Кони - Сергей Александрович Высоцкий

— «Подпольная пресса действует, — раздражаясь, продолжал читать Александр, — ругает царя, сердечную, бедную царицу, грозит ей за голову суки Перовской… Все расшаталось, все колеблется, печать мутит и без того мутную воду…» Это у них самих мозги расшатались! — вспылил Александр. — Так мы их вправим! Вправим. — Он сжал письмо в кулаке и тут же бросил, словно ожегся. — Тоже анонимное?

Победоносцев кивнул и пододвинул царю всю пачку.

— Остальные с подписями…

— Читать нет времени. Смею думать, что народ мой поддержит своего императора в трудный час…

— Да, ваше величество. Россия была и будет самодержавной.

— А Михаил Тариэлович вас сильно не любит, — неожиданно сказал Александр. — Заботится только о личном преобладании, ссорит людей, занимается интригами — а вы ему мешаете…

Константин Петрович слегка пожал плечами.

— Только он просчитается. Я верю вам, а не ему.

— Спасибо, ваше величество, — голос Победоносцева дрогнул. — Я служу вам и России.

— А Кони, такой ли он способный, как о нем говорят? Может быть, вся его слава — выдумка либеральных газет? Дым?

— Без шелкоперов здесь не обошлось, — подтвердил Победоносцев. — Да и сам господин Кони не без честолюбия. Падок до славы. Способностей изрядных, но либерал. Помните его «Записку» о злоупотреблениях власти?

Александр кивнул.

— Изрядно талантлив и потому — опасен. — Он сжал тонкие губы и осуждающее покачал головой. — Я его заприметил еще в университете, среди своих студентов…

— Константин Петрович! — Александр хитро посмотрел на Победоносцева и рассмеялся. Хлопнул руками по подлокотнику кресла. — Константин Петрович! Что же это получается? Вы, оказывается, преподаете одновременно и будущему императору, и либералу Кони?! — Лицо императора наконец-то утратило свою угрюмость, разгладилось, и глаза повеселели. — Мне, конечно, лестно, что питомцы ваши так способны к наукам, но занятно, право, занятно…

Победоносцев тоже заулыбался.

— А если поискать, может, и нигилист среди ваших учеников найдется?

— Пути господни неисповедимы, — сказал Константин Петрович, и Александр вдруг оборвал смешок и нахмурился.

— Да, неисповедимы. В кабинете папа нашли завещание. — Он открыл ящик стола, достал большой конверт с императорским вензелем, вынул два листа бумаги, протянул Победоносцеву.

Константин Петрович быстро пробежал глазами первый. Это был акт о женитьбе шестого июля прошлого года Александра II на Екатерине Михайловне Долгорукой, подписанный генерал-адъютантами Адлербергом, Трофимовым и Рылеевым. Обо всем этом Победоносцев узнал на следующий день после свершения таинства брака от протоиерея Большого собора Зимнего дворца Никольского.

На другом листе было завещание:

«Ливадия 9/21 ноября 1880 г.

Любезный Саша.

В случае моей смерти поручаю тебе жену мою и детей наших… Дружба, которую ты не переставал оказывать, с первого дня твоего знакомства с ними, и которая была для нас истинною отрадой, служит для меня лучшим ручательством, что ты их не оставишь и будешь их покровителем и добрым советником. — «Как бы не так… — внутренне усмехнулся Победоносцев. — «Любезный Саша», не без его влияния с осуждением относился к этой связи и жалел мать, а княгиню Юрьевскую ненавидел.

Он дочитал завещание до конца и молча, не поднимая глаз, положил на стол.

— Что вы скажете об этом, Константин Петрович? — спросил Александр.

— Это очень личный документ, государь, — тихо ответил Победоносцев. — Между вашим отцом и вами никто не должен стоять. Только бог.

Александр молча вложил листочки и пакет, убрал его в стол. Сказал будничным голосом:

— Теперь о делах насущных. Я сказал дяде Константину Николаевичу, что ему лучше всего уехать из Петербурга. Пусть занимается цветочками в своей Ореанде. А Государственный совет я поручу великому князю Михаилу Николаевичу…

Победоносцев согласно склонил голову. Сказал:

— Да, государь, здесь тоже требуется твердая рука. Упадок нравов коснулся и совета. Под крылом у Егора Абрамовича Перетца засели щелкоперы. В Государственном совете невозможно сказать задушевного искреннего слова. Сразу шу-шу, сразу в печать…

— А как вам граф Николай Павлович[28]? — никак не среагировав на выпад Победоносцева, спросил Александр.

— Я имел счастье докладывать вам, ваше величество, о графе Игнатьеве у меня самое лестное мнение…

— Не ошибемся? Уже то хорошо, что он коренной русак…

…Они обсуждали государственные дела довольно долго. В час Александр поднялся:

— Позавтракаете с нами? Мария Федоровна будет рада.

За завтраком государь был весел, шутил с императрицей.

— А знаешь, Маша, Константин Петрович не только великих князей воспитывает. Один из его учеников — небезызвестный тебе Анатолий Кони.

— Константин Петрович умеет выбрать себе талантливых учеников, — улыбнулась Мария Федоровна.

Александр просиял. Сказал шутливо:

— Он же либерал, Маша. Оправдал Засулич.

— Мне рассказывали, что Кони очень любил твоего папу…

Александр посмотрел на Победоносцева. Ждал от него подтверждения. Но Константин Петрович промолчал. Он вспомнил вдруг пущенную в свете злую шутку о «гатчинских узниках» и подумал о том, что супругам здесь живется спокойнее. Вон императрица так и светится вся и смотрит на своего Сашу чуть ли не с обожанием. Мелькнула мысль: «Почаще бы надо навещать их, Гатчина — не суетная столица, здесь все располагает к доверительности, к откровенному разговору. Но уж больно далеко! И не поедешь без вызова, а бумаге не все доверять можно…»

Какая, казалось бы, простая и мудрая мысль, но прошли годы, и когда-то обостренное чувство осторожности изменило Победоносцеву. На троне уже царствовал его очередной воспитанник — Николай II, и Константин Петрович согрешил, написал одному из своих корреспондентов о том, что новый государь не оправдал его надежд. Корреспондент Победоносцева умер, письмо показали царю… Но все это еще впереди. Пока же Константин Петрович набирал силу. Современники отмечают, что после воцарения Александра III у него появились «некоторая важность и чувство собственного значения». Еще бы, император так часто совещается с ним.

…— Константин Петрович, — нарушил молчание государь, — граф Николай Павлович советует воспользоваться услугами Каткова. Я согласился с ним — Михаил Никифорович может помочь в подготовке «Манифеста»…

— Разделяю ваше мнение, государь. — Победоносцев с удовольствием положил в рот птифур с шоколадным грибком. Запил крепчайшим душистым чаем. Его впалые щеки чуть порозовели, в узких стеклах очков блеснул зайчик несмелого петербургского солнца.

Александр, глядя на своего бывшего учителя, подумал: