Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

просто под личиной. В зеркальном отражении, понимаете? У синьора вот тут шрам, – она провела по своей правой щеке от мочки уха к углу рта, и Полина вспомнила, что и в самом деле видела у Фаббри белый, почти незаметный шрам. – А у того, кого я видела перед тем, как потерять сознание, шрам был слева.

– Вот то-то! Благодарю, синьора!

Гранд-майор дёрнул углом рта и сел.

Джан-Марко вновь взял в свои руки управление этим «оркестром».

– Благодарю вас, сестра Франческа. Синьор Крогенфельд, спасибо, ваши показания зафиксированы. Давайте попробуем разобраться в последней сцене. Почтенная аббатиса поручает Лауре Крогенфельд, магу высокого уровня, испортить монастырское вино так, чтобы банкротство монастыря стало неизбежным. Сестра Элена, вам слово. Что нужно было сделать с вином?

Встала монахиня, с которой Полина и леди Камилла столь безуспешно пытались встретиться. Небольшого роста, худая, выглядящая старше своих сорока трёх, с совершенно потухшим лицом, сестра Элена производила впечатление человека, потерявшего навсегда что-то очень дорогое, почти бесценное. Сухие губы шевельнулись, но ни единого звука из них не вылетело.

Аббатиса сидела в своём кресле совершенно прямо, не шевелясь, словно и не о ней только что шла речь. Полина снова подумала, что Джан-Марко каким-то способом её обездвижил. Или это задетая гордость даёт ей силы держать лицо?

– Подождите минуточку! – сестра Франческа вскочила, рысцой пробежала к столику, на котором стояли графины с вином и водой, не заморачиваясь эстетикой, налила полстакана красного вина и вернулась назад. – Пей! Пей-пей, говорить легче будет.

Глоток, другой, и сестра Элена отодвинула стакан.

– Спасибо! – вот теперь голос был чётким и хорошо слышным, Полина поверила, что эта женщина могла защитить диссертацию пред весьма неблагожелательной аудиторией, как шепнул ей старый друг Сальваторе. – Ответить на ваш вопрос совсем несложно. В бочки была внесена так называемая «пробковая болезнь». Пробковая болезнь вина – это дефект, вызванный веществом трихлоранизолом, которое образуется из-за жизнедеятельности плесневых грибков на коре пробкового дуба или других деревянных поверхностях. Это вещество придает вину неприятный запах затхлости, плесени, мокрого картона или подвала, а также приглушает его естественные ароматы. Хотя трихлоранизол не вреден для здоровья, он делает вино непригодным для употребления и испорченным, – сестра Элена говорила размеренно, словно читала лекцию перед небольшой аудиторией.

– В бочках? – спросил старший Обелерио.

«Он же винодел. Фалернское, да… Ему это должно быть весьма интересно», – подумала Полина.

– Внутренняя поверхность бочек при магическом воздействии поражается практически сразу.

– А бутылки, надо полагать, заражаются через пробку? – продолжал спрашивать Обелерио.

– Да.

– А как защититься? Магически ведь нельзя, вино не любит магию.

– Синьор Обелерио, позвольте вас прервать, – Джан-Марко улыбнулся дружески. – Думаю, когда мы закончим, сестра Элена не откажется дать вам консультацию. Так ведь, сестра?

– Разумеется. Итак, в бочки и бутылки с ««Фиоре дель Эуганее» была внесена «пробковая болезнь», и её развитие магически усилили, ускорили. Фактически, уже через два часа вино стало непригодным ни для чего, даже стены красить им бы не стали. Аббатиса сообщила мне об этой беде сразу, как только я вернулась из поездки. Я бросилась проверять, – она глубоко вздохнула, отгоняя подступившие слёзы. – Всё было испорчено. Годы работы… Мне стало плохо, впервые в жизни, и в себя я пришла только на следующий день. Наша целительница сказала, что у меня был сердечный приступ и мне следует лежать, не вставая, пока приживётся…– Элена махнула рукой. – Не знаю, что-то там, что она сделала. И я лежала. Собственно, вот всё, что я могу сказать.

– Благодарю вас, сестра Элена, – Джан-Марко склонил голову. – Вы ведь не откажетесь проконсультировать синьора Обелерио касательно этой проблемы.

– Разумеется, – щёки монахини чуть порозовели, но она повернулась и посмотрела тому прямо в глаза. – Не откажусь.

Джан-Марко же сошёл со сцены и подошёл к аббатисе.

– Ну вот, мать Октавия, теперь вам слово. Вы желали разорения монастыря, которым управляли. Почему? Что вас ждало в жизни вне стен обители? Чья выгода вас так интересовала? Говорите, прошу вас!

– Значит, всё-таки заклинание, – Полина только сейчас заметила, что вцепилась в руку леди Камиллы, словно в последнюю твёрдую опору; обнаружив это, она осторожно, по одному разогнула пальцы и виновато улыбнулась. – Простите.

– Заклинание, конечно, иначе она бы и слова не дала сказать, – Камилла говорила тихо, но совершенно разборчиво. – Давайте посмотрим, на кого же она укажет.

– Кажется, я знаю…

– Я тоже, но это не равно протоколу допроса, пусть и такого необычного.

Тем временем мать Октавия повела плечами, словно проверяя возможность двигаться, и встала. Стянула с головы белый плат, знак монашеских обетов, и, не глядя, швырнула его в монсиньора Гвискарди.

– Да, я желала разорения монастыря, – её звучный голос отразился от стен и заглох в том самом углу, к которому присматривалась Полина с самого начала вечера. – Да, я хотела сложить с себя монашеские обеты и уйти в мир, – она раскинула руки, словно обнимая этот самый мир. – Да, я мечтала и мечтаю жить нормальной жизнью нормальной женщины! Я хочу выйти замуж и иметь свой собственный дом! И я сделала всё, чтобы ускорить это банкротство. Довольно вам?

– Ну конечно, нет, – ответил Джан-Марко. – Кто убил Лауру Крогенфельд? И кто ждал банкротства, чтобы получить монастырские земли? Вы рассчитывали, что он на вас женится, да, Джиролама? – женщина продолжала молчать, и Джан-Марко покачал головой. – Оказывается, он ещё и трус? Клаудио Кандиано, я говорю о вас!

Молодой красавец, замеченный Полиной ещё в самом начале вечера, лениво шевельнулся в своём кресле.

– В самом деле? Как я должен был понять, что речь обо мне?

– Я назвал вас трусом, потому что вы не сказали ни слова в защиту женщины, совершившей ради вас несколько преступлений.

– Во-первых, я эту женщину не знаю. И если она совершила преступления, то какое я имею к этому отношение? – пожал плечами Клаудио Кандиано. – Что касается брака… У меня есть невеста, Джулиана Корнаро. Вот возьму монастырские земли под управление, и сыграем свадьбу. Что же до ваших слов о моей якобы трусости… всем известна вражда между нашими семьями, так что оскорбления меня не удивляют. Не беспокойтесь, отвечу асимметрично.

– Ответите, – усмехнулся Джан-Марко. – Но очень нескоро. На теле убитой Лауры Крогенфельд обнаружены ваши аурные следы, это зафиксировано официально. Кроме того, у неё в потайном кармане мы нашли тот самый амулет изменения внешности, о котором говорил чуть раньше Вильгельм Крогенфельд. Если сейчас я этот амулет активирую, как вы думаете, на кого он окажется настроен?

– Вот и всё, – выдохнула леди Камилла. – Представление закончено, сейчас исполнители выйдут на поклоны.

Один из помощников Джан-Марко принёс шкатулку, достал оттуда