Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

разработок. Эта мадам тоже не представилась монахиней – обычная женщина, хорошо одетая, не из высшего света, но верхний средний класс. При других обстоятельствах я предположил бы, что она… ну, скажем, жена директора банка. Обговорили заказ, оплату, даты и расстались. Нам нужно было закончить одно дело, поэтому начать мы готовы были через две недели, в двадцатых числах марта. Приехали сюда, поселились… а работы-то и нет. Мадам прислала магвестник, мол, ждите, мы и стали ждать.

Он замолчал, посмотрел на Джан-Марко и сказал:

– Знаете, в горле пересохло, нельзя ли попросить вина? Хорошего белого, достаточно охлаждённого… И, с вашего позволения, я сяду, что-то колени стали подводить… – Крогенфельд вёл себя так, словно разговаривает с Джон-Марко один на один, словно нет никакого зала, свидетелей, сцены. – Благодарю вас!

Он взял с подноса бокал вина, выпил его до дня, одним длинным глотком, и выдохнул.

– Продолжайте, прошу вас, синьор Крогенфельд. Расскажите о неаполитанских знакомствах.

– Мы заскучали, – просто ответил Крогенфельд. – А моей жене нельзя давать было давать скучать, она начинает делать… не то, чтобы глупости, но лишнее. Здесь я попросту не успел, отвлёкся на фрески, а она уже познакомилась с этим мальчиком, Джакомо, и разговорилась о рукописях. Сперва у неё была мысль попросту заглянуть в архив этого семейства, но я её отговорил.

– Почему?

– Знаете, – ответил Крогенфельд с доверительной интонацией, – в семейных архивах, конечно, бывают сокровища, которые принесут хороший куш. Но с тем же успехом там можно напороться на гримуар какой-нибудь троюродной прабабушки, который тебе руку откусит, если тронешь нечаянно. Поэтому я на такие дела почти никогда не соглашаюсь, и жене не разрешаю.

Он говорил о жене, словно о живой, и у Полины каждый раз по спине пробегали ледяные мурашки.

– Так чем же заинтересовал вас Джакомо?

– Мы встречались раза три или четыре, мне нужно было найти сведения об одном старом артефакте, и в этом самом «Клуатре» вроде бы была рукопись, где описываются его свойства.

– Нашли рукопись? – выкрикнул вдруг кто-то из зала.

Крогенфельд нашёл глазами кричавшего, посмотрел и отвёл взгляд с лицом таким незаинтересованным, что Полина насторожилась. В свою очередь присмотрелась к незнакомцу и запомнила хорошенько его профиль, видимый с её кресла, уши, причёску, одежду…

– Нет, не нашёл, увы. А Джакомо… на одну из встреч он пришёл с горящими глазами и рассказал о долговых письмах и планах семьи, которые при нём как раз и обсуждали. Он же свой, член семьи, чего стесняться?

Синьор Обелерио, хорошо видный с места Полины, досадливо крякнул.

– Мальчик не виноват ни в чём, – сказал он громко. – Это мне следовало поставить щиты, но кто ж такое делает в своём доме?

– Впредь помните, синьор Обелерио, – негромко произнёс архиепископ, и голом его прямо-таки тёк мёдом. – Впредь не забывайте.

– Не забуду, монсиньор, – уронил в ответ Обелерио.

Отчего-то Полине показалось, что в этих трёх фразах прозвучало куда больше, чем было сказано, были там и угроза, и намёк, и обещание, и поддержка…

– Я могу продолжать? – осведомился Крогенфельд.

– Прошу вас, – кивнул Джан-Марко.

– Благодарю. Тем более, что мы, как бы сказать, перевалили за половину. Так вот, мы с женой обсудили текст этого письма, и решили, что можно попробовать. Разумеется, дом в Венеции нам ни к чему, но почти триста тысяч дукатов, которые к нему прилагаются – это отличная сумма. И Джакомо отправился в Венецию.

– Вы его убедили или применили ментальное воздействие?

– Убедить его было довольно легко, – Крогенфельд досадливо поморщился. – Но уже по дороге, в поезде, он стал сомневаться. И Лаура воспользовалась ментальным амулетом. Кто ж знал, что на вывернутые мозги ментал подействует, словно отрава?

Зал зашумел.

– Ты, с-скотина! – один из сыновей Обелерио вскочил, сжимая кулаки; его братья встали рядом. – Нашёл себе противника по силам?

Крогенфельд осклабился:

– А что, ваше патрицианское величие позволяет бить связанного, лишённого магии старика? Ну давайте, никто не скажет, что венецианские нобили бесчестны!

– Сидеть! – голос Джан-Марко прозвучал негромко, но как-то так убедительно, что все замолчали.

Братья Обелерио вернулась на свои места, ворча, словно потревоженные медведи.

Крогенфельд снова сел, угрюмо потирая запястья; только сейчас Полина разглядела на них орихалковые браслеты и вспомнила слова Джан-Марко – у Лауры был очень высокий резерв, больше ста единиц по шкале Бен-Бецалеля, у её мужа немногим ниже.

– Продолжайте, Крогенфельд, – приказал Джан-Марко.

– А что, синьором уже не называете? Да всё почти, продолжать нечего. Мальчишка впал в какое-то странное состояние, бормотал о грядущем величии рода, засыпал всё время. Мы отвели его в закрытый отель, не к себе же вести. А так рядом и вроде как под присмотром. Если не оклемается, думали…

– Убить? – резко спросил старший Обелерио.

– Мы не убиваем, – гордо ответил Крогенфельд. – Мы работаем бескровно и с максимальной эффективностью. А мальчика мы собирались отправить назад, в Неаполь, но тут началось…

– Поподробнее, пожалуйста.

– Мы поехали в монастырь на экскурсию. Ну, и для того, чтобы предупредить мадам аббатису, что прошёл месяц, поле деятельности не расчищено, мы готовы расторгнуть контракт. Предоплата не возвращается, разумеется. Мадам пришла в ужас, стала клясться, что вот-вот статуэтка должна вернуться на своё место. Предложила Лауре остаться на пару дней в монастыре и осмотреться. Мы так и сделали: Лаура осталась, а я съехал из отеля и остановился неподалеку в частном доме. Это нормальная практика, – пояснил он снисходительно. – Ещё до начала работы мы снимаем где-то рядом с базой квартиру или дом. Разумеется, на другое имя и под личиной. Ещё через день или два аббатиса вызвала меня в монастырь и сказала нам с женой, что статуэтку не вернут, поэтому от нас требуются другие действия. И началась эта глупая возня с порчей вина! – он поморщился. – Разумеется, подготовлено ничего не было, всё сделано совершенно по-дилетантски. Меня там не было, имейте в виду! Я отказался принимать участие в цирковом представлении, всем занимались аббатиса и Лаура. О произошедшем я знаю лишь потому, что… когда Лаура умерла, я это почувствовал, вот и всё.

– Постойте, но как же! – с места вскочила Франческа. – Я же там была, я видела сперва своё лицо, а потом – этого синьора в мундире! – развернувшись, она ткнула пальцем в гланд-майора Фаббри.

Тот встал. Глаза его метали молнии.

– Меня? – взревел Фаббри. – Меня? Глупая женщина!

– Постойте… – Франческа, нимало не испугавшись, сделала шаг к нему. – Что-то было не так…

Она протянула руку, словно слепая, и провела по правой щеке гранд-майора, задержала пальцы на чём-то невидимом для Полины и повернулась к Джан-Марко.

– Это был кто-то другой,