Дом из пепла и стекла - Силла Уэбб

тебя, и, надо сказать, чертовски легко. Ты стала мокрой, я стал твёрдым, и в этом нет никакого преступления. Хочешь связать меня и заняться мной? Давай.

Я внимательно за ним наблюдаю.

— Ты позволишь мне связать тебя?

— Если ты захочешь.

Эта мысль имеет определённую привлекательность. Вся эта сила сдерживается, но на самом деле это не так, потому что я понимаю с ослепительной, ледяной ясностью, что не хочу, чтобы он сдерживался. Я хочу, чтобы его власть была надо мной, подо мной, во мне.

Его размеры, его сила и да, сила его личности — всё это возбуждает меня, и подайте на меня в суд, если это означает, что у меня что-то не в порядке с головой.

Он наблюдает за мной так же пристально, как и я за ним. Воздух в комнате замер в ожидании, когда мы поймём друг друга.

Его пальцы сжимают мой подбородок.

— Не думаю, что ты хочешь связать меня, не так ли? На самом деле, Синдерс, я думаю, тебе нравится, что я садист, который делает с тобой плохие вещи, потому что тогда тебе не нужно признаваться даже самой себе в глубине души, как сильно ты меня хочешь. Я заставляю тебя это делать, не так ли? Я подкупаю тебя. Принуждаю тебя. В результате ты остаёшься чистенькой и всё ещё хорошей девочкой, которой ты всегда себя считала. Милой девочкой.

Он наклоняется ближе и лижет сбоку моё горло, оставляя стон на моей коже.

— Может быть, ты девушка, у которой по венам течёт кровь ведьмы. Девушка, которая в глубине души хочет быть, как её предок, которая любила пирата. Может быть, у женщин в твоей родословной есть свои пороки.

Я вздыхаю напротив него. Мои соски такие твёрдые, что болят, и мой клитор ноет от желания.

— Ты хочешь меня и мои тёмные соблазны, но не хочешь признавать это. Так что позволь мне отнять у тебя эту борьбу. Как насчёт того, чтобы с этого момента заставить тебя?

Дыхание сбивается, и я так возбуждена, что ноги дрожат.

— Заставить меня?

— Да, tesoro, — его голос стал хриплым.

— Заставить меня как?

— Заставить. Тебя.

Я едва могу дышать. Моё сердце бьётся слишком сильно. Я в ужасе, потому что то, что он говорит, кажется таким правильным. Я чувствую себя так, словно вернулась домой, в какое-то мрачное, развратное, прекрасное место, где я всегда была своей, но никогда не знала об этом.

— Я не знаю… — говорю я. Мой голос дрожит. Я имею в виду, что это действительно опасная игра. Что, если мне действительно понадобится, чтобы ты остановился?

Он задумчиво смотрит в окно, а затем снова притягивает меня к себе.

— Какие растения ты пытаешься выращивать? Те, которые не цветут долго?

— Орхидеи? — потерянно отвечаю я.

— Да, эти. Используй это слово. Если ты хочешь что-то прекратить, скажи «орхидея». Кроме этого, за этой дверью — я, блядь, главный.

Его глаза удерживают мой взгляд маяком желания и потребности, и я уверена, что мои глаза отражают это в ответ.

Позади меня комод, и без предупреждения Нико поворачивает меня и толкает на него.

Воздух покидает мои лёгкие с удивлённым «ооооох».

Он грубо стягивает с меня джинсы и оттягивает трусики в сторону, а его пальцы погружаются в мои мокрые складки.

— Я чист, — говорит он. Его слова не сразу доходят до меня.

— Я на таблетках, — признаюсь я. Я не говорила ему об этом раньше, потому что знала: как только он узнает, он захочет взять меня незащищённым, а я боялась стереть этот барьер между нами. Теперь не осталось никаких барьеров. Только тот, вокруг которого я установила колючую проволоку. Тот, что у моего сердца. Я не могу позволить этому мужчине перешагнуть через него, иначе мне конец.

Он — мой тёмный заклятый враг и моя спасительная милость, всё в одном. Бог знает, кто я для него. Его Синдерс, но, возможно, также его принцесса, его милая, как он ласково мурлычет мне.

— Я собираюсь трахнуть тебя без защиты. Я собираюсь кончить глубоко внутри тебя. Потом ты наденешь свои трусики, не моясь, и будешь чувствовать меня в себе весь день.

Всевышний. Я стону, моя щека горит там, где прижимается к дереву.

Он вторгается в меня без предупреждения, и я вскрикиваю. Он такой большой и толстый. Он не продвигается дальше, а остаётся неподвижным, позволяя мне привыкнуть. Его пальцы находят мой клитор, и он мастерски играет с ним, кусая меня за шею, за ухо, и целуя в щеку. Одна щека усеяна мягкими поцелуями, а вторая — прижимается к потёртому дереву.

— Ты чертовски сводишь меня с ума, — рычит он, толкаясь в меня. — Я никогда такого не чувствовал. Сколько бы я тебя ни имел, это не сдерживает мою тягу — я хочу тебя ещё больше.

— У меня то же самое, — признаюсь я.

— Ты — наркотик. Зависимость, — он проникает глубоко, и мои пальцы сжимают дерево.

Удовольствие от того, что он берёт меня вот так, что у меня нет права голоса, а есть только одно слово, чтобы заставить его остановиться, если я действительно этого захочу, и никаких других возможностей — пьянящее и дурманящее. Он трахает меня так сильно, что комод бьётся о стену у окна. Если под нами кто-то есть, он точно знает, что происходит.

Нико посасывает мою шею и добавляет немного зубов. Это должно оставить след. Нас может услышать кто-либо. Все увидят этот след. Я буду вся пахнуть им. Запахом секса. Его сперма будет капать в мои трусики весь день.

Я кончаю.

Это застаёт меня врасплох и заставляет кричать. Нихрена себе.

Я кончаю так сильно, что это больно.

Я упираюсь ядром в дерево, задерживая его руку в погоне за каждой унцией удовольствия, и когда я чувствую, как он вливает в меня горячие струи, кончаю снова.

— Ебать, — выкрикивает он перед тем, как сказать ещё что-то на итальянском. Это звучит грубо, как ряд проклятий.

Он наваливается на меня, тяжело дыша.

— Ебать, — говорит он снова, более мягко. — Я думаю, что ты действительно ведьма, Синдерс.

Он выходит из меня, оставляя пустоту и боль. Он натягивает на меня трусики и поднимает джинсы.

Я застёгиваю их дрожащими пальцами. Я не могу смотреть на него. Что, чёрт возьми, мы делаем?

Он поворачивает меня и удивляет, впиваясь в меня глубоким, горячим поцелуем. Он так много говорит в этом поцелуе, и я отвечаю ему взаимностью.

Это как симфония чувств, завёрнутых в бессловесные вкусы, гул и стоны,