Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

Академии наук» (Отделение общественных наук), однако в действительности это была новая и не зависимая от первой статья. М. К. пытается выяснить общественную позицию Веселовского в 1860‑е гг., рассказать о его взаимоотношениях с современниками (Грановским, Добролюбовым, Пыпиным, Тихонравовым), выявить его идейные истоки, очертить историю его формирования как ученого и определить его место в русской науке.

Любопытно, что о советской фольклористике в этой статье, вопреки ее заголовку, не сказано ни слова. Правда, в конце указано: «Окончание следует». Видимо, М. К. намеревался рассмотреть эту тему во второй части. Однако окончания не появилось.

Во всех названных статьях М. К. виден его основной замысел: предложить новое понимание Веселовского, противоположное тому, что сложилось за предшествующие десятилетия, «пересмотреть» Веселовского, «реформировать» его образ. Эта мысль акцентируется в каждой статье: «Старое литературоведение не сумело осмыслить и внутреннего единства всех работ Веселовского»[57]; «Ученики Веселовского не смогли принять его наследства; они не смогли его принять и осилить, как не справилась с ним и вся буржуазная наука в целом»[58].

Что привлекало М. К. в Веселовском? Безусловно, то, что ученый рассматривал литературу и искусство в неразрывной связи с общественной и народной жизнью. Именно это было главным для М. К., сближавшего Веселовского с «революционными демократами» и тем направлением русской фольклористики, которое он пытался определить и обосновать в своих статьях о Добролюбове. В этом он видел значение Веселовского как русского ученого. «…Ибо лежащая в основе всех построений Веселовского мысль о народных корнях искусства теснейшим образом связана с основными тенденциями русской науки…»[59]

Признание народного начала как основной творческой силы исторического процесса определяло взгляды Веселовского и, анализируя его труды, М. К. постоянно напоминает об этом и требует пересмотра оценки Веселовского как последователя Теодора Бенфея, создателя «теории заимствования», потому что, в отличие от немецкого ученого, Веселовский неизменно выдвигал «примат народной идеи»[60]. Говоря о вступительной речи Веселовского в Петербургском университете (5 октября 1870 г.), М. К. отмечает: «Критерием всех его суждений и оценок в этой работе является принцип народности, во главу угла ставится проблема народного самосознания»[61]. Подробно останавливаясь в обеих своих публикациях (1938 и 1941) на первой книге Веселовского «Вилла Альберти» (1870), М. К. раскрывает ее сокровенный смысл: «Апология народного начала в истории»[62]. Пафос этой книги, по словам М. К., «в установлении народных начал основой литературного развития»[63].

Другая отличительная черта Веселовского как ученого – строгая историчность (как известно, его научный метод получил в истории науки название сравнительно-исторического). Этот подход был созвучен М. К., и потому он оценивал «Историческую поэтику» Веселовского как «самое грандиозное явление старой филологической науки»[64].

Итоговая статья М. К. о Веселовском, опубликованная в седьмом выпуске «Советского фольклора», нашла внимательного и осведомленного читателя в лице А. М. Евлахова (1880–1960), историка литературы, критика и литератора, ученика А. Н. Веселовского, близкого к его семье. Ознакомившись со статьей М. К., Евлахов написал ему 15 июня 1941 г.:

Вы совершенно правы в том, что Веселовский в русский науке «одинок» и что причины этого «одиночества» в необъятной глубине и широте его научных замыслов[65]. Я всегда думал, что для изучения и понимания всего того, что им написано, потребуется работа целых поколений. Можно не преувеличивая сказать, что в русской науке о литературе он занимает то же место, что Пушкин в самой литературе.

Вы правы и в том, что все работы Веселовского, по существу, представляют одно органическое целое.

Наконец, Вы глубоко правы и в вопросе об общественных установках в миросозерцании Веселовского, определивших и содержание, и направление его работ (60–60: 1–1 об.)[66].

Шестнадцатый том завершил пятую серию «Собрания сочинений» Веселовского, посвященную трудам по мифологии и фольклору. Далее, по замыслу инициаторов издания, намечалась серия, посвященная русскому былевому эпосу. Первый том шестой серии должно было занять обширное исследование «Южно-русские былины», состоящее из двух частей и впервые напечатанное в 1881 и 1884 гг. Этот (17‑й по общему счету) том «Собрания сочинений» готовил к печати М. К.; в работе участвовали также М. П. Алексеев и Г. С. Виноградов.

В редакционной преамбуле отмечалось, что публикуемый том не является перепечаткой первого издания. Текст «Южно-русских былин» был выверен по авторскому экземпляру с учетом дополнений, а также карандашных и чернильных поправок, которые в течение многих лет вносил в него автор. Заново были проверены ссылки, русские и иноязычные цитаты, исправлены опечатки[67].

М. К. написал к этому тому предисловие, заключительные слова которого отражают общее восприятие Веселовского, характерное для конца 1930‑х гг.; в них подчеркнута связь национального и международного, «особенного» и «общего», «своего» и «чужого»:

Назначение книги – не в отдельных конкретных анализах и выводах; ее значение – в основной тенденции исследования. Веселовский умел отчетливо вскрыть интернациональные связи русского героического и былевого эпоса и его интернациональное значение. Вместе с тем, в отличие от многих компаративистов, Веселовский за международными связями и отношениями не забывает национального характера и национального единства наших былин. Во вскрытии и установлении этого единства и международных элементов глубокий внутренний смысл «Южно-русских былин»[68].

Семнадцатый том был полностью подготовлен и сдан в производство, однако война помешала ему выйти в свет. В 1944 г., редактируя список своих опубликованных работ, М. К. указал этот том Веселовского в рубрике «Сдано в печать»[69]. Однако в первый послевоенный период издание не состоялось, а после 1947 г., когда имя Веселовского стало одиозным, вопрос о появлении этого тома и вовсе снимается с повестки.

Юбилей Веселовского в начале 1938 г. сменяется вскоре другим юбилейным торжеством, в котором довелось участвовать М. К. В Москве, Ленинграде и других городах готовится ряд мероприятий, посвященных 750-летию «Слова о полку Игореве». Этот праздник – один из заметных советских юбилеев 1930‑х гг. – проводился с размахом: издавались стихотворные и прозаические переложения «Слова», публиковались исторические и филологические исследования; журналы и газеты заполнялись статьями и заметками, акцентирующими актуальность «национального памятника» в современных условиях.

21 мая в Ленинграде в конференц-зале Академии наук открылась объединенная научная сессия, организованная Институтом литературы совместно с Ленинградским университетом и Союзом писателей СССР. В первый день сессии с докладами выступали академики А. С. Орлов, Б. Д. Греков и профессора Ю. М. Соколов и И. П. Еремин. Второе заседание состоялось 22 мая (выступали А. С. Орлов и профессора М. Д. Приселков, П. Н. Берков и др.). Третье и последнее заседание проводилось вечером 23 мая