткнуть её тканью.
Смыв с пальцев кровь, она вытащила из кузовка птицу, и ожившая галка тут же вылетела из её рук, шумно размахивая здоровым крылом. Птица воскликнула почти человеческим голосом, точно говорила что-то. Девушка набросила на галку свой платок и тут же снова схватила птицу. Та истошно завопила, задёргалась, пытаясь изловчиться и освободиться.
Проснулась Грима и, ещё не разлепив глаз, гаркнула:
– А ну заткни эту птицу!
Илька раздражённо заворчала. Проснулась и Блоха и теперь с интересом рассматривала хозяйку, пытающуюся завернуть птицу в платок. Галка кричала так, что закладывало уши.
– Да что тут творится?! – воскликнула Грима, подняв голову.
Тем временем Илька ухватилась за птичью шею и дёрнула изо всех сил, сворачивая. Галка тут же обмякла, и девушка отбросила птицу на пол подальше от себя. В предсмертном крике её мерещились человеческие
